Страница 148 из 208
— Самуэль и Катя были в Париже, когда премьер-министр Франции Поль Рено подал в отставку. За два дня до этого, 14 июня 1940 года, совершил предательство маршал Петен, и теперь Франция сгорала от стыда, глядя, как нацистские войска маршируют по Елисейским полям. Если и прежде евреям в Париже жилось несладко, то с этого дня лишь единицы имели шансы выжить.
27 сентября этого злополучного 1940 года правительство Виши устроило перепись еврейского населения Франции. Твой отец решил, что ни он, ни Далида в этой переписи участвовать не будут.
«Они хотят знать, сколько в стране евреев, считая нас по головам, как скотину. Я не позволю нас так унижать», — написал он моему отцу. Не спрашивай, как отец смог письмо получить, потому что я не знаю.
Мне известно лишь, что Самуэль и Далида выехали из дома, где они жили, и сняли другой, поменьше, на тихой улочке Сан-Мишель. Труднее всего оказалось решить вопрос с лабораторией. Он сообщил своему помощнику, что уезжает из Франции и передает ему все полномочия по управлению делами на время своего отсутствия. Однако эта мера мало чем помогла, поскольку правительство Виши под эгидой нацизма решило конфисковать собственность всех евреев. Но твой отец это предвидел; ему удалось сберечь некоторую сумму денег, а также несколько картин и других ценностей, которые он передал Кате на хранение. Да, забыл сказать, Самуэль настоял, чтобы Катя жила отдельно.
— Ты же не совсем еврейка, — сказал он, на что моя тетя ответила:
— У меня по меньшей мере четверть еврейской крови.
Но об этом знали немногие. Все парижские друзья считали их русскими — русскими дворянами, бежавшими из России от революции.
Таким образом, Катя сняла квартиру неподалеку от Монпарнаса, решив во что бы то ни стало остаться во Франции.
3 октября во Франции вышел «Закон о евреях». С этой минуты евреи стали гражданами второго сорта. Да что я говорю — они вообще перестали быть гражданами.
Самуэль начал борьбу в тылу врага вместе с Давидом Перецем, сыном Бенедикта Переца, того старого торговца, который столько помогал ему в прошлом. Давид организовал группу Сопротивления. Мне известно, что это была не единственная во Франции еврейская группа, были и другие: Содружество, Амелот, Общество помощи детям. Некоторые из них сотрудничали с маки: ведь, в конце концов, они имели одну цель.
Я не знаю, где Давид Перец разыскал русского эмигранта, который зарабатывал на жизнь изготовлением поддельных документов. Разумеется, он задавался вопросом, может ли доверять этому русскому — особенно учитывая, что тот приехал в Париж еще до того, как наступил 1917 год, что заставляло подозревать, что он не слишком благожелательно настроен к делу революции. Тем не менее, они решили рискнуть: ведь ни Самуэль, ни Далида не могли оставаться в Париже без новых документов. Самуэлю предстояло встретиться с этим человеком.
Он жил недалеко от Монмартра, в тихом переулке. Дверь открыла какая-то черноволосая женщина с таким грозным взглядом, что душа у него ушла в пятки. Самуэль назвал пароль, и она пригласила его войти, захлопнув за ним дверь со страшным стуком, похожим на выстрел.
Она провела его в комнату без окон, больше похожую на чулан, и предложила сесть. Сама села напротив и принялась задавать вопросы. Она говорила с акцентом, из чего Самуэль сделал вывод, что женщина не француженка. Позже он узнал, что так и есть: женщина оказалась испанкой, и звали ее Хуана.
Во время война в Испании она воевала в ополчении. После того, как у нее на глазах погиб муж на Арагонском фронте, а сама она потеряла еще не родившегося ребенка, Хуана превратилась в настоящую фурию. Других ее родственников — отца и дядю — расстреляли после окончания войны. Но сама она узнала об этом много позже, потому что вынуждена была бежать из Испании; в противном случае оказалась бы в тюрьме, откуда дорога была только одна — в ров, вместе с другими расстрелянными. Хуана не стала дожидаться, пока ее схватят, и бежала во Францию, перейдя границу Каталонии в Серданье — этой дорогой несколько лет спустя стали активно пользоваться борцы с режимом Франко.
