Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 112

   Рядом с Донатой стояла женщина, по всей видимости, сестра умирающего. Она без устали молилась. О чем? Просила, чтобы Истина не коснулась ее, или наоборот - выпрашивала милосердную?

   Седой дед, который встретил их в доме и назвался отцом умирающего, стоял, скрестив на груди костлявые руки. Ему и самому не долго осталось, но - все возможно. А иные такую Истину изрекут, что и после смерти набегаешься.

   У самого стола стояла молодая еще женщина, судя по всему, жена - пока - умирающего. Ее лицо было спокойным, пожалуй, даже отрешенным от происходящего, Но белые руки, как лапки паука быстро перебирали бахрому платка, накинутого на зябкие плечи. Время от времени, она коротко прижимала к груди русую голову ребенка, что стоял рядом с ней. Все шестеро мальчишек, почти погодков, по малолетству не могли понять всей глубины предстоящего события, поэтому просто и горестно хлюпали сопливыми носами.

   Мельком оглянувшись на Ладимира, Доната похолодела: такую степень отчаяния выражало его лицо. Она не сдержалась и мысленно оскорбила собравшийся народ: у парня свое горе еще не зажило, а ему солью на открытую рану!

   Холодный ветер подул по ногам, потом поток воздуха поднялся выше, разом загасив все свечи и остудив мятущиеся души. В кромешной темноте ослепительным светом озарилось лицо умирающего.

   - Трудные времена вижу... голод... война, нахлебаемся все, - он говорил тихо. Но слышал его каждый.

   - Бредит... бредит, - тем же ветром дохнуло по углам.

   - Жене... говорить буду, - выдохнул умирающий - и порыв ветра достиг разгоряченных щек Донаты. - Умру я. Тяжко тебе одной, Ветта, детей будет растить... Но помогу тебе - одного с собой заберу - выбирай - которого...

   Сияние, исходящее от умирающего, погасло. Но в окна уже заглянул рассвет. И в неверном свете наступающего дня Доната увидела, как без чувств рухнула, белая как сама смерть, вдова.

***

   - Не хочу я ни в какую деревню! Хватит с меня деревень! - Доната не кричала, она шипела от злости. Но подтверждая серьезность своего решения, сурово топнула ногой. - Хуторок вчера был - загляденье, а как все вывернулось? До сих пор лицо этой женщины стоит перед глазами!

   - А ты что же решила, что можно пройти по жизни с завязанными глазами и заткнутыми ушами? Везде, сплошь и рядом что-то происходит, и не всегда это сказочный домик в подарок! - он в отместку тоже жестко сузил глаза. - Хочешь, чтобы тебя это не касалось - живи в мире со своей душой! Умей приказать себе не принимать близко к сердцу. А то не ты сердцу хозяйка - а оно над тобой!

   - Как это? - она оторопела.

   - А вот так это! Что проку от твоих страданий? Сочувствие к другому - это умение подать кусок хлеба к обеду, а не лить с ним вместе слезы, глядя на него коровьими глазами!

   - Вот по-твоему и выходит, что ни сочувствие, ни жалость уже никому не нужны, что ли?





   - Помогло разве кому-то твое сочувствие? Сына ты у той матери от смерти спасла? Людям помощь нужна, а помочь не можешь - в сторону отойди, им и без тебя тошно.

   - Понятно. Понятно почему вы все такие жестокие, и доброта вам - слова бесполезные! В ваших словах, да и делах тоже - одна ненависть царит! Меня эта Истина не касается - и слава Свету, а что у соседа пацан умер - так нечего и переживать - нового ему не подаришь! Так?

   Ладимир в сердцах пнул ногой камень и тот, перевернувшись в поднятой пыли, отлетел в сторону.

   - Так, - наконец, он кивнул головой. - Каждый сам живет со своей Истиной, и до чужой ему дела нет. А если чужую на свою шею взваливать - жизни не хватит.

   Доната вдруг широко улыбнулась.

   - Врешь ты все. Наговариваешь ты на себя, Ладимир. Ради чего ты спасал меня тогда в деревне от костра? Если, как ты говоришь, тебе до чужих бед и дела нет?

   - Тут все понятно, - меряя шаг за шагом, он покосился на Донату. - Ты меня спасла, я тебя. Это благодарность. На ней земля держится. Вот и Гурьян тебя отблагодарил, как положено, и тем жизни наши спас. А оказался бы неблагодарным, мы бы погибли, но и ему бы воздалось сторицей.

   - От кого это?

   - Известно, от кого. От Отца Света. Не любит он неблагодарных - греха страшнее нет.

   - Понятно. Значит, девку убить молодую из-за золотых побрякушек, грех еще не так чтобы очень.

   - Конечно. А вот если девка тебя любовью одарила, а ты взял, да по голове ее тюкнул, а денежки себе забрал - вот это грех страшный. За это можно после смерти и Мусорщиком стать.

   - Ну, как мы видели, Мусорщиком можно и просто так стать, желанием любимого батюшки.

   - Много ты знаешь, - прищурился Ладимир. - Не все нам рассказывают.

   - Странно у вас получается, - начала она, но он ее перебил.