Страница 77 из 113
- Все в порядке, ладно? – Виновато зажмуриваюсь. – Это я кретин.
- Пообещай мне.
- Что?
Хэйдан отстраняется и прожигает меня взглядом полным веры и надежды. Он так на меня
смотрит, словно доверяет мне. А я кусок дерьма. Я собираюсь его предать.
- Пообещай мне, что ты сделаешь все, чтобы Ари вернулась домой.
- Хэрри...
- Просто скажи это. Ты никогда слов на ветер не пускаешь. Давай. Скажи.
- Я... – Сглатываю и твердым голосом проговариваю. – Я обещаю.
Плечи Хэрри опускаются, и он вымучивает тусклую улыбку.
- Вух, отлично. И следи за голубками. Мало ли, что с ними случится.
- Ты меня знаешь. Я всегда за всеми слежу.
- Верно.
Хэйдан похлопывает меня по лопатке, отворачивается, а потом вновь обнимает.
Я стою обездвижено и в ступоре. Жаль, что мой брат ошибается. К сожалению, он не
представляет, что восхищается предателем и крепко сжимает в руках настоящего убийцу.
ГЛАВА 16. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, АРИ.
Когда я возвращаюсь домой, на моей кровати оказывается черный костюм и нелепая маска,
как в фильме «Призрак оперы». Джиллианна любила этот фильм. Я смотрел его раз сто, может
и больше, и меня всегда дико раздражала кривая маска на лице главного героя.
Тру от усталости глаза и подхожу ближе. На пиджаке валяется записка.
«Не опоздай».
Очень мило со стороны Меган фон Страттен подарить мне классический костюм. Да, я
просто в восторге. Выходит, это маскарад? Замечательно. Так будет проще скрыть лицо.
Я сообщаю Джейсону о том, что они с Норин должны найти костюмы, а потом прячу
футболку Ариадны в самый дальний угол шкафа. Плетусь в ванную комнату и стягиваю с плеч
толстовку, потом снимаю футболку. На моем теле всегда было много шрамов, сейчас на нем
много гематом и порезов, словно я влипаю в неприятности каждые две минуты. Не помню, чтобы я так паршиво выглядел. Щетина покрывает подбородок, под глазами синие круги, будто я
не сплю. Хотя, так и есть, я не помню, когда мне в последний раз удавалось нормально
отдохнуть. В моей ситуации это непозволительная роскошь.
Я бреюсь, оставляя мелкие порезы, затем под душем смываю остатки дня.
Остатки всех этих дней.
Из ванны я выхожу другим человеком: спокойным и расслабленным. Что бы со мной ни
случилось, я со всем справлюсь. Жизнь – дерьмо. Я знаю, я в курсе. Я привык, когда на меня
обрушивается ливень из проблем и уже даже не чувствую себя загнанным в угол.
Так или иначе, у каждого из нас своя клетка. Просто в моей нет воздуха и света.
Я не спускаюсь к ужину. И не выхожу на завтрак. Отец заходит ко мне в обед. Но я с ним не
разговариваю. Отмахиваюсь, указывая на учебник по биологии, и отворачиваюсь, даже не
представляя, что вообще я могу сказать папе, после того, как рыдал на его плече с полчаса, как
истеричная девчонка.
Что он теперь обо мне думает? Какие действия собирается предпринять?
Ответ не заставляет себя долго ждать. Часам к пяти ко мне в спальню заходил Дол, и я
подозрительно прищуриваюсь, потому что меня раздражает, когда она пытается казаться милой
и заботливой мамочкой, которой, увы, не является.
- Мэтт, тут кое-кто пришел.
- Кто?
- Спустись и увидишь.
- Я никого не жду.
- Спустись, – повторяет она, кивая, и ее светлые локоны скатываются с плеч, – живо.
Приказной тон? Со мной такие приемы не срабатывают. И, все же, что-то заставляет меня
поднять зад и последовать за ней. Возможно, совесть, которая когда-то смотрела на меня в
отражении. Или, возможно, мне просто надоело целый день валяться в постели и с
маниакальной сосредоточенностью раз за разом обдумывать план действий.
Дол проводит меня в гостиную.
