Случайные связи

18.

Тристан был еще на работе. Он планировал заехать за Амели в школу, к концу занятий, и прямо оттуда сразу отправиться в Довиль. Он договорился пообедать с Николя, но ему не очень хотелось это делать.

Вот уже несколько недель Николя был влюблен. Есть что-то непристойное в счастье других, даже когда знаешь, что оно призрачно и строится на иллюзиях, которые жизнь не замедлит рассеять. Тристан решил было позвонить своей секретарше и отменить встречу, но передумал.

Еще два часа он провел у себя в кабинете в полном безделье. Раздумывая о своей жизни, он никак не мог отделаться от отвращения, преследовавшего его все последние дни. Что осталось от прежнего пыла? Практически ничего. Он угас. К слову, все, что его окружало, казалось ему сейчас трагически угасшим. Никаких безумств, никакого воодушевления, ничего.

Стоя у окна, он смотрит на здание напротив, но свет падает таким образом, что он видит свое отражение на стекле. Вот оно, лицо слабого человека, не так ли? Он хмурит брови. Когда он был подростком, он искренне верил в то, что ему уготована исключительная судьба. Ему казалось, что он лучше других. Люди, окружавшие его, подчинялись ему. В те годы выражение его лица обычно было мрачным, бескомпромиссным — вид он имел угрюмый и гордый. А сегодня ему бывает порой так страшно остаться наедине с собой, что он готов проводить время с кем угодно, лишь бы не в одиночестве.

Высшие существа — одиночки, думает Тристан. Он прекрасно понимает, что не достиг того, к чему стремился. Мелкими амбициями, мелочными потребностями, низкими наслаждениями он испортил начало своего пути. Он мечтал о героической, возвышенной жизни. Он хотел быть способным на великие страсти, биться насмерть за нелепые идеалы и чтоб все вокруг было великолепно. Он бы хотел уметь всем пожертвовать ради совершенства, каким бы оно ни оказалось. Быть щедрым, благородным, бескомпромиссным. Сторониться недалеких мыслей, не поддаваться посредственности. Но теперь все встало на свои места: он принадлежит к расе заурядных и бесцветных людей. Одна отрада остается у него в этом мире — то что порой ему доводилось плакать. Что ж еще?

Тристан осматривается: его рабочий стол, стул, телефон, документы; на него вдруг наваливается необъяснимая усталость. Он ведь действительно видел в себе все задатки возвышенного. Он стремился стать великим человеком, и его терзания неизбежно соответствовали масштабу надежд, возлагаемых на будущее, они были чрезмерны. Сегодня же его особенно удручала их ничтожность, ничтожность всех его переживаний. В конце концов он стал обычным, примитивным человеком, все внутренние переживания которого больше напоминают мещанские капризы. Но самое ужасное в его поведении — это легкость, с которой он находит себе разнообразные оправдания и смягчающие обстоятельства. Сегодня мы все себе прощаем. Раньше он боролся с собой, внутренне постоянно бунтовал. Не измеряется ли сила индивидуума суммой его разногласий с самим собой? Как вдруг внезапно его иллюзии утратили свою заразительность и исподволь стали скатываться к безразличию, к отвращению, к посредственности.

19.

В эту минуту вошла секретарша и сообщила Тристану, что только что звонил Николя и отменил встречу.

Ничуть не удивившись, Тристан молча на нее взглянул. Он знает, что Николя осуждает его.

Влюблен? Тристан чувствует, что завидует ему. Без сомнения, любовь — единственная интересная штука в этом мире. В юности — допустим. Но сейчас? Он больше в нее не верит, это уже невозможно.

С Николя они познакомились несколько лет тому назад. Сегодня их дружбе угрожали тысячи всяких глупостей, мелочей, компромиссов и недоразумений, которых с годами скапливалось все больше. Сперва появилась Амели. Вообще женщины всегда, словно раковая опухоль, убивают любую дружбу. «Ты ее не любишь! Так зачем ты с ней живешь?» — как-то раз спросил его Николя. Тристан не решился признаться, что поступает так из собственной слабости, стремясь загладить страдания, которые ей причиняет. «Я люблю ее, и точка», — ограничился он. А чтобы Николя не уличил его в непоследовательности, Тристан никогда не рассказывал ему о своих похождениях.

