Стреляй, я уже мертв (ЛП)

— Так пусть возвращается; Михаил сказал мне, что уезжает, так что Даниэль вполне может к нему присоединиться.

— Ты забываешь, что он — мой сын.

— Ты права, — признал Самуэль. — В таком случае, ему лучше остаться.

— Даниэлю нечего делать в Париже.

— Ты ошибаешься: если я куплю лабораторию месье Шевалье, Даниэль сможет работать там. Он узнает много всего полезного, это ему очень пригодится, когда мы вернемся в Палестину.

— Ты точно уверен, что когда-нибудь захочешь вернуться? — спросила Мириам, боясь услышать ответ.

— Разумеется, да! — воскликнул он. — Только прошу тебя: позволь попробовать себя в этом бизнесе. Ты даже не представляешь, что это для меня значит: вновь встретиться с Константином и Катей... К тому же, признаюсь тебе: впервые за много лет я почувствовал себя в мире с самим собой. В Палестине мы постоянно заняты, у нас просто нет времени, чтобы хоть на минутку погрузиться в собственные мысли. Прошу тебя, Мириам...

И Мириам сдалась. Она знала, что, как бы она ни настаивала, Самуэль все равно не согласится вернуться в Палестину — во всяком случае, сейчас. Сама она готова была с этим смириться, но ее беспокоил Даниэль. Ее старший сын так и не освоился в Париже; он по-прежнему ощущал себя чужим в этом красивом и величественном городе. Друзей он здесь тоже не нашел, да и французский язык давался ему с большим трудом, не в пример младшим, Далиде и Изекиилю. Михаил, к его чести, делал все, чтобы ему помочь, и при любой возможности брал Даниэля с собой на встречи с друзьями детства. Даниэль чувствовал себя намного свободнее в обществе друзей Михаила, чем с теми людьми, что окружали Самуэля; однако и эти молодые французы тоже оставались для него чужими.

Мириам описала Даниэлю сложившуюся ситуацию, не скрывая при этом, что по-настоящему боится потерять мужа.

— Если мы уедем, оставив его здесь, боюсь даже подумать, к чему это может привести, — призналась Мириам. — Встретив Константина и Катю, Самуэль вернулся в прошлое, и сейчас это для него важнее всего.

— Ты хочешь сказать, что они для него важнее, чем ты и дети?

— Не совсем так... Он нас любит, любит нас всех, и тебя он любит тоже — он ведь уже это доказал. Но сейчас он нуждается в обществе своих друзей, к тому же не хочет упускать такую прекрасную возможность приобрести лабораторию у месье Шевалье. Кстати, он сказал, что ты сможешь там работать, это даст тебе возможность продолжить обучение. Что скажешь?

— Я понимаю, что ты не должна уезжать от Самуэля. Он — твой муж. Но ты должна понять меня и позволить мне вернуться. Мое место — в Палестине. Там дядя и тетя, Юдифь и Йосси, кузина Ясмин. Ведь они — единственные наши родственники, которые остались... ну, после того, как убили бабушку.

С минуту они помолчали, вспомнив о своей утрате. Мириам едва сдерживала слезы; после гибели матери в ее душе до сих пор кровоточила рана.

— Но Йосси не сможет присматривать за тобой, — возразила она наконец. — Ему хватает забот с моей сестрой. Юдифь очень больна, а Ясмин разрывается надвое, помогая отцу и ухаживая за матерью. Ты станешь для них обузой.

— А я и не говорю, что собираюсь жить с ними, хотя и буду навещать при любой возможности. Я вернусь в Сад Надежды и снова буду работать с Натаниэлем. Он уже давно уговаривает меня продолжить учебу и даже советует поступить в колледж. Ты же знаешь, что Кася и Руфь относятся ко мне, как к родному сыну.

— Да, но... Я не хочу с тобой расставаться, — расплакалась Мириам.

Но тут вошел Михаил, прервав разговор. Он очень удивился, увидев слезы на глазах Мириам.

— Что случилось? — спросил он.

Глаза Михаила сверкнули гневом, когда ему всё рассказали.

— Самуэль нигде и никогда не останется навсегда, — заявил он. — У него нет родины. Сейчас ему хорошо здесь, потому что после долгой разлуки он наконец-то воссоединился с Константином и Кате, но рано или поздно наступит время, когда он оставит их, чтобы вернуться в Палестину или уехать куда-нибудь еще. Он всегда говорит одно, а делает другое. Он бросил меня, когда я был ребенком и видел в нем единственную опору в жизни. Так вот, знай, Мириам, если ты решишь вернуться в Палестину, он за тобой не поедет. Если ты любишь его, то ты можешь только остаться с ним в Париже, пока он сам не решит вернуться. Что же касается тебя, Даниэль, то если хочешь, можешь поехать со мной. Из Марселя в Палестину каждую неделю отплывает пароход. Я могу купить для тебя билет.

