Рокировки

— Надеюсь, очерк тебе понравится, — ответил Тони.

Он смотрел на вход — наверное, ожидал своих приятелей, а они не появлялись, и он нервничал: грыз ногти, точно неврастеник. Раньше я за ним этого не замечал.

— Ты трудяга, — похвалил я его, желая ободрить.

— Одним трудолюбием сейчас ничего не достигнешь, — сказал Тони. — Мой отец преподаватель. Исключительно работоспособный человек, на десять голов умнее, чем его окружение. А уйдет на пенсию как простой сельский учитель.

— Но, может, труд приносит ему удовлетворение?

— Вот в этом-то и дело. Его самодовольство отравляет жизнь моей матери. Она — другой человеческий тип. Я рад, что унаследовал кое-что от нее: никогда не останавливайся на достигнутом!

— Что имеешь или чего достиг?

— Это одно и то же.

— Не согласен с тобой…

Он прервал меня:

— Какие бы аргументы ты ни приводил, у меня есть принцип: если бездарные сынки какого-нибудь шефа занимают высокие должности, почему бы мне не быть выше их? Все говорят, что я перспективный автор. Источник моей энергии — честолюбие, и я не стыжусь этого. Человек без честолюбия — живой труп.

— Ты что, недоволен местом, которое занимаешь?

— Пока доволен. А в дальнейшем успехи будут зависеть от поддержки авторитетного лица. Никто не взлетит на высокую орбиту без ракеты-носителя.

Я попытался возразить, но он снова меня перебил:

— Только не учи меня, пожалуйста, и не агитируй. Я знаю, как решаются подобные вопросы.

— Ты получил назначение в центральную газету прямо из университета. Без всякого блата. Потому что в тебе увидели перспективного журналиста.

— Да, но знаешь ли ты, сколько сил и энергии мне это стоило?

— Только поэтому ты и будешь непоколебим.

— Именно здесь ты и ошибаешься!

Он посмотрел на дверь, и лицо его вытянулось: на пороге стояла бледная, всхлипывающая Дашка.

Тони вскочил, девушка уткнулась ему лицом в грудь и разрыдалась. Следом вошел Тоди, молча мне кивнул. Тони смотрел на него вопрошающе.

— Из «Пироговки» звонили хозяйке Краси, — начал Тоди, — та позвонила Дашке… в общем, Краси умерла.

— Что?! — закричал Тони, выпуская Дашку из своих объятий.

Я поднялся и подошел к Тоди, ошеломленный страшным его сообщением.

— Врач сказал, отравление. Грибами.

— Грибами? — переспросил Тони и резко повернулся ко мне. — Вчера. Твоими грибами!

Тони сел, рядом с ним плюхнулась на стул Дашка, все так же безутешно рыдающая.

Сидящие за соседними столиками стали на нас поглядывать.

— Где она сейчас? — спросил я Тоди.

Пожав плечами, он объяснил:

— Врач спрашивал о ее родителях, да они ведь в деревне. У Краси здесь брат, но хозяйка не знает его адреса.

— А кто-нибудь из вас его знает?

— Он механик в какой-то автомастерской.

— Найдите его. Надо ему сообщить…

Я протянул руку, прощаясь.

— Мне пойти с тобой? — спросил Тони.

— Не надо.

Еще не видя всего размаха беды, я чувствовал, что она обрушится и на мою голову. Тони выразился достаточно ясно: Краси отравилась моими грибами.

Почти то же самое я услышал от врачей и прочитал в медицинском заключении: отравление произошло в обеденное время, умерла поздно вечером, хозяйка, зайдя утром к своей квартирантке, нашла ее одетой на постели; давая показания, заявила, что вечером и ночью не слышала никаких подозрительных звуков.

Экспертиза установила, что Краси была беременна.

Прочитав все это в кабинете врача, я не мог встать со стула. Много раз приходилось мне посещать больницы, и я думал, что привык к их проклятым запахам, но теперь чувствовал, что мне становится плохо. Наверное, не только от запахов. Вошла медицинская сестра. Мне показалось, что она обмотана марлей. Или плавает в бассейне с молоком. Сквозь белую мглу едва слышно прозвучал ее голос:

— Вы ждете доктора Стоилкова?

Отвечать не было сил, я только кивнул.