У Николя были весьма романтические представления о любви, чистые, но зачастую гротескные. Ему все виделось абсолютным и однозначным, и он не мог понять, как можно сомневаться, мучиться от нерешительности и неспособности сделать выбор.

Три года тому назад он влюбился в женщину, за которой даже последовал в Нью-Йорк. Он все бросил ради нее и даже мысли не допускал о том, чтобы поступить как-то иначе. В Нью-Йорке, по его рассказам, они жили в маленьком грязном отеле в окружении наркоманов и шлюх. Полгода они провели в этой дыре, среди всего этого убожества, насквозь пропитанного похабщиной и грязным стремлением к наживе; наверно, они были счастливы. В конце концов девушка бросила его, и он вернулся во Францию.

Почти случайно Николя занялся журналистикой, не имея к тому ни малейшей предрасположенности, если не считать склонности к лени и вранью. Однако работал он крайне редко. «Николя работает» — звучало столь невероятно, что больше походило на анекдот. Точнее говоря, его особенность заключалась в том, что он работал не больше двух недель в году, но, когда такое с ним случалось, об этом должны были знать все. Он был из тех, кто звонит, чтобы предупредить, что в ближайшие две недели увидеться с ним будет совершенно невозможно, потому что его еженедельник забит под завязку, подобно театру в день премьеры пьесы, которую он втайне мечтал написать.

20.

Так вот, тот, кто втайне мечтал писать пьесы, только что отменил их встречу. Да, Тристан знал, за что он на него сердится. Николя не простил ему отвратительного смеха, который неделю тому назад он не сумел сдержать, и того, как он смотрел на его Аврору — взглядом, преисполненным безумной страсти! Неужели он действительно пытался соблазнить ее прямо на глазах у Николя? Думаю, скорей всего Тристану просто хотелось подвергнуть небольшому испытанию эту «идеальную» любовь, ну и конечно же, он играл, как обычно, всего лишь играл. Но откуда у него эта потребность разрушать все вокруг себя? Был обычный вечер. Амели с ним не пошла, хотела пораньше лечь спать. Тогда он впервые увидел Аврору. Сначала издали. Она говорила о чем-то с какими-то людьми. Тристану она показалась красивой. При этом она совсем не была похожа на тех редких женщин, один вид которых пробуждает в вас непристойные желания. В ее лице без труда можно было отыскать некоторые изъяны. Но то ли из-за настойчивости собственного взгляда, то ли из-за вечной загадочности внезапно появляющейся незнакомки Тристан почувствовал, как их связал некий молчаливый заговор судьбы.

Он взялся за нее в тот же вечер, но чуть позже. Именно тогда он поймал себя на том, что просто так пытается ее соблазнить. Слегка отстраненный, но сосредоточенный взгляд, скорее непринужденный вид, соблазнительный, но безразличный, слегка презрительный, уверенный в себе — в общем, полный набор дешевых уловок. Но она, казалось, лишь забавлялась этой игрой.

— Вы тоже писатель? — в какой-то момент спросила она.

Тристан гнусно расхохотался.

— Почему тоже?

Зачастую Николя не видел особой разницы между понятиями «быть писателем» и «надеяться когда-нибудь им стать». Таким образом он выдавал себя за того, кем не являлся, и был в сущности прав, поскольку женщины к этому очень неравнодушны. (Кстати говоря, женщины вообще предпочитают тех мужчин, которые хотя бы отчасти напоминают упрощенный, стандартный образ совершенства, образ, доступный даже самому слабенькому уму. Но по мере того, как мужчина неизбежно начинает отклоняться от идеального образа, женщина, обнаружив, что избранник трагически не соответствует первоначальной картинке, начинает подыскивать ему пиджачок поприличнее, стремясь восполнить явный недостаток элегантности; все так же прикрываясь щедростью и благородством, она дарит ему духи, аромат которых накануне привлек ее внимание к какому-то более мужественному силуэту; затем она убеждает его заняться спортом, чтобы приблизить его фигуру к тому силуэту, который ей хотелось бы сжимать в своих объятиях. Этот маскарад продолжается до тех пор, пока женщина вдруг не решит, что было бы роскошно встречаться с «творческой личностью», и тогда нашему несчастному, затравленному мужичку в дополнение к пиджаку и духам приходится скрепя сердце приниматься за работу.)