Маркус Вольф

События развивались быстро и драматично. 1 сентября западногерманская газета «Бильд» написала, что существуют семь кандидатов на пост генерального секретаря ЦК СЕПГ вместо Эриха Хонеккера. Среди них газета назвала имя Маркуса Вольфа. Особенно внимательно эту статью читали в Восточном Берлине.

Пятого сентября преемник Вольфа в разведке предостерег его от публичных выступлений:

— Пожалуйста, не совершай харакири.

«Страна, населенная хорошими, неравнодушными людьми, без руля и ветрил устремляется к фатальной катастрофе, — записал свои впечатления от происходящего Маркус Вольф. — Катастрофа видна невооруженным глазом, мы чуть ли не беспомощно взираем на нее».

Четвертого сентября, в понедельник, в Лейпциге после проповеди в лютеранской церкви Святого Николая больше тысячи человек вышли на улицу. Они устроили демонстрацию — невиданное в ГДР дело. Они требовали гражданских свобод и открытия границ. На плакатах было написано: «Мы — народ!», «За свободную страну, в которой живут свободные люди!» Больше сотни демонстрантов арестовали. Но людей это не напугало. 11 сентября сформировалась первая со времен создания ГДР оппозиционная группа «Новый форум». Оппозиция объединялась вокруг церквей.

А в Москве нового председателя КГБ Владимира Александровича Крючкова избрали в политбюро. Маркус Вольф тесно сотрудничал с ним с тех пор, как Владимир Александрович стал начальником разведки. Маркус Вольф считал назначение Крючкова председателем КГБ СССР логичным, но не очень мудрым. Крючкову не хватало не столько профессионального опыта, сколько глубины понимания происходящего в мире. Да и по натуре он не был лидером, считал Вольф. В роли доверенного помощника Андропова Крючков был на месте. А без указаний своего наставника грамотный и работящий «номер два» терялся.

Четвертого октября Вольф записал в дневнике: «Со всех сторон звучат вопросы, которые продиктованы разными чувствами — от растерянности, отчаяния до возмущения».

Шестого октября генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев прилетел в Берлин — на празднование 30-летней годовщины образования Германской Демократической Республики. Предстоящее общение с Эрихом Хонеккером его не радовало.

«Ему очень не хочется, — записал в дневнике помощник генерального секретаря ЦК КПСС Анатолий Черняев. — Два раза звонил: вылизал, мол, свое выступление там до буквы, в микроскоп будут смотреть. В поддержку Хонеккера не скажу ни слова».

В какой степени в Москве понимали развитие событий в ГДР?

Коллега Вольфа — начальник Первого главного управления КГБ СССР генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин в 1989 году дважды побывал в ГДР. Весной приезжал по делу, осенью отдыхал на вилле в горах Тюрингии.

— Приближающийся крах режима, — вспоминал генерал Шебаршин, — можно было видеть невооруженным взглядом; его видели все, кроме тех, кто должен был погибнуть под обломками социалистического строя, — руководителей СЕПГ.

Начальник советской разведки поразился слепоте хозяев Восточной Германии:

— Старики, руководившие ГДР, не знали, что на самом деле происходит в мире.

С московским гостем доверительно беседовал министр государственной безопасности ГДР. «Мильке, — вспоминал Шебаршин, — оказался очень небольшого роста, чрезвычайно энергичным человеком, привыкшим к беспрекословному послушанию. Он говорил один, перемежая немецкий русскими фразами».

Мильке внушал Шебаршину:

— То, что происходит в вашей стране, только ваше дело. Но без советской помощи ГДР придет конец. Если в СССР рухнет социалистический строй, то рухнет и ГДР. Нас всех и наших детей повесят. Не пощадят никого.

Руководитель советской политической разведки понял, что дело плохо: «Мильке не беспокоило положение дел в его стране, его волновала массивная пропаганда из ФРГ и развитие событий у нас… Мильке был не тот человек, чтобы принимать чьи-то советы или уважать чужое мнение. Он был по-стариковски упрям, он всегда стремился к власти и был полон невероятной энергии».

