Страница 3 из 8
Эта игра в аргументы и контраргументы длится до бесконечности и, скорее всего, лишена всякого смысла, но, однажды приняв ее правила, ты уже не можешь остановиться. И, знаете, наверное, это нормально: здравая доля сомнения должна присутствовать в любом человеке. Как и здравая доля надежды.
– …С днем рождения!
На комнату с новой силой обрушивается скерцо гастрономической симфонии, без остатка растворяя в себе смысл только что произнесенных слов. Торжество традиционно набирает обороты.
Ты сидишь в торце огромного дубового стола овальной формы.
В просторной, светлой, красиво обставленной комнате.
Тебе – тридцать пять. Ну, плюс-минус… Самое время начать ощущать себя взрослым.
Правда, ты так до сих пор и не понял, что конкретно для этого нужно сделать.
Реверс
– …в общем, я туда-сюда, смотрю, а времени уже ебать-ебать, короче я ее хватаю и в халдея, а ехать-то куда – четыре утра, короче, забираю тачку, заезжаю в частный сектор и там, прямо в тачке, рою, а оно, сам знаешь, как оно – кидали водяного всю ночь, стояк безумный, а толку – такое ощущение, что чопик забили, короче, проелозил, смотрю – почти семь утра, ебать-ебать, через час на работу, короче, я эту собаку кидаю в первого попавшегося проходимца, вручаю ему пандыш, а сам домой – костюм, гастук, рубашка, вся хуйня. Побриться, правда, не успел. Приезжаю за три минуты до совещания – глаза шо у быка, полный рот жвачки, падаю в кресло, и тут начинается така-а-а-я ебля…
Тоха берет паузу и по очереди окидывает каждого из нас искрящимся интригующим взглядом. Он медленно, очень медленно поднимает пивной бокал, делает несколько глубоких глотков и артистично откидывается на спинку плетеного ресторанного кресла. Кадык несколько раз взлетает-опускается, поршнем проталкивая внутрь золотистую жидкость, лицо искажется гримасой мучительного экстаза, а искры в глазах заволакивает мутная слезливая пелена. Некоторое время Тоха молчит, уставившись невидящим взглядом в столешницу. Заметно, что он изо всех сил пытается удержать рвущуюся наружу тошноту, в конце концов ему это удается, он делает еще один глубокий глоток и накалывает на вилку прозрачный, почти невесомый кусок красной рыбы. Еще несколько секунд Тоха сидит неподвижно, будто решая, есть или нет. Затем он аккуратно кладет вилку с наколотой на нее рыбой в свою пустую тарелку, берет белую тканевую салфетку и тщательно вытирает губы. Он снова окидывает взглядом каждого из нас, и его глаза начинают искрить. Перерождение произошло. Наш Феникс в строю.
– …короче, всех подняли, кроме меня, прикиньте. Четко всех. Порвали на куски. Я уже сижу – пиз-з-да, думаю… Но пронесло. Господь управил, не иначе.
– Аминь, – я закрываю тему и поднимаю бокал, – ну, со вторым рождением тебя.
Полдень, и мы сидим в ресторане в центре города – Тоха позвонил и настоятельно рекомендовал «подтянуться», чтобы «поправить» его здоровье, подорванное накануне зажигательным алкогольным рейдом, ну и заодно поделиться его подробностями. За столом нас четверо: я, Тоха и два его друга, чьи имена я не могу запомнить, несмотря на то, что видимся мы довольно часто. По утверждению самого Тохи, они с ним «работают», а попросту говоря, принимают самое непосредственное участие в хитроумных коррупционных схемах, порожденных гуттаперчевым разумом моего приятеля. Один из них – похожий на импозантного гепарда зверек, то ли даг, то ли осетин, – разница, как по мне, невелика. Второй – полная противоположность первому: белесый, рыхлый, как манка, увалень с лицом пьющей женщины неопределенного возраста. Вместе с тем они очень похожи: говорят мало и, преимущественно, междометиями – то ли чтоб не сболтнуть лишнего, то ли чтоб не выказать дремучую и беспросветную, как полярная ночь, тупость. Оба вроде бы из отставных гангстеров-недобитков. Я называю их «Милли Ванилли» – был когда-то такой же бездарный дуэт – плохо закончили, между прочим.
