Флёр

У нее не было времени как следует поразмышлять над странным совпадением, над этой неожиданной встречей, так как Ричард все время домогался ее внимания. Пассажиры заметно оживились — судно входило в порт. Лоцман, умело маневрируя, подвел пароход к пирсу. Все сразу почувствовали острые запахи бухты.

По трапу потек ручеек представителей карантинной службы и таможенников. Они суетливо то поднимались по трапу, то спускались с него, сталкиваясь и мешая друг другу.

Флер полагалось проявить хотя бы видимость интереса к происходящему вокруг. Но в конце концов она была вынуждена признаться себе, что весь этот шум, суета, яркость солнечного света, отражающегося от поверхности воды, вызывали у нее лишь головную боль, и она поспешила вниз, в свою каюту.

Карев! Одно только упоминание этого имени будоражило в ней те чувства, которые, как считала Флер, она похоронила в себе навсегда. Больше года она старалась не думать о нем, считая, что наконец преодолела опасную болезнь. Но нечаянная встреча с его братом продемонстрировала, что, несмотря на все старания показать окружающим свое безразличие к Кареву-старшему, ее чувства к нему не изменились.

Ее охватило душевное смятение. Одна в каюте, Флер присела на край постели, и все звуки, доносившиеся со стороны порта, стихли, и на нее нахлынули воспоминания двухлетней давности, когда она в последний раз видела его.

После прогулки в Гайд-парке Флер не встречалась с Каревым до его возвращения из северной Англии. Прошли две безликих, будничных недели. В Лондоне без него ей было ужасно скучно. Здесь было слишком людно, слишком шумно, грязно и жарко. Вечера, танцы и обеды, которые она посещала, казались ей невыносимо пресными, люди надоедливыми, а их разговоры навевали скуку.

Когда же он вернется? — этим вопросом она постоянно мучила себя, но все было напрасно. Когда же она его снова увидит? Ведь граф должен вернуться. Флер была уверена, что он правильно понял выходку Тедди Скотта и, конечно, постарается уберечь ее от его дальнейших приставаний. Просто ей не повезло. Ему пришлось покинуть Лондон в ту минуту, когда в их отношениях ничего еще не было улажено. Будучи джентльменом до мозга костей, он не осмелился написать ей письмо. Но как только Карев вернется в Лондон, он обязательно заглянет на Ганновер-сквер, и все образуется.

Глядя в стену каюты, сцепив руки на коленях, Флер с ужасом вспоминала первую встречу с ним после его возвращения. Однажды утром, когда они с тетушкой вернулись с прогулки в карете, она увидела его визитку на столике в холле. Флер была так разочарована, что прокляла свою судьбу за то, что они с ним разминулись… Но ведь он обязательно зайдет еще раз, позже, — подумала она. Флер просидела дома целый день, постоянно напрягая слух и ловя каждый звук на улице. Она не спускала глаз с дверной ручки.

Граф не пришел. В тот вечер они были приглашены к друзьям семьи, где встреча с Каревым исключалась. Но утром он непременно зайдет. Флер легла в постель, не теряя надежды. Она плохо спала, рано проснулась и оделась особенно тщательно. Отказываясь от всех приглашений, она провела второй день в напряженном ожидании, мысли путались, жалили ее, как осы, сердце наполнялось то уверенностью, то отчаянием. Но ведь он должен был прийти! Почему же он не пришел?

Флер не видела графа на балу в Гросвенор-хауз в тот вечер и предположила, что его нет в городе. Может быть, его отвлекло какое-то срочное дело.

Да, какая спасительная мысль! Вероятно, в этом вся загвоздка. Он был очень занят с момента возвращения в Лондон, поэтому не мог навестить ее. На балу не было ни Бруннова, ни Каменского. Вероятно, все они засиживались до полуночи вместе, выполняя некое важное поручение императора.

На следующее утро Флер снова обрела надежду. Но ее намерению остаться на весь день дома не суждено было сбыться, так как дядя Фредерик пригласил племянницу посетить вместе с ним выставку. Он так мило ее уговаривал, что у нее не было сил ему отказать.

