Страница 8 из 70
В девять вечера чуть не с криком оторвал себя от стола и заставил совершить пробежку, после чего снова засел за формулы и уже не вставал до часу ночи. Решение казалось близко, и мне очень хотелось закончить работу сегодня, хотя где-то в глубине души понимал, что до завершения ещё далеко - если я вообще найду решение. (Голос желаний обычно заглушает голос разума.) Казалось, что теперь каждая клеточка моего тела жила одной-единственной целью. В какой-то момент мелькнула мысль: "Хотел бы я заниматься чем-нибудь более прогнозируемым и более осязаемым. Разумеется, не кирпичи таскать, но хотя бы разрабатывать какой-нибудь механизм или систему, которые можно видеть, осязать руками, и где - по определению объективной реальности, которая объединяет много взаимосвязанных факторов, - гораздо больше степеней свободы, а значит и шансов на успешное решение". Но в данный момент рассуждать на эту тему не имело смысла - дело зашло так далеко, что назад дороги нет и остается одно - продолжать двигаться вперёд. Хорошо бы ещё при этом знать, в какой стороне это "вперёд".
Сон был глубокий. И хотя проснулся около пяти часов утра, он всё-таки освежил, а пробежка до Желябино окончательно привела меня в рабочее состояние. Эти дни я ел мало, да и аппетита, сказать по правде, не было. Видать, организм переключился на потребление внутренних ресурсов. Тем не менее, к вечеру решил сходить в магазин, купить каких-нибудь продуктов. Погода была самая осенняя - промозглая, с налетающим то и дело мелким холодным дождём. Тяжёлые, почти чёрные облака низко нависли над землёй. "Да, такая облачность хорошо поглощает излучение", - мелькнула в голове мысль.
Магазин находился буквально за углом, так что времени я практически не потратил. Уже несколько дней я ничего не варил, и ел мало и редко, но сейчас это волновало меня меньше всего. Около девяти вечера, в темноте, оступаясь в невидимые в темноте лужи, снова пробежался до Желябино. На сей раз задержался там подольше, проведя хорошую тренировку в придорожном лесочке - подтягивался на ветках деревьев, которые находил чуть ли не на ощупь; прыгал на месте, подтягивая колени до груди, и делал другие упражнения. Надо было как-то сбить напряжение последних трёх дней, но даже интенсивная тренировка мало помогла, и я по-прежнему находился в состоянии лихорадочного возбуждения. "Ну и ладно, едем дальше", - сказал себе, снова усаживаясь за стол, когда прибежал назад в Нахабино.
В час ночи я опять диким усилием воли заставил себя прервать работу и лечь спать. Было ясно, что до конца ещё далеко, а значит и завтра надо быть "в форме", чтобы продолжить работу. За день я два раза заходил в тупик, и начинал с отправной точки, но пока неудачи не обескураживали меня. В глубине души я чувствовал, что основное направление правильное, а тупики дело житейское. Главное - не углубляться далеко по неверной дороге. Вовремя остановиться - большое дело. И пока это чувство меры меня не подводило.
Утром в воскресенье, около пяти часов утра, я бежал в темноте под холодным осенним дождём вдоль безлюдного в это время Волоколамского шоссе. Изредка мимо проезжали невидимые в темноте машины, обозначенные только светом фар, и было лишь слышно, как их шины врезаются в лужи воды на дороге. Неожиданно для себя впервые почувствовал совсем нехарактерный для меня приступ отчаяния. "Эй-эй!" - строго сказал себе, - "Ты, парень, кончай! Всё нормально. Дела двигаются! Держи напор!" Сказывалось напряжение последних дней, когда все силы были брошены на решение задачи. Увещевания помогли, и после пробежки опять засел за формулы. После обеда вспомнил, что с субботы у меня, что называется, не было крошки во рту, и попытался съесть немного хлеба и запить кефиром из прокисшего молока. Однако аппетита по-прежнему не было, и я не стал себя мучить, оставив мысль о еде. "Раз организм не хочет, ему виднее", - решил я, доверившись на этот счёт мудрости природы.
Вечернюю пробежку отменил. Решение казалось близко, я рвал и метал, понимая, что отдаю задаче последние, уже запредельные силы. Около двенадцати ночи наконец получил формулу. Подставил в неё тестовые значения, задав температуру триста градусов Кельвина, однако ответ не сошёлся. Пересчитал ещё раз - нет, не сходится. Я был уверен в правильности самого подхода, но видать сделал ошибку в алгебраических преобразованиях. Вернулся в то место, где был уверен в правильности промежуточных вычислений, и начал выводить формулу снова.