В Перпиньяне ее задержали и отправили в концлагерь, но оттуда ей удалось бежать; через несколько дней она добралась до Парижа, где жил ее родственник, который ее и приютил. Этот родственник — какой-то ее троюродный дядя, печатник по профессии — был республиканцем, всегда готовым помочь всем, кто просит о помощи. В свое время он тоже бежал из Испании — в 38 году, еще до окончания войны. Здесь, во Франции, он стал активным бойцом Сопротивления.
При посредничестве своего дяди Хуана познакомилась с Василием. В свое время он бежал из царской России, но после победы Октябрьской революции не захотел вернуться в Москву, потому что весьма неплохо устроился в Париже, работая печатником в мастерской Педро, дяди Хуаны. Однажды Педро поздно вечером обнаружил Василия в своей мастерской. Оказалось, что русский уже давно изготовляет на заказ фальшивые документы для всех, кто готов за это платить; как правило, преступников. Педро, впрочем, не стал сдавать его полиции, за что русский воспылал к нему поистине собачьей преданностью. Война неразрывно связала этих двоих людей, и теперь они вместе изготовляли документы для деятелей различных политических группировок, у которых имелись проблемы с законом.
Должно быть, ответы Самуэля удовлетворили Хуану, поскольку она в конце концов позволила ему встретиться с Василием.
Самуэль оказался лицом к лицу с человеком среднего роста с блестящими глазами, которые радостно вспыхнули, едва Самуэль обратился к нему по-русски. Они болтали почти целый час, пока их не прервала рассерженная Хуана.
— Послушайте, господа, либо вы будете говорить по-французски, либо вообще молчите, — заявила она, на что Василий ответил улыбкой.
— Итак, вам нужны несколько паспортов, в том числе для вас и дочери, причем желательно вчера, — вернулся он к прежнему разговору. — Но ни я, ни мой компаньон не умеем творить чудеса.
— Но я и не прошу о чуде, а лишь помочь мне спасти жизнь нескольким людям, причем речь идет не только о евреях, но и о французах. Разве вы сами не против нацистов?
— Разумеется. Дядя Хуаны помог мне понять, что деньги — это еще не все, я даже забросил свой прибыльный бизнес и начал работать бесплатно. Хотя думаю, у вас-то есть чем заплатить — не так ли, месье?
Он не ошибся: Самуэль и в самом деле был готов заплатить любые деньги за эти паспорта. Однако Хуана подошла к Василию и, недолго думая, отвесила ему затрещину.
— Не смей так шутить! — произнесла она угрожающим тоном. — Сделаешь все, о чем он попросит, даже если тебе придется работать для этого день и ночь.
— Вот видите, месье, если женщина чего-то захочет, отказать ей невозможно. Она здесь хозяйка.
Позднее, когда Самуэль лучше узнал Василия, он понял, что под циничной маской скрывается настоящий борец за свободу, готовый отдать жизнь за общее дело.
Благодаря новым документам Самуэль превратился в месье Иванова, а Далида — в мадемуазель Иванову, отца и дочь, бежавших из Санкт-Петербурга от советской революции.
Василий их предупредил:
— Видите ли, если вам сделать французские документы, они смогут проверить в старых архивах, существовали ли когда-либо такие люди; но русских иммигрантов не смогут проверить при всем желании. Само собой разумеется; вы должны представляться непримиримыми врагами Сталина и ярыми поклонниками Гитлера, которого считаете единственной надеждой на спасение своей родины.
Первый заказ Самуэль сделал на пятьдесят французских паспортов, которые должны были помочь пятидесяти евреям покинуть Францию и добраться до Лиссабона, откуда они могли бы отправиться в Палестину.
Мой отец, Константин, отвечал за непосредственную перевозку людей. Это оказалось непростым делом. Европа находилась в состоянии войны, каждое судно на счету. Раздобыть удалось лишь несколько совсем старых калош, которые едва держались на плаву. Отец использовал все свои связи, чтобы эти люди получили от британских властей разрешение на въезд в Палестину. В довершение всего, отец начал работать на Британскую разведку, передавая своим друзьям из Адмиралтейства информацию, которую получал от Кати и Самуэля.