— Вам плохо?

Я встал, попробовал нащупать ручку двери. Пожалуй, я даже потерял способность говорить.

Во дворе, на свежем воздухе, стало легче. Я присел на скамеечку, вытащил свою трубку, но тут же запихнул ее обратно в карман плаща. На соседней скамейке сидел молодой человек. Я попросил у него сигарету, он любезно протянул мне пачку. Закурив, я поперхнулся дымом и потушил сигарету. Хотелось хорошенько подумать, прежде чем что-то предпринять, но времени для раздумий не было. Надо было идти к своему руководству.

Подполковник Веселинов, мой начальник, старше меня всего на шесть лет, но видел он и пережил гораздо больше, чем мой отец, человек уже преклонного возраста. Веселинов работал в милиции со дня ее создания, расследовал много запутанных историй, но от этих мыслей мое настроение нисколько не улучшилось. С нами, молодыми, он был строг — строже, чем нам того хотелось, и мы втайне его побаивались. Особенно когда знали за собой какие-нибудь промахи.

Я совсем недавно поступил на службу, однако уже успел проштрафиться. Арестовал вора, после того как три ночи подряд выслеживал его. Когда этого типа вводили в кабинет, он стал сопротивляться — не хотел входить, пока я не позвоню какому-то полковнику, который, дескать, его знает и мог бы мне объяснить, что с его арестом произошла ошибка. Я не выдержал и дал ему пару раз по шее. Утром он пожаловался Веселинову, и в тот же день мне был зачитан приказ о наложении взыскания.

— На первый раз, — сказал подполковник, — ограничимся взысканием. А если такое повторится, жду тебя с рапортом об освобождении от занимаемой должности.

Выгонит меня, думал я сейчас, шагая к нему. И что самое обидное: он меня ценит. Мог бы закрыть глаза на мой промах. Ладно, пусть накажет, лишь бы не доложил вышестоящему начальству, пока я расследую этот случай… Наивный! Знал ведь я как дважды два, что Веселинов обязательно доложит генералу, но часто мы питаем несбыточные надежды.

Подполковник Веселинов дочитывал какую-то корреспонденцию, черкая в ней красной шариковой ручкой. В конце последней страницы поставил большой вопросительный знак, который я увидел, стоя посреди кабинета.

— Входи, Хантов.

— Я пришел, чтобы вам объяснить…

— Присаживайся.

Сел. Мне хотелось, чтобы подполковник продолжал читать, пока я справлюсь со своим волнением и приду в норму.

Веселинов отложил бумаги, взглянул на меня, слегка наклонив голову. В его глазах я уловил насмешливое выражение. А может, мне это почудилось — в таком состоянии человек становится мнительным.

Я рассказал, что случилось.

— Так, — проговорил он задумчиво. — Ты их привез в лес. Ты набрал грибов. Ты не видел никого из них, кто собирал или привез грибы с собой…

— Да.

— Тогда тебе должно быть ясно, какой вывод следует из всего этого.

— Верно. А ведь и вы, и наши с вами сослуживцы не раз убеждались в том, что я хорошо разбираюсь в грибах.

— И ты мог ошибиться. Взял какой-нибудь ядовитый двойник, и он достался Красимире.

— Исключено.

— Тогда кто-то из этой компании подложил ей.

— Допускаю. Но пока не вижу ни у кого из них причины для этого. Тони хотел жениться на ней, они даже собирались пригласить меня посаженым отцом. Другая девушка, Дашка, едва ли могла пойти на преступление — никакой ревности я у нее не замечал. И у того сводника нет причин. Хотя от людей такого типа, как Тоди, можно ожидать чего-нибудь в таком духе.

— Эти выводы — результат первых впечатлений. Красимира была беременна. Надеюсь, не от тебя?

— Как вы могли подумать!

— Не вскакивай. Мы живые люди, всякое бывает.

— Да, но…

— Дело в том, что это подозрение падает и на тебя. Прежде всех за него ухватится Лена.

Он был абсолютно прав. Я тяжело вздохнул.

Веселинов помолчал, а потом вдруг стал выговаривать мне, повышая тон все больше, и, как это ни невероятно, на душе у меня полегчало. Казалось, если он меня обругает, я возвращусь в нормальное состояние.