Был третий час ночи, когда я закончил вывод, подставил тестовые значения, и получил искомые триста градусов Кельвина. Бешеная радость, как кувалда, обрушилась на мой организм, истощённый четырьмя днями напряжённой умственной работы. Сильнейшие эмоции прорвались как вода из рухнувшей плотины. В следующее мгновение остатками разума я успел осознать, что если немедленно что-то не сделаю, ослабевший мозг не выдержит этой чудовищной разрушительной радости, и через несколько секунд просто сойду с ума. Я, как сидел на табуретке перед столом, боком упал на пол, постаравшись как можно больнее удариться об него, чтобы причинить сильную физическую боль, и начал как сумасшедший кататься по полу, биться об него, изрыгая из себя дикий, первобытный звериный рык и ударяясь изо всей силы о стены и немногочисленную мебель. Оставшимися крохами разума я понимал, что только сильная физическая боль может перебить это ужасное состояние сильнейшего нервного возбуждения. Думаю, не один человек проснулся в общежитии в те минуты от диких криков и ударов, когда сознание медленно возвращалось ко мне, а сумасшедшая радость постепенно ослабевала, выпуская ослабленный мозг из своих смертельных объятий.
Трудно сказать, как долго продолжался этот инициированный мною приступ. В какой-то момент я перестал кататься по полу и, свернувшись калачиком у стены, вконец обессиленный, лежал неподвижно на полу, ощущая во всём теле боль от ударов. Потом поднялся и, нетвёрдо стоя на ногах, оглядел разгромленную комнату. Табуретка была безнадёжно поломана. Её части разлетелись по разным углам. Железная кровать была сдвинута. Дверь платяного шкафа внизу, где поставили тонкую фанеру, была пробита. В дыре торчали острые фанерные щепки. "Как это я сумел так дверцу-то ударить?" - мелькнула мысль. С содранных локтей по рукам струйками стекала кровь и часто-часто капала на пол.
"Нда... Позанимался наукой. Что, нравится?" - вслух спросил себя, чтобы хоть что-то сказать. Голос был чужой и хриплый. Но в душе, при том при всём, продолжала теплиться радость. Стоило оно того? Трудно ответить с абсолютной уверенностью. По-моему, стоило. Хотя многие меня не поймут. Но себе я сам судья.
Послесловие
Формула на деле оказалась болеe важной, чем думал вначале. Фактически, одним из её следствий было открытие интересного физического эффекта, который потом использовался в разных приложениях. Я привёл её в автореферате диссертации, но на тот момент только один человек понял её значение. Остальные, по обыкновению, ничего не рассмотрели, включая официальных оппонентов. Тот один, кто осознал её важность, попытался присвоить себе авторство, но я успел опубликовать статью, которая на моё счастье попала к умному рецензенту в журнале, да и в диссертации формула была, так что авторство от меня в тот раз не уплыло. Но потом такие кражи моих открытий случались нередко. И до сих пор это воровство продолжается. А с тем человеком, который попытался присвоить результат, у меня сложились хорошие отношения. Мужик он оказался неплохой. Бывает. Как говорится, бес попутал. А я ничего, не в претензии. Главное, в итоге все нормально обошлось.
Однако потом, когда я перестал заниматься этой тематикой, всё равно авторство присвоили другие, опубликовав результат за границей, немного под другим видом, воспользовавшись развалом страны и царившим в стране беспорядком. Впрочем, как я уже сказал, они были далеко не единственные, кто присваивал мои результаты. Времена такие настали. Жизнь тогда быстро ухудшалась. Народ дичал на глазах, и все моральные устои рассыпались в труху на глазах. Мало таких, кто в такой атмосфере останется верен высоким моральным принципам. Совсем мало, оказывается. А уж как потом за границей "заимствовали" мои разработки, так просто "со свистом", и такой беспримерной наглостью, что оторопь берёт. Конечно, украсть неизмеримо легче, чем придумать. А поскольку теперь всё на деньги меряется, то соответственно и тормозов никаких. "За бабки что угодно", - ныне такая присказка в ходу. Вот так. Да-а... Народ. Но проблема в том, что без моральных устоев, без нравственности, ни одно общество не может долго существовать, и никакого прогресса, по большому счёту, не будет, какие технологии не придумывай, и хоть каждого снабди сотовым телефоном, компьютером с интернетом и прочими удобствами. И в том числе, не будет научного прогресса. Нормального научного прогресса.