Страница 42 из 46
Тяни!
Хайдег щелкнул кольцом. Трос натянулся; упираясь ногами, буксуя в скользящей жиже, Хайдег с огромным трудом вытянул Гуммо на сушу, выволок на скальное основание, доволок до стены, упал, бросил мост, сцепил зубы.
Дьявол... Нога совсем мертвая... Слышишь, пловец? Три минуты привал, затем поднимаемся и идем.
Я не пойду, сказал Гуммо. Он дополз до стены и лежал, прислонившись спиной к обломку. Иди сам.
Ты твердо решил?
Да. Я с тобой не пойду. Иди сам.
А ты, значит, сам? Какой-то своей дорогой?
Не твое дело. Иди сам и сам подыхай.
Ну, хорошо, Хайдег тоже откинулся на обломок. Толку от тебя было реально два раза. Ну, три. Собрал на себя всех пауков тоже спасибо.
Через три минуты Хайдег поднялся с трудом, одолевая каменевшую ногу. Оппоненты все еще находились вне зоны; участок надо было пересекать как можно быстрее. Хайдег подхватил карабин, обернулся:
Значит, решил?
Гуммо не отвечал. Он лежал, уставив стереомат в полоску тусклого неба вдоль края скалы. Хайдег отвернулся и заковылял.
XI
Новая капсула действовала как-то странно. Леро превратилась в шагающий автомат, который ничего не чувствовал, ничего не соображал. Она как будто переместилась в некую пустоту, где были одни только ноги, которые нужно было переставлять. Да и ноги давно уже двигались сами, а в голове давно уже была такая же пустота. Леро смотрела вперед, в спину Кламмату, и вниз, на дорогу; из ощущений осталось только самое элементарное, что позволяло, например, контролировать тело чтобы идти как-то устойчиво и не падать.
Леро потеряла счет времени и чувство пространства; она не соображала сколько они прошли и в какую сторону направляются она об этом даже не думала. Она не думала вообще ни о чем. Просто шла, переставляя ноги кроме них во всей Вселенной как будто ничего больше не было... Нет, перед ней была спина Кламмата, с ранцем, на котором отупляюще блестели железки клапаны, кольца, замки... Нужно было смотреть в эту спину, передвигать ноги и просто не отставать.
Когда она отводила взгляд от спины, то видела вокруг коричневый лес. Немного другой, не такой, по которому они шли там, по ту сторону кислотного кряжа. (Когда это было, и было вообще?) Не настолько густой, как в низине, куда рухнула капсула; не настолько прозрачный, как выше, где она пробовала карабин и подстрелила какое-то чудище. (Кламмат так и не рассказал, что это было может быть, правда не знает.)
Эти невнятные мысли потухали так же невнятно, как появлялись. Леро шла, смотрела под ноги, смотрела по сторонам в сетку ветвей; ей было вообще никак. Когда Кламмат остановил ее придурки снова возникли в зоне, она аккуратно выполнила все его указания. Взяла карабин, побежала куда он сказал; бежала, пока карабин не выстрелил. Кламмат спрятался где-то в другой стороне; потом три минуты ругался в том смысле, что никогда еще не выигрывал бой десятью метрами, и что за такую адскую тактику его нужно гнать из Отряда как ущербного вылупка.
Потом они повернули на юго-восток и шли до тех пор, пока почва не стала чавкать. Кламмат взял Леро на руки и долго нес через кислотную слякоть, иногда погружаясь почти по колено, пока не перешли низину и снова не оказались на более-менее твердой земле. Потом дорогу им пересек завал огромных стволов, которые отчего-то попадали в одном направлении и образовали гигантскую связку бревен. Кламмат долго искал как ее перейти; наконец нашел подходящее место, рассек своим необычайным ножом мертвую сеть лиан. Они перелезли через завал (Леро, кажется, снова изрезалась, с ног до головы, как дура, лианы тоже, гады, такие колючие как те, в том первом лесу, далеко за горами когда это было?), прошли еще минут десять, и Кламмат устроил привал.
