Страница 70 из 97
-- Сыночек! - сказала она. - Ты молодец, что хочешь наказать тех, кто убил твоего друга, но что же ты в бой наденешь? Доспехи ведь Гектор забрал.
Сыночек завыл, обиженный, что мама вечно ему ничего не разрешает, будто он ребёнок какой-нибудь, но быстро сообразил, что она права. Вообще-то, у него было сколько угодно доспехов. Разоряя соседние города, он набрал столько трофеев, что на десятке кораблей не увезти. Были у него и доспехи, снятые с царей - произведения лучших мастеров. Но это были простые смертные мастера, а кто привык к качеству, не согласится на худшее. Кто носил настоящие божественные доспехи, кованные в кузне Гефеста, тот никогда не наденет дешёвку, кованную обычным кузнецом.
-- Принеси мне доспехи, мама! Ты хвасталась, что спасла Гефеста, когда он был ребёнком. Пусть он за это сделает мне новые доспехи. Сегодня же!
-- Сегодня уже не получится, - осторожно возразила Фетида.
Ахилл снова завыл, обиженный на вечные мамины отговорки, но быстро понял, что она опять права: солнце уже клонилось к закату, и бой должен был скоро завершиться. Сделать доспехи так быстро невозможно.
-- Я тебе завтра доспехи принесу. Обещаю, сынок, - сказала Фетида.
Сынок захныкал, показывая, как тяжело ему будет ждать до завтра, но ничего возражать не стал.
-- Пусть ещё щит обязательно сделает! - всхлипывая, попросил он.
-- Конечно. И щит, и копьё.
-- Копьё не надо. Копьё у Патрокла своё было.
-- Хорошо, сынок. Копьё не надо. Так даже проще.
Фетида попросила сестёр передать отцу, что она сегодня домой не придёт, и отправилась к Гефесту на Олимп.
А Ахилл пошёл в палатку, сбросил разодранный хитон, кинулся на кровать, зарылся лицом в подушку и снова стал рыдать.
Ему было очень плохо. Нежная душа неуязвимого героя страдала. Этот мир оказался слишком несовершенным для него. Он жалел, что родился, что его мать богиня, а отец простой царь, что ввязался в эту войну под командованием неблагодарных дураков, что сам послал Патрокла на смерть и не пришёл к нему на помощь, когда эта помощь была нужна. Мелочными и глупыми казались теперь его гнев, обиды и желание видеть унижение Агамемнона. Он уже не хотел мстить своему командиру - теперь он хотел видеть предсмертные судороги Гектора и слышать плач троянских вдов.
В это время перед входом в палатку Ахилла с неба опустился край радуги, и по ней с громким визгом скатилась какая-то рыжеволосая девчонка. Приземлившись, она тут же вскочила на ноги, ворвалась в палатку, театрально подняла руку и заговорила торжественным тоном: "Ахилл! Воздвигнись к брани..."
Тот поднялся с кровати как был - с растрёпанными волосами и голый. Девчонка коротко взвизгнула и стрелой вылетела наружу.
Ахилл высунул голову. Девчонка стояла неподалёку, прижавшись спиной к палатке, и опасливо на него косилась.
-- Ты кто? - спросил Ахилл.
-- Я-то? - растерянно переспросила девчонка. Вид голого и растрёпанного героя произвёл на неё такое сильное впечатление, что она поначалу забыла, с чем пришла. - Я Ирида, - и с важностью добавила: "Посланница богов".
-- И кто тебя послал?
-- Это в каком смысле? - обиженным тоном переспросила Ирида, тут же сообразила и ответила скороговоркой, но опять с важностью в голосе: "Послала меня великая Гера - царица богов, супруга всемогущего Зевса-громовержца..."
Она, кажется, собиралась говорить дальше, но Ахилл перебил её:
-- И что ей надо?
-- Кому? - опять не сразу сообразила Ирида, но тут же приложила указательный палец к губам и, страшно выпучив и без того довольно крупные глаза, прошептала: "Тсс! Зевс ничего не знает! Меня к тебе тайно послали. Никому не говори!"
После этого она отошла от палатки, снова приняла театральную позу и торжественно провещала: "Ахилл! Воздвигнись к брани! Бой разгорелся за мёртвое тело Патрокла! Гектор хочет увлечь его в город, чтобы там над ним глумиться. - Ирида подняла ладони над головой, как это делают дети, изображая чудовище, и состроила страшную гримасу. - Он Патроклу голову отсечёт и на кол наденет. Позор тебе будет, если твой друг в таком виде перед Аидом предстанет!"