Тоха старше меня на полгода, но выглядит моложе. Когда-то он основательно сидел на стакане, но затем остепенился: женился, вполовину похудел, занялся спортом и удачно интегрировался во властную веркаль. Теперь он носит деловые костюмы, дорогие туфли, рубашки кричащих расцветок, пестрые галстуки и, что самое странное, сочетается со всем этим буйством роскоши вполне органично, не производя при этом впечатление внезапно пришедшего к успеху цыгана. Скорее, он напоминает любого из героев сериала Sopranos с той лишь разницей, что Тоха никого не убивал, хотя, признаюсь, порой моя уверенность в этом куда-то исчезает – особенно, когда речь идет о деньгах, единственно значимой для него вещи. Тоха – атеист, жесточайший циник и на две трети еврей, что всегда вызывало у меня ощущение не до конца осознанного превосходства над ним, ибо, как известно, латентный шовинизм хуже триппера. Он едко, по-еврейски остроумен, и это позволяет ему казаться куда умнее и эрудированнее, чем он есть на самом деле.
Так уж сложилось, что людей, благодаря которым он зарабатывает деньги, я искренне презираю. Он знает об этом, и поэтому, избегая нечаянного скандала, мы стараемся не упоминать в разговорах ряд хорошо известных в городе имен. Кроме того, мы стараемся вообще не говорить о работе, политике и, так сказать, персональной гражданской позиции. Нужно сказать, что сохранить нейтралитет и выполнить все предписания негласно заключенного между нами пакта о ненападении бывает довольно сложно. Вот и сейчас заметно оживший Тоха, утомившись, видимо, обсасывать «вчерашнюю» тему, «огородами» вторгается на запретную территорию:
– Вот так вот ебашишь-ебашишь, а благодарности ноль. Еще и хуйню пишут всякие.
Понимая, куда Тоха клонит, я пропускаю мимо ушей «всяких» и пытаюсь перевести разговор в шутку.
– Да не похож ты на человека, который ебашит за благодарность. За благодарность такие шузы сложно купить.
Тоха некоторое время сосредоточенно изучает глянец на своих идеальных туфлях. «Милли Ванилли» все так же безучастно и бесшумно работают челюстями. Тоха резко вскидывает голову и бросает на меня язвительный смеющийся взгляд.
– Ну а ты – все пишешь?
– Пишу.
– В интернете?
– Преимущественно.
– И откуда только у тебя время.
– У меня всегда есть время на то, что я люблю.
Тоха хмыкает и трусит тазом, имитируя возвратно-поступательные движения.
– У меня, по ходу, тоже… Так ты у нас, значится, блогер.
– Не люблю это слово.
– Ну а как тогда?..
Что ж, видит Бог, не я это начал. Включаю «надменный» режим, зная, как его это бесит.
– Ты все еще можешь обращаться ко мне по имени.
Сарказм мгновенно достигает цели.
– Ну спаси-и-и-бо, – привстав со стула, Тоха имитирует глубокий шутовской поклон и оглядывает непрерывно читающих немые монологи «Милли Ванилли», – нам разрешили.
– На здоровье. Нам действительно нужно об этом говорить?
– Ну а почему нет?
– Ок, слушаю.
Тоха закидывает ногу за ногу и прикуривает сигарету.
– Я, если честно, тебя не понимаю. Ладно еще все эти интернетовские пиз-до-бо-лы, – Тохе нарочито смакует это слово, – чушь написали, на пандыша заработали, впаяли, и в красоте. Звезды, блядь, можно идти дальше собакам хвосты крутить. Но тебе это зачем? Куда лезешь? У меня уже сам знаешь, кто интересовался, мол, у Сереги там все порядке с головой – на ровном месте поливает всех…
– На ровном месте проще всего упасть, друг мой, – перестаешь следить за обстановкой и, как следствие, теряешь контроль.
– А давай без вот этой всей… философии – базарь серьезно, пожалуйста. Я тебе конкретно вопрос задал.
– Ну, если конкретно, то мне похер, например.
– Что похер?
– Не что, а сам знаешь кто. В моем представлении он вообще не человек. И свора его махровая тоже.
– А кто?
– Да никто. Саранча. Вредители полей.
– Вот это ты взлетел! Обо мне, наверное, так же думаешь?
– Мне сложно ответить на этот вопрос.
– Нормально, пацаны? – Тоха оглядывает своих жующих спутников, – Ну-ну, подъебал.