— Меня удивляет, что ты хочешь вернуться в Палестину. Ты богат... Унаследовал кучу денег. К тому же ты почти что француз, ты здесь учился и мог бы стать лучшим скрипачом в мире... — ответил Даниэль.

— Да... Здесь осталось мое детство, моя юность, друзья и мечты... Я ведь мечтал стать великим музыкантом. Здесь я был счастлив с Ириной и Мари. Но когда Ирина вышла замуж за месье Бовуара, я не смог этого вынести, и поэтому уехал с Самуэлем в Палестину, хотя на самом деле готов был уехать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Я даже представить себе не мог, что Палестина окажется для меня такой важной. Порой я задаюсь вопросом, какой же смысл в жизни, полной лишений, которую мы там вели. Но сейчас я хочу жить только там, и нигде больше. Я рад был вернуться в этот город, встретиться с друзьями детства, вновь окунуться в атмосферу этого города со всеми его мелкобуржуазными радостями, в которой я вырос. Да, Париж навсегда останется моим городом. Но именно здесь я понял, как много значит для меня Ясмин. Если бы я мог привезти ее сюда, чтобы жить в Париже с ней вместе... Но это невозможно. Сейчас, когда ее мать тяжело больна, Ясмин не может уехать из Палестины. И теперь я окончательно решил, что женюсь на ней.

Они нежно обнялись. Мириам была тронута словами Михаила, ведь она всегда считала его немного замкнутым, даже угрюмым.

— Я рада, что ты станешь моим племянником, — сказала Мириам. — И уверена, что будешь очень счастлив с Ясмин.

В конце концов, с помощью Михаила Даниэлю удалось убедить мать позволить ему вернуться в Палестину. У Мириам не осталось иного выбора; она была вынуждена либо отпустить сына, либо расстаться с Самуэлем, что было бы для нее еще больнее.

Месяцы сливались в годы, и вот уже наступил 1933 год. Миновало четыре года с тех пор, как они покинули Палестину. Жизнь Мириам и Самуэля катилась по накатанной колее, и они, казалось, были вполне счастливы. Самуэль, как и собирался, купил у месье Шевалье лабораторию и теперь вместе с Константином занимался продажей лекарств в Англию и другие страны Европы, что давало им возможность много путешествовать вместе — как прежде, в далекие годы детства и юности. Месье Шевалье оформил патенты на изготовление лекарственных препаратов, и теперь дело приносило огромную прибыль, особенно после окончания Великой войны.

Особенно часто Самуэль ездил в Лондон и оставался там дольше, чем, как считала Мириам, было необходимо. Она знала, что во время этих поездок большую часть времени он проводит в обществе Кати. Уже не раз она ловила его слишком нежные взгляды, устремленные на эту женщину.

Она видела, что они с Самуэлем уже давно не были парой, превратившись за эти годы в квинтет, с тех пор как к ним присоединились Константин, Вера и Катя.

Конечно, она не чувствовала себя счастливой, в отличие от Самуэля. Единственным утешением для нее служили письма Даниэля, в которых тот уверял, что у него все замечательно, а также двое младших детей, Далида и Изекииль, которые быстро и легко привыкли к парижской жизни. Каждое утро Мириам провожала их в школу, а после обеда Аньес, молодая няня, водила их играть в Люксембургский сад.

Но в то же время, как ни старалась Мириам привлечь внимание Самуэля, он не замечал ее усилий. В конце концов она даже решилась последовать советам парикмахерши и остригла волосы, чтобы стать похожей на парижанку, стала одеваться по парижской моде — едва прикрывающие колени юбки, шляпки, перчатки... Самуэль никогда не жалел на нее денег, позволяя тратить, сколько заблагорассудится, но в то же время никогда не давал себе труда обратить внимание на новое платье жены. Мириам все еще не желала признать, что их брак стал просто ширмой, и теперь их связывают лишь Далида и Изекииль. Самуэль любил детей, и лишь при виде их его лицо озарялось нежностью. Потребовалось еще два с лишним года, прежде чем Мириам окончательно признала, что совместной жизни пришел конец.