-- Мне мама запретила, - буркнул в ответ Ахилл. - У меня доспехов нет. Как я пойду в бой в таком виде?
Ирида часто заморгала, соображая, что ответить. На этот случай Гера её не инструктировала.
-- Так ведь, - пробормотала она. - Так ведь там же девушек нет. Разве что, Афина может быть. Но она отвернётся, наверное. Ты только выйди и пугни их, а они сами все разбегутся. Ты страшный такой!
-- Ну, ладно, - проворчал Ахилл. - Передай Гере, что я сейчас выйду.
-- Ага, передам.
Ирида вскочила верхом на радугу и тем же манером, как съезжала вниз, с громким визгом вознеслась по ней на небо. Радуга растаяла.
Ахилл всё в том же не вполне приличном виде поднялся на остатки стены лагеря и осмотрел поле брани. Там, под нависшей над серединой грозовой тучей, во тьме продолжался жестокий бой за тело Патрокла. Ахилл набрал полную грудь воздуха и заорал что-то невнятное.
Крик его подхватили на поле боя: греки с радостью, троянцы с ужасом. Но громче всех завизжал старик Феникс. Тело Ахилла тут же окуталось облаком, очертания его расплылись, но весь он засветился как горящая головня, так что его вид, и без того грозный, стал ещё более зловещим и пугающим.
Давя и топча друг друга, троянцы бросились бежать. Тело Патрокла осталось грекам. Наступивший вечер положил конец битве.
Вечером, во время ужина, когда все радовались тому, что этот день не стал для них последним, Одиссей нашёл Диомеда в обществе Агамемнона и других греческих командиров.
"Ты не забыл, что нам сегодня ещё надо сделать?" - спросил он.
Диомед удивлённо посмотрел на Одиссея. В суете такого трудного дня немудрено забыть что угодно.
-- Мы собирались принести в жертву Афине доспехи того троянца, которого мы изловили прошлой ночью. Кстати, всех приглашаю. Афина сегодня нам всем помогла.
-- Да, Афину почтить надо, - согласился Агамемнон и присоединился к Одиссею и Диомеду. За ним пошли и остальные герои.
Одиссей склонился над телом Долона и стал снимать с него доспехи.
-- Что это? - спросил Агамемнон, указывая на какой-то плоский предмет, выпавший из-за пазухи троянца.
-- Не знаю, - ответил Одиссей, протягивая находку Агамемнону.
Это были две тонкие деревянные дощечки, сложенные вместе и скреплённые одна с другой. Агамемнон развернул их и сказал:
-- Тут что-то написано. Похоже, троянец нёс послание кому-то в нашем лагере.
-- Вряд ли, - сказал Диомед. - Он говорил, что послан в разведку. Если бы у него было какое-то другое задание, он бы сказал. Парень был так напуган, что ничего бы не скрыл.
-- Не обязательно, - возразил Одиссей. - Он, может, и не трус был вовсе, а хитрец. Специально нам всё рассказывал, чтобы мы не догадались об его главном задании.
-- Посветите, - попросил Агамемнон и прочёл вслух: "Дорогой Паламед! Я благодарен тебе за услуги, которые ты оказал мне и всей Трое. Надеюсь, ты будешь и впредь подрывать боевой дух наших врагов и сделаешь всё, чтобы мы разгромили проклятых греков. Если тебе мало того сундука с золотом, который я тебе уже прислал, я дам тебе ещё и озолочу после нашей победы. Приам".
-- Какая чушь! - возмутился Паламед.
-- Действительно чушь, - неуверенно сказал Агамемнон, складывая дощечки. - Однако в последние дни у нас и правда было много непонятно откуда взявшихся затруднений. Я уж, грешным делом, на богов думал, но, возможно, дело и не в них. Да и с боевым духом было не всё гладко. И как-то странно, что из всех нас, кажется, один лишь Паламед не получил ни одного ранения. Или он в бой не рвётся, или троянцы его берегут.
-- Перестань! - сказал Одиссей. - Как можно оскорблять подозрением своего товарища на основании каких-то дощечек, найденных на теле врага! Там упоминался сундук с золотом. Такую вещь трудно спрятать. Если мы не найдём его у Паламеда, значит троянцы просто хотят его опорочить и внести разлад в наши ряды.