На диване сидит отец, рядом с ним сидит неизвестный мужчина: он толстый или нет, жирный, как кусок сала. Еще и потный кусок сала с мокрой спиной и блестящими щеками
английского бульдога. У незнакомца почти нет волос. Лысина сверкает в ярком свете. И к этой
лысине, словно пиявки, прилипли черные пласты кудрей. Когда-то он этими кудрями покорял
девчонок. Сто процентов. Хотя, о чем это я? Разумеется, нет.
- Мэтт, – папа нервно вскакивает на ноги и потирает ладонями колени, – я хотел тебя
познакомить с мистером Рокетсоном. Слышишь? Подходи ближе.
Свожу брови. Что за чертовщина происходит? Я останавливаюсь и сплетаю на груди руки.
Если он думает, что я просто так выполню то, о чем он меня просит – он ошибается.
- Что за мистер Рокетсон?
- Приятно увидеть тебя воочию, Мэттью! – Толстый мужчина, от которого несет так сильно,
что глаза слезятся, подпрыгивает ко мне и протягивает пухлую ладонь. – Очень!
Я не пожимаю руку.
- Кто вы?
- Это психиатр, Труман Рокетсон, – важным голосом поясняет Долорес, а я гляжу на нее
через плечо и чувствую, как мое лицо возгорается. Руки падают сами собой. Я пялюсь на
женщину и действительно верю, что она проговорила нечто на иврите.
- Что? – Наконец, мой язык отмирает. – Что ты сказала?
- Психиатр. Мы решили, что тебе нужно поговорить с кем-то.
У меня нет слов. У меня нет сил. Первые несколько секунд я не знаю, что ответить и что
закричать, потому что прибываю в странном, туманном состоянии, во время которого так и
тянет разбить кому-то морду. Но здесь отец и Долорес, их бить как-то неправильно... Выходит,
не повезет толстому ублюдку, но у него и так жизнь не классная, да? Разве стоит подливать
масло в огонь? Мои сумбурные мысли вертятся в голове, словно сумасшедшие, и, решив, что
напугать отца больше попросту невозможно, я смеюсь. Прыскаю со смеху и отворачиваюсь.
Оглядываю круглыми глазами комнату и отцу в лицо смотрю растерянно.
- Ты пригласил в дом мозгоправа? – Кривлю губы и вновь усмехаюсь. – Ого. Смелый
поступок, пап, очень смелый. Кого он будет лечить?
- Мэттью, пожалуйста.
- Что? Я задал обычный вопрос.
- Прекрати.
- Он сможет тебе помочь! – Горячо восклицает Долорес и приближается ко мне. – Он тебя
выслушает, найдет способ избавиться от...
- Чего?
- От проблем, – договаривает отец, сведя брови, – а у тебя ведь много проблем.
- Ты серьезно? – Я больше не смеюсь. Я начинаю злиться. – Невероятно.
- Мэттью, тебе нужна помощь! Слышишь? Сынок, тебе нужен человек, который тебя
услышит, который поймет, что творится в твоей голове.
- И ты решил, что этим человеком должен быть какой-то Балу из Детройта?
- Ради Бога, простите, – щебечет Дол, поджав от стыда губы, – он пошутил.
- Да, мистер Рокетсон, я великий шутник, – рычу я, стиснув зубы.
Неожиданно мне становится очень неприятно. Вместо того чтобы понять меня, отец
пригласил в дом чужого человека. Я знаю, что напугал его. Знаю, что заслуживаю злость и
недоверие. Но в таком поступке проскальзывает неуважение, будто я кусок дерьма. Никто не
хочет марать руки, и поэтому пригласили докторишку в перчатках. Меня тошнит. Здесь нет моих
родных. Я вдруг отчетливо ощущаю, что я остался один.
- А знаете что, – на выдохе протягиваю я, взмахнув рукой, – вы тут оставайтесь. А я, пожалуй, пойду.
- Мэтт, пожалуйста.
Я поворачиваюсь к папе спиной, делаю несколько шагов и останавливаюсь, так как в мое
плечо впивается его рука. Отец тянет меня назад, а я порывисто подаюсь к выходу.
- Ты никуда не пойдешь.
Оборачиваюсь. Я всегда любил отца. Но сейчас я его ненавижу.
- Мэтти, – хрипит он, приблизившись ко мне почти вплотную, – я ведь помочь хочу.
У нас похожие глаза. Мы одинаково разговариваем. Одинаково движемся. Но что-то в эту
минуту разрывается, связь между нами исчезает. Пять лет назад у меня умерла мама.