Случайные связи

— Туристов?

— Не только… А тебе бы не хотелось жить вот так, на берегу моря? Уехать из Парижа…

Тристан глубоко вздыхает. Один, здесь, с ней, утром с ней, вечером с ней. Он станет говорить ей, что она словно запах сирени, словно шум дождя в саду…

После обеда они решают пойти на пляж. Вдруг Амели видит женщину, лежащую посреди дороги. Несколько человек обступили ее. Машина врезалась в фонарный столб, вероятно, пытаясь избежать столкновения. Амели на мгновение останавливается: уже второй раз за сегодняшний день она видит человека, распростертого на земле. Теперь это блондинка, и сцена похожа на кадр из кинофильма.

Они расположились под оранжевым зонтиком. Тристан читает, Амели как будто дремлет. Иногда она приподнимается на локтях и, хмуря брови, смотрит в сторону горизонта. «Не хочешь искупаться?» Кажется, живот ее больше не беспокоит. Хочется верить. «Нет, не сейчас, но если ты хочешь, то иди».

Несколько женщин в купальниках проходят мимо, Тристан откладывает книгу. Мир вновь принимается терзать его. Кортеж искушения. Сколько он себя помнит, его всегда пленяло женское тело, он всегда видел в нем некую тайну, некое наваждение. Порой ужасная мысль приходит ему в голову: сколько бы он дал, чтобы никогда не встретить ее?

И, словно угадав его мысли, Амели сердито посмотрела на него и, ничего не сказав, поднялась. Он знает, что она недовольна. Ему бы встать, догнать ее и сказать, что… Но он ничего не делает. Он закрывает глаза.

23.

Он привез с собой кольцо в красивой коробочке, которую спрятал в сумке. Он еще не решил, когда его подарить. Он уже представляет себе ее радость. У Амели особые отношения с вещами, которые ей дороги, отношения, напоминающие идолопоклонство. Однажды Тристан подарил ей белую орхидею. Сначала Амели поставила ее в салоне, затем раз десять переставила с места на место. На ее взгляд, в комнате было светлей, зато в кухне тише: как тут выбрать? Она обращалась с этим цветком как с человеком, тем самым словно бы косвенно осуждая Тристана за то, что он был недостаточно внимателен. С неловкостью молодой матери она брызгала ее листья водой.

Когда она жила одна в своей бывшей квартире, ее отношения с вещами были еще загадочней. Как, например, с африканской маской. Или же с мягкими игрушками, всегда сидевшими на краю ее кровати. Как объяснить им, что она хочет с ними расстаться, не обидев их? Она убирала их по одной. Но опять-таки, как выбрать? Как сделать так, чтобы не настроить их друг против друга? Амели была убеждена, что столкнулась с неразрешимой проблемой. Надо бы им спокойно объяснить, они поймут, по крайней мере, на это можно надеяться.

Я уже упоминал еще об одной ее фантазии: ей казалось, будто за ней постоянно следят. Если не мать, так некое другое всепроникающее око. Или же прячущиеся за стенами мальчишки, ее ровесники, те, в кого она была влюблена в детстве, которые постоянно шпионят за ней и обсуждают ее. Поэтому она должна была постоянно соответствовать тому образу, к которому стремилась. Любое отступление было немыслимо. Таким образом выражалась ее требовательность к себе. И чувство вины перед целым миром.

В чем же Амели себя винила? Ее мать никогда не рассказывала ей о том, как она появилась на свет, но она прекрасно поняла, что ее отец не принадлежал к числу мужчин, стремящихся создать семью. После возвращения в Германию он много путешествовал, наверно, потому, что боялся оседлой жизни. Он регулярно бывал во Франции и время от времени заезжал проведать Амели. Он тоже испытывал некоторое чувство вины, поскольку не был хорошим отцом. Словно оправдываясь, он несколько раз пытался объяснить ей, почему уехал. Амели хорошо запомнила урок: он женился на ее матери лишь потому, что та была беременна, а мать впала в депрессию лишь потому, что потеряла мужа. Таким образом, косвенно именно Амели являлась причиной отчаяния собственной матери.

24.