Он заставил ее съесть какую-то пайковую гадость (брикет, дрянь просто ужасная, какой-то просто кошмар, и еще как-то ведь переваривается, зато есть не хочется целый день). Но дал все-таки кусок шоколадки (а вот шоколад у них обалденный; Леро даже не предполагала, что шоколад может быть вот таким в меру и сладким, и горьким, и жирным, и плотным, и с каким-то особенным привкусом то ли корица, то ли гвоздика, то ли кардамон; в общем, не разберешь, но язык проглотить можно).
Перекусив, Леро заснула. Впервые за долгое время ей что-то приснилось. Эта была жуткая тягостная ерунда лохматые пауки, которые падали с неба на голову; ползучие стебли, которые обвивали ноги и тянули в болото; какие-то жуткие люди в защитных костюмах, которые стояли за каждым стволом, нацелившись арбалетами... Леро стояла на какой-то поляне, вокруг была темнота, только смутные тени в ветвях тянут к ней лезвия-листья... Сверху на поляну падает фиолетовый свет тягучий, тяжелый, душный... Свет липнет, давит, терзает... Леро чувствует, что задыхается...
Леро! Кламмат рывком поставил ее на ноги. Леро, лучше не засыпать. Даже на десять минут, даже когда привал. Передохнула? Пошли.
Что-то приснилось... Давно ничего не снилось. Вот, наконец, приснилось, и какая-то дрянь... Так обидно. Хоть немного поспать, и то не как у людей... Ну да, лучше не засыпать... Я кричала?
И задыхалась. Может быть, капсула.
Зато иду.
Смотри.
Кламмат указал вперед. Впереди простиралась заболоченная низина. Болото было завалено веером бревен; деревья попадали так давно, что проросший сквозь них молодняк уже выстроил новый лес пока еще ясный, прозрачный и аккуратный, но высокий, чтобы отгородить небо. Бревна, во многих местах полусгнившие, вели через лес лабиринтом узких мостов. Леро всмотрелась вдали лес становился еще разреженнее, уступая простор буро-коричневой каше.
Мы дошли до болот, сказал Кламмат. Осталось идти немного, но это самая трудная часть.
Он разблокировал на ранце бухту ауксилларного троса и выпустил пару метров. Затем обмотал Леро, сделав петлю под мышками.
Неудобно, кивнул Кламмат, когда Леро вяло поморщилась.
Собачка на поводке... И режет ужасно...
Рассчитано на костюм.
Зато если я упаду, ты меня выудишь...
Да. Только ты лучше не падай. Иди осторожно, под ноги смотри постоянно. По сторонам не глазей! Чего тут может быть интересного?
Я тебе уже говорила... Ты дурак и ничего не понимаешь.
Да, говорила. Я в курсе.
А толку...
Пошли.
Теперь идти было намного медленнее. Стволы были скользкие, прогнили в неопределенных местах. Хотя Кламмат старался учитывать босоножки Леро, часто приходилось идти назад и выбирать в гнилом лабиринте другое бревно. Леро продолжала идти как машина, как автомат, подбирающий место, чтобы поставить ногу. Несколько раз нога соскальзывала с бревна, Леро падала, ударяясь бедрами и коленями, получала очередные порезы. Но капсула работала четко, боли не чувствовалось, а что будет с кожей, когда она заживет, и заживет ли вообще об этом Леро не думала, уже давно.
Она даже не думала просто о том, что «надо спастись». Просто шагала за Кламматом, потому что он куда-то шел. Иногда поднимала глаза, бросала стекленеющий взор в бесконечную перспективу бурого леса, смотрела наверх, в сеть переплетенных крон за которыми где-то вверху должно было быть небо, чистое перед очередным дождем, снова смотрела под ноги.
Вдруг Кламмат нарушил вязкий режим дороги по бесконечным бревнам. Он мягко притормозил Леро, указывая стволом в болото. Леро сначала не поняла, на что Кламмат показывает. Бревно и бревно таких тут сто миллионов; по такому же точно идем... Присмотревшись, однако, Леро оцепенела бревно оказалось каким-то чудовищным крокодилом, длиной метров двенадцать, толщиной как самое толстое дерево, какое здесь она видела.
Мамочка... едва прошептала Леро. Он ведь нас одной лапой...
Пока мы вверху, бояться нечего, кивнул Кламмат. Он атакует все, что шевелится, но над поверхностью максимум метр. Если не свалишься, все будет нормально.