Седьмого октября по случаю 30-летия ГДР состоялся праздничный прием в берлинском Дворце Республики. Вольфа тоже пригласили. Но особо важные гости развлекались в отдельном зале. Вольф попросил заведующего протокольным отделом дать ему возможность переговорить с советскими гостями. К нему вышел Валентин Михайлович Фалин. Вольф предупредил его:

— Давление в котле достигло критической отметки.

Пока высокие партийные чиновники поздравляли друга с бокалами в руках, в городе шла демонстрация, ее разогнали, было много раненых. Горбачев произнес фразу, которую в Восточной Германии, где ловили каждое его слово, истолковали как предупреждение:

— Важно вовремя улавливать потребности и настроения людей. Того, кто опаздывает в политике, жизнь сурово наказывает.

Вечером в Восточном Берлине устроили факельное шествие. Эрих Хонеккер, довольный, наблюдал, как шли колонны, сформированные Союзом свободной немецкой молодежи. Пока не услышал, что́ скандируют его воспитанники. Молодые немцы, проходя мимо трибун, кричали:

— Перестройка! Горбачев! Помоги!

Эгон Кренц сказал советским товарищам, что он всё-таки решился предложить политбюро обсудить ситуацию в стране. Кренц признавался потом, что не знал, в каком качестве покинет заседание — победителем или врагом партии.

Престарелый Эрих Хонеккер утратил представление о том, что происходит. Сказал Эгону Кренцу:

— Успокойся. Мы и более тяжелые времена переживали.

И группа членов политбюро сговорилась убрать генсека, как в свое время сам Хонеккер избавился от своего предшественника Вальтера Ульбрихта. Казалось, история повторяется. Против Хонеккера ополчился его любимый воспитанник — второй секретарь ЦК Эгон Кренц, тоже в прошлом руководитель Союза свободной немецкой молодежи.

Разница состояла в том, что попытка либерализации режима осенью 1989 года привела к исчезновению социалистического государства с политической карты мира.

Девятого октября в Лейпциге уже 70 тысяч человек вышли на демонстрацию. Демонстрации проходили каждый понедельник. Полицейские и переодетые в штатское сотрудники окружного управления госбезопасности отбирали у демонстрантов плакаты с неприятными лозунгами, хватали молодежных вожаков. Толпа кричала:

— МГБ — долой!

Поздно вечером Эгон Кренц связался с советским послом:

— Хонеккер поручил мне вместе с министром госбезопасности и министром обороны продумать, что предпринять.

— Нельзя допустить кровопролития, — предостерег его Вячеслав Кочемасов. — Я позвоню главкому нашей группы войск. Все наши части уйдут в казармы. Учения, стрельбы и полеты авиации будут прекращены.

Понедельничные демонстрации стали традицией не только в Лейпциге, но и в других городах. Четыре недели подряд в стране шли демонстрации. 11 октября от советского посла в Москву поступила срочная шифровка. Эгон Кренц сообщил послу, что намерен на политбюро принципиально поставить вопрос о переменах в стране, хотя Хонеккер его предупредил:

— Выступишь против линии партии — превратишься в моего врага!

«Раздробление государственной власти и демонтаж цементировавшей ее партии, — мрачно констатировал Маркус Вольф, — происходили быстрее, чем того ожидали худшие их враги».

Вольф выступил за решительную демократизацию всей жизни ГДР. Его слова стали сенсацией:

— Я ушел в отставку, потому что не мог дольше наблюдать происходившее вокруг меня.

Он жестко критиковал Хонеккера и Мильке. Журналисты интересовались: как же он сам 33 года продержался на посту руководителя разведки?

— Я был полностью автономен и не имел ничего общего с другими службами… В годы холодной войны я вел борьбу с западногерманской разведкой, воссозданной с помощью американцев из числа старых нацистов.

Он запоздало извинился за историю со своим агентом Гюнтером Гийомом, из-за которого ушел в отставку канцлер ФРГ Вилли Брандт:

— Это была политическая ошибка, нанесшая ущерб прежде всего самой ГДР, поскольку была похоронена возможность реального улучшения отношений с ФРГ.