С тех пор ей постоянно хотелось исчезнуть. Маленькой девочкой она почти не разговаривала, поэтому считалось, что она болезненно застенчива. Но с возрастом ее бессознательное желание исчезнуть приняло более тревожные формы: она практически перестала есть. Матери потребовалось некоторое время, чтобы понять, что ее дочь страдает потерей аппетита.

Глядя на свое отражение в зеркале, Амели с радостью отмечала, как постепенно приближается к небытию; скоро ее совсем не станет. Ощущение внутренней «пустоты» смешалось в ее сознании с понятиями чистоты и целомудрия: поглощать пищу означало «пачкать» себя окружающим миром, постоянно носить в себе чужую грязь. Иногда с ней случались головокружения, обмороки, приступы рассеянности, и это доставляло ей удовольствие.

Мать не понимала ее упорства и сперва не придавала этому значения, но затем чрезвычайно обеспокоилась. Она наконец нашла основание для своей мести. Врачи действительно уже поговаривали о госпитализации. И если кто и был тому виной, то, без сомнения, отсутствующий папа. Благодаря дочери у матери появлялась возможность удержать своего беглого мужа, «заперев» его в самой жалкой из темниц — в чувстве вины. При помощи дочери она сможет-таки самореализоваться: дочь сделает то, что не удалось ей.

Амели заболела и перестала ходить в школу. Она по-прежнему отказывалась от еды, сама толком не зная, чего пытается этим добиться. Да и добивалась ли она вообще чего-либо конкретного? Получилось так: ей просто не хотелось есть, и это нежелание стало элементом ее индивидуальности.

По вечерам она иногда писала письма самой себе, в которых оплакивала свое постепенное исчезновение. Ей никогда еще не доводилось испытывать таких сильных впечатлений. Именно тогда у нее вошло в привычку воображать свою смерть. Часто она предавалась подобным мечтаниям, лежа в кровати. И тогда ей становилось настолько грустно, что она засыпала. «Собственная смерть» стала для нее частью ритуала, обязательного для отхода ко сну. Она рыдала горючими слезами, представляя себя покойницей.

В декабре ее положили в больницу. Отец приехал в Париж, чтобы с ней увидеться. Попросил оставить их вдвоем, взял ее за руку, говорил с ней, просил бороться и остаться с ними. Амели не открывала глаз, но внимательно слушала все то, что он ей говорил, делая вид, что не слышит. Наконец-то она чувствовала себя мертвой, которую горько оплакивают. Что?! Так значит, достаточно просто не есть, чтобы папа снова был рядом?

25.

Тристан абсолютно невинным голосом заявил ей, что обедал с Николя, но ведь она видела его с девушкой в ресторане неподалеку от театра Одеон. Если он не признавался, значит, ему было что скрывать. Однако с чего бы ему скрывать этот обед, если он ничего не значил? Самым ужасным для нее было спокойствие, с которым он ей соврал. Как теперь она сможет понять, когда он ей врет, а когда говорит правду?

— С Николя?

— Да, мы были в «Магнолии».

Амели не решилась сказать ему, что видела его с другой. Она очень боялась спровоцировать фатальную ссору. Не позволяя себе выяснений отношений, она была вынуждена довольствоваться постоянными подозрениями, что во многих отношениях было куда большей пыткой.

В тот вечер они пошли в театр. Она не слышала ни единого слова из пьесы. Сегодня она уже даже не вспомнит ее названия. Амели грызли сомнения: ей бы разозлиться на него, уйти, быть может, оставить его совсем, а вместо этого, пренебрегая своим достоинством, она сидела с ним рядом, в зрительном зале, словно бы ничего не произошло. Злобу, которую она должна была бы выплеснуть на него, она направила против себя: она упрекала себя в том, что ей не хватило смелости уличить его во лжи, она чувствовала свою слабость, она воплощала собой все то, чего сама терпеть не могла, — и тогда она почувствовала глубокое отвращение к самой себе. У нее ужасно разболелся живот. Она встала и вышла из зала.

Час спустя Тристан сидел у ее изголовья, как когда-то отец, и спрашивал, почему она встала, почему уехала, не предупредив его. Она лишь ответила, что у нее заболел живот. Этот болезненный процесс самоуничтожения, начавшийся еще в детстве, — она сумеет довести его до логического конца. Ведь только смерть дарует ей власть.