Страница 16 из 61
МОРЕ
Сестре Тоне
За речкой не открыть Америк, Но ты вела меня на взгорье. — Закрой ладонью дальний берег, И ты под ней увидишь море. Виднелись села за рекою. Вдали брело за стадом стадо… Я берег закрывал рукою, И выходило все как надо. Летели годы — Речка уже, А мир все шире… Нам с тобою В метельной и буранной стуже Порой был слышен шум прибоя. Нас жизнь Носила и хлестала Пять лет — От горя и до горя, Да так, как будто суша стала Намного беспокойней моря. И, наконец, При тихом ветре, Преодолев каменьев груды, Глядели мы с высот Ай-Петри На вечное земное чудо. Ты привела меня, как прежде, К живому шуму синей лавы… На Черноморском побережье Я вспомнил детские забавы. Вот море — Буйное такое, Ладонью мысленно приглажу… И, горизонт закрыв рукою, Хочу увидеть; речку нашу.МАСТЕР
Три года живу я в столице, Люблю я столицу… И вот Когда она вся озарится, То чем-то напомнит завод. Припомнится город сибирский, И тут же привидится мне: Летят автогенные брызги, Скользя по кирпичной стене, И вдруг ни с чего затоскую, Да так, что сдержаться нет сил, И вспомню тогда мастерскую И цех, где я мастером был. Представлю на миг лишь единый Пролеты больших корпусов, Бульдозеров гнутые спины И вздохи чугунных прессов… Рабочих За именем имя Проходит минутой такой… И станет завидно, что с ними Работает мастер другой. И может быть, так, Между прочим, Хорошую память храня, Какой-нибудь старый рабочий Ему говорит про меня: Москва, мол, кому не приснится! И он-де, упрямый такой, Уехал за песней в столицу, А песня живет в мастерской. И скажет еще, Что теперь я Решил подучиться и сам, Охотно уйдя в подмастерье К московским большим мастерам. Тогда неуемным желаньем И верой наполнится грудь, Что я свое прежнее званье Сумею обратно вернуть.СЕСТРЕ
Опять, как перед зеркалом, стою. За худенькие плечи обнимая, В глазах сестры читаю жизнь свою, Забытые черты припоминая. Все круче лоб, Все реже рыжий чуб, Темней глаза, прямолинейней брови, И линии когда-то добрых губ Становятся точнее и суровей. Мишенью Для ходячих остряков Не станет ли седое благородство? Все чаще я гляжу на стариков, Уже предвидя будущее сходство. Но, изменяясь, Сохранить бы рад Изо всего, чем наделен в излишке, Все тот же тихий, Любопытный взгляд Простого деревенского мальчишки.РЫЖУХА
Очень часто, Всем сердцем гордый За места, где я жил и рос, Вместо отдыха, на курортах, Взявши отпуск, Я шел в колхоз. Вот дорога слегка пылится. По дороге навстречу мне Мчится рыжая кобылица С русым мальчиком на спине. Он сидел, Боевой, глазастый:, Стиснув тонкие повода. Поравнялись. — Рыжуха, здравствуй! — Крикнул весело я тогда. — Здравствуй, старая!.. — Левым ухом, Правым рыжая повела… — Что вы, дяденька… Та Рыжуха Позапрошлый год умерла. Это дочка, "Весна" по кличке. Трактор пашет вон там, где лес, Ну, а мы с Весной рапортички Возим в ближнюю МТС. Мальчик долго не трогал с места, Разговаривал все бойчей… Узнавая в нем чье-то детство, Я спросил его: — Сам-то чей? Пригляделся — И вспомнил друга, Что погиб на чужой земле… — Ну, пошла! — И малец упруго Приподнялся вдруг на седле. Как бы тело ни уставало, Все бы шел я вперед и шел, Потому что на сердце стало И печально и хорошо…СЛЕДЫ
Вспоминается: В книге я встретил Очень горькие строки о том, Будто в семьях лишь первые дети Обладают богатым умом. Говорил я с обидой ребятам: — Вот настанут большие дела, Разве я виноват, что девятым Мать на поле меня родила. Не скажите, Что был я нескромен Тем, что грань разнолетья стирал, — Братья были Строители домен, Удивительных дел мастера. Для обиды Есть разные поводы: Я догнал бы, но, как на беду, Начались торопливые проводы… В сорок первом году. Никогда, Никогда не забуду: Мать глядела и мяла платок… Разорвать наши взгляды с минуту Даже поезд, казалось, не мог… Никакие меня неудачи Не сумели пригнуть и сломать. Стал я первым в семье, Но иначе… Вспоминая потерянных, плачет, Моя старая тихая мать. Даже если и слезы бывают, Их не видит никто. Поутру Слишком быстро они высыхают На холодном сибирском ветру. Даже больше — Весенними днями, Когда жизнь проступает во всем, Их смывает косыми дождями На горячий крутой чернозем. Помню путь К материнскому дому: Проходя за пределом предел, По-иному, совсем по-иному, Не по-детски на мир я глядел. Отдохнув на траве придорожной, После стольких Стремительных лет Я шагал по земле осторожно, Сапогами печатая след. Было грустно. Скажу откровенней: Наклоняясь над теплой пыльцой, Я как будто ослаб на мгновенье И присел на родное крыльцо. Вечерами Здесь братья сидели И делились заботами дня… Все, что сделать они не успели В этой жизни, Легло на меня. Чтоб сказать О потерях негрубо, Вспоминая братанов своих, Целовал материнские губы Много раз — За себя и за них.