Воля богов!

   Сказав это, он размахнулся и со всех сил метнул в Аякса копьё. Оно пробила медную оболочку щита, прошло через шесть слоёв кожи и застряло в седьмом.

   Аякс ответным броском пробил щит и доспехи Гектора, но всё же немного не достал до груди героя.

   Со вторым копьём Гектора постигла ещё большая неудача: оно сломалось о медную оболочку щита. Аякс же сумел ранить Гектора в шею, правда, не очень серьёзно.

   Подняв с земли огромный камень, Гектор обрушил его на Аякса, но тот отразил его щитом и тоже кинул в Гектора камень, ещё больший. Щит Гектора окончательно пришёл в негодность после этого удара, сам же Гектор повалился на спину. Аякс с радостным криком набросился на него, собираясь добить, но в этот момент Гектор странным образом оказался вновь стоящим на ногах.

   "Ну! Не жульничай!" - возмущённо проворчала Афина, толкнув Аполлона локтем. Тот лишь пожал плечами, показывая, что не понимает, о чём речь.

   Герои выхватили мечи и уже готовы были приступить к заключительной части поединка, как вдруг затрубили рога, на поляну с двух сторон вышли греческий и троянский глашатаи и, протянув свои жезлы между сражающимися, объявили, что ужин готов.

   -- Что скажешь, Приамыч? - спросил Аякс. - Ты вызов бросил - тебе решать.

   -- Да я бы, пожалуй, сейчас перекусил, - ответил Гектор, вытирая кровь с шеи. - Отдыхать тоже надо. В другой раз продолжим, а сейчас расстанемся друзьями. Пойдём, порадуем тех, кто нас ждёт.

   С этими словами, Гектор протянул Аяксу свой меч. Аякс снял пояс и протянул его Гектору. Обменявшись сувенирами и пожав друг другу руки, герои разошлись к своим войскам.

   Греки считали Аякса победителем. Хоть он и не убил Гектора, его преимущество всем было видно. Вечером Агамемнон принёс в жертву быка и на последовавшем за этим пиру лучшую часть, какую обычно ему самому давали, уступил герою дня Аяксу.

   В Трое в этот же вечер Приам собрал государственный совет.

   Первым слово взял Антенор.

   "Неправедную войну мы сегодня вели, - сказал он. - Мы нарушили слово, данное утром Менелаю, и боги накажут нас за вероломство. Пока не поздно, мы должны исправить эту ошибку: отдать грекам Елену, как мы и обещали, а так же всё то, что Парис украл в Спарте".

   Парис вскочил и выхватил у него из рук ораторский жезл. Он уже совершенно оправился от дневных переживаний. После прогулки с Гектором по полю боя силы и самоуверенность снова вернулись к нему, и он опять чувствовал себя героем.

   "Ничего лучше ты придумать не мог?! Нет, меня такой вариант совершенно не устраивает. За это я что ли сегодня весь день кровь проливаю? Не отдам я им Елену, пусть и не мечтают. А золота мне не жалко, Антимах не даст соврать. Пусть хоть всё заберут".

   Ранним утром троянский вестник сообщил грекам решение, принятое на совете:

   "Парис согласен вернуть Менелаю всё то добро, которое он привёз из Спарты (чтоб оно ему на том свете поперёк горла встало!), но Елену возвратить отказывается. Царь Приам предлагает сегодня не воевать, а воздать последние почести погибшим во вчерашней битве".

   Первым на речь вестника ответил Диомед: "Да пусть он подавится этим золотом! Не возьмём мы у него ничего. И Елену бы не взяли. Ясно же, что мы теперь будем воевать до полной победы".

   Слова Диомеда греки встретили приветственными восклицаниями. Когда шум утих, Агамемнон добавил: "А с мёртвыми мы не воюем. Пусть сегодня будет перемирие, а завтра продолжим до полной победы".

   В этот день греки и троянцы снова встретились на поле битвы. Но теперь дело проходило куда как тише. Они молча собирали тела убитых и отвозили к себе в город или в лагерь. Троянцы, у которых было принято шумно выражать свои эмоции, вели себя против обыкновения сдержано - Приам запретил им придаваться горю при врагах, чтобы не подавать повод для злорадства.

   Привезённых покойников мыли, по возможности опознавали и придавали огню. Высоко к небу поднимались дымы погребальных костров из города и из греческого лагеря, радуя Аида и укрепляя в богах веру в собственное могущество.

   Кроме погребальных обрядов у греков в этот день была ещё и другая забота: они решили окружить лагерь стеной на случай, если троянцы прорвутся - военная удача изменчива, а поддержка со стороны богов была и у той, и у другой стороны.

   За работу они взялись со всем рвением: выкопали глубокий и широкий ров, повтыкали в его дно колья, насыпали высокий вал и сделали в нём ворота. К вечеру греческий лагерь выглядел неприступной крепостью.

   Возвращаясь в свой олимпийский дворец после вечерней прогулки, Зевс повстречал Посейдона. Бог морей был мрачен и печален.

   -- Что случилось, братец? Никак, беда какая?

   Посейдон тяжело вздохнул и махнул рукой в сторону Трои.

   -- Посмотри, что греