Страница 86 из 97
-- На самом деле спасение есть, - задумчиво ответил Парис. - Энона - моя бывшая, нимфа из леса, рядом с которым я пас стада, увлекалась медициной. У неё много разных снадобий дома было. Было и средство от яда Лернейской гидры.
Их беседу прервало появление Аполлона.
-- Что-то происходит в греческом лагере, - с озабоченным видом сказал бог. - Посмотрите, как они там засуетились.
Эней и Парис встали и подошли к краю стены.
Действительно, греческий лагерь пришёл в движение. Все шли к берегу встречать чёрный корабль Одиссея. Уже издалека было ясно, что царь Итаки возвращается с победой: на носу корабля рядом с Одиссеем стоял рыжеволосый юноша, в котором все узнавали молодого Ахилла, а рядом стоял постаревший, но всё же неплохо выглядевший Филоктет с луком Геракла за плечами. Он уже успел побриться, причесаться и привести себя в порядок - на дикаря он больше не походил.
Одиссея встречали как победителя, а его спутников как героев, вернувших всем веру в победу.
-- Нога - ерунда! - говорил Филоктету Агамемнон. - Стрелку ведь главное - чтобы рука была крепкая, а глаз точный. Ты как, за столько лет стрелять-то не разучился?
-- Только лучше стал, - гордо ответил Филоктет, и, наведя лук на стену Трои, пустил стрелу.
Парис упал, извиваясь от невыносимой боли. Эней бросился к нему, не понимая, что случилось, откуда прилетела стрела, ведь греки были слишком далеко для выстрела из лука. "Ему уже ничем не помочь, - сказал Аполлон. - Это стрела Геракла. От яда Лернейской гидры нет спасения".
Услышав эти слова, Эней тут же бросился к своему дому, велел слугам запрягать коней и сам помогал им. Когда колесница была готова, он вскочил на неё и помчался к подножию Иды, где когда-то пас стада Парис.
Доскакав до леса, он спрыгнул на землю и бросился в чащу. "Энона! Энона!" - кричал он.
-- Чего надо? - ответила наконец лесная нимфа, выходя из-за дерева.
-- Мне срочно нужно средство от яда Лернейской гидры. Парис умирает!
-- Какой Парис? - равнодушно спросила Энона. - Я знала одного Париса, мы с ним когда-то дружили, но его давно уже нет - он ушёл однажды в город и не вернулся. Есть ещё другой Парис: троянский царевич, но с ним я не знакома. Почему я должна ему помогать?
-- Энона! Не время сейчас вспоминать старые обиды! Он страдает, он может умереть!
Нимфа пожала плечами.
-- Страдает? Говорят, страдания возвышают.
Она отвернулась и ушла в чащу.
Не торопясь, она добралась до своего скромного лесного жилища, вошла в комнату, посмотрела на полку со снадобьями. Здесь было всё, что могло спасти жизнь человеку. Энона протянула руку к маленькому пузырёчку с бесценным средством от яда Лернейской гидры. Когда-то она похвасталась этим лекарством Парису, а теперь он вспомнил о нём. Вспомнил много лет спустя не об Эноне, а об этом лекарстве. Вспомнил только тогда, когда ему стало плохо, и захотел, чтобы она избавила его от страданий. Он не вспомнил о ней тогда, когда страдала она. Теперь он умрёт, и она никогда уже больше его не увидит. Совсем никогда. Даже в царстве Аида они уже не встретятся, потому, что бессмертной Эноне путь туда заказан.
Парис будет страдать и умрёт. Яд Лернейской гидры действует неотвратимо, но медленно, а значит, Париса можно ещё спасти, если успеть. Об этом Энона подумала, когда бежала через лес, зажав в кулачке спасительный пузырёк, бежала изо всех сил, спотыкалась о корни, вскакивала, несколько раз пыталась взлететь, но у неё это получалось плохо, она падала и только теряла время.
Визит Гермеса
"Привет, Сашка!"
У кровати Париса стоял улыбающийся Гермес.
"Давно не виделись, - говорил легкомысленный бог, будто не замечая бедственного положения собеседника. - Глянул бы ты, Шурик, на свою страдальческую рожу - обхохотался бы. Ладно, кончай придуриваться - всё прошло".
Парис с удивлением почувствовал, что у него действительно больше ничего не болит. Гермес протянул ему руку и помог подняться с кровати.
"Идём, - сказал он. - Нас уже заждались".
Парис легко поднялся и, оглядевшись, увидел себя лежащим на спине с искажённым, посиневшим лицом, плачущего Энея, Деифоба, с отсутствующим видом стоящего рядом, Елену, как статуя застывшую над постелью мужа.
"Да, необычное ощущение, я знаю, - согласился Гермес, - мне уже многие об этом говорили. Ну, пойдём уже. Они тут и без нас разберутся".
Незримые, не раскрывая дверей, они вышли из дворца, прошли через город. Парис смотрел на дома и людей, понимая, что видит их в последний раз, но почему-то эта мысль его нисколько не огорчала.
"Видишь, как всё удачно получилось, - говорил Гермес. - Зря ты боялся. Такую интересную жизнь прожил! Представь, сколько всего ты видел, о чём ещё тысячи лет будут книжки, картины, статуи, пьесы, об остальном я уж не говорю. Сказочная, легендарная жизнь, поверь опытному искусствоведу. Нервы, конечно, потрепали, но жизнь знаменитости не бывает без нервотрёпки - по себе знаю. Немного помучился перед смертью - так уж было надо. Кое-кто просил Зевса, чтобы ты умер той же смертью, что и Ахилл. Но ты страдал не так долго - у Ахилла здоровье получше было - он целый день мучился, а уж Геракл как долго умирал! Вот и спрашивается - зачем оно, хорошее здоровье? А тут ещё Кроныч сказал: "не затягивать", так что мойра Атропа перерезала нить твоей жизни без лишних проволочек".
Они вышли из города. Мимо них пробежала Энона, сжимая в кулачке какой-то пузырёк. Парис проводил её взглядом.
"Не оборачивайся - плохая примета, - сказал Гермес. - Так вот, я говорю, Кроныч вообще к тебе неплохо относился. Меня, видишь, за тобой послал, такой чести мало кто удостаивался. Я вообще не любитель ходить в царство Аида. По мне, так оно мрачновато, а я люблю, чтоб было весело как твоя жизнь".
"Да, весёлая жизнь, ничего не скажешь", - подумал Парис.
Он не следил за дорогой и не заметил, как солнце перестало освещать их путь, а привычные виды полей, гор, лесов, домов и деревьев сменились смутными, едва различимыми контурами, между которыми сновали бесплотные тени. Парис не мог разобрать, были ли это люди, сны, или сказочные чудовища. То ему казалось, что у какой-то из теней шипящие змеи растут на голове вместо волос, то он вдруг видел пробежавшего во тьме кентавра, то Химеру, то Лернейскую гидру.
- Нет, не настоящие, - ответил на не заданный вопрос Гермес. - Это всё фантазии, иллюзии, бред новоумершего. Видишь, например, тех великанов со сросшимися телами?
-- Конечно, вижу. Вокруг них вьётся стая гарпий.
-- Так вот, их там нет. Это последние судороги твоего умирающего сознания. Не обращай внимания и не отвлекайся - пока есть возможность, вспоминай прожитое. Вся твоя жизнь должна пронестись сейчас перед твоим внутренним взором.
Парис сделал над собой усилие и попытался вспомнить свою насыщенную удивительными событиями жизнь, но на ум не шло ничего: ни вечера в обществе Эноны, ни победа на играх его собственной памяти, ни сражения, ни пиры. Даже Елену Прекрасную он не припомнил - только лёгкое прикосновение губ к его щеке и тихий нежный голос Афродиты: "Спасибо, красавчик! С меня причитается".
Дорога, слегка заворачивая, плавно шла вниз, вглубь преисподней. Мутные мелкие речки сливались здесь в одну медленно текущую главную реку подземного царства Стикс.
Берег Стикса был уже не тот, каким его видели Тезей и Геракл. От прежнего величественного спокойствия за годы войны ничего не осталось. Покойники больше не стояли чинно в ряд, соблюдая очередь на перевоз - они шумели, ругались, толкались, затевали драки, каждый норовил влезть без очереди, платить за перевоз никто не хотел. Старый лодочник Харон орал на мертвецов, ругаясь как пьяный матрос, и отбивался от них веслом. Волосы его были всклокочены, глаза горели, он казался страшнее всех сказочных чудовищ, виденных Парисом ранее.