Флер пошла в Хрустальный дворец через силу, стараясь взбодрить себя предположением, что граф может оказаться там, на выставке. А если он во время ее отсутствия зайдет к ним домой, то, конечно, оставит записку или сообщит через слуг, когда он придет снова.

Она и в самом деле увидела его на выставке. Всякий раз сдавливало в горле при воспоминании о той случайной встрече. У Флер подступал ком к горлу. Она помнила его удивление, его предательское замешательство, которое он все же сумел преодолеть, его безукоризненную, холодную, безразличную вежливость. Карев разговаривал с ней и с ее дядей как с обычными посетителями, коротко ответил на их вопросы о своей поездке на север, а ее озадаченные, вопросительные взгляды так и не смогли растопить его отчужденность. Потом, не давая ей опомниться, он, поклонившись, отошел в сторону, ни словом не обмолвившись о том, когда она снова увидит его.

Флер шла рядом с дядей, словно бездушный автомат, в голове у нее роились вопросы, на которые она не могла дать ответа. Она не могла оставить все так, как есть. Флер было стыдно вспоминать свою жалкую уловку, когда она сославшись на то, что обронила носовой платок, бросилась от дяди прочь, расталкивая толпу, словно обезумевшая от любви школьница. Она искала Карева.

Флер нагнала графа, прикоснулась к его руке. Он остановился и повернулся к ней. Она заглянула ему в лицо, лицо жестокое, будто высеченное из мрамора, и непроницаемое. Почему она не оставила его в покое, не ушла молча, не сохранила свою гордость? Нет, она не могла поверить, что он способен так резко измениться к ней, измениться совершенно! «Что случилось? Почему вы ушли от меня?» — хотелось ей спросить, но язык не слушался ее. Вместо этого Флер сбивчиво спросила его — какое унижение! — встретятся ли они как обычно рано утром в парке?

— Ведь нам нужно о многом поговорить, — добавила она. До сих пор она помнила эту фразу.

Граф смотрел на нее очень серьезно, но ничего не ответил. Он долго молча изучал ее лицо. Потом поблагодарил за приглашение и отказался, сказав, что занят, что у него много дел в посольстве. И, церемонно поклонившись, удалился. Щеки у Флер пылали, она вся дрожала, будто он ее ударил. Жгучие слезы отчаяния душили ее, и ей потребовалось собрать все силы, чтобы не расплакаться на людях. Еще нужно было вернуться к дяде и сделать вид, что ничего не произошло.

Все это было очень, очень плохо, но худшее поджидало впереди. В течение следующих двух недель, словно по замыслу злодейки-судьбы, они каждый день встречались на различных светских мероприятиях. Всякий раз он обращался с Флер точно так же, как с любой другой женщиной, и для нее это было самым страшным ударом.

Любое событие превращалось для нее в кошмар, который требовалось пережить, и она с радостью уединялась в своей спальне после долгого дня, измученная, чтобы там дать волю слезам.

Флер так осунулась, что даже тетушка Венера это заметила.

— Светский сезон слишком утомителен для тебя, — сказала она. — Ты стала такая издерганная, любовь моя. Нам лучше поскорее уехать из Лондона. Здесь всегда невыносимо в летнюю пору, но в этом году с этой ужасной выставкой… Как только в парламенте наступят каникулы, мы уедем в поместье.

Но когда они начались, Флер захотела вернуться домой. Она мечтала только об одном — чтобы ее все оставили в покое, чтобы она могла где-нибудь спрятаться, переждать, найти способ, как жить дальше, выработать какой-то план, позволяющий ей снова вернуться в свет, снова воспринимать мир, как всегда.

Однако встреча с графом все же состоялась — последняя, и с тех пор она его больше не видела. Это произошло на балу, который давали для финансовой поддержки больницы, находившейся под патронажем сэра Фредерика. Бальное платье Флер немного испортил неуклюжий кавалер, который, стараясь как можно крепче прижать ее, когда они вальсировали, запутался ногами в юбке и оторвал нижнюю оборку на розоватой кисее.

Флер рассеянно приняла извинения партнера и почти обрадовалась такому предлогу, чтобы удалиться в комнату для отдыха. Там служанка, осмотрев разорванное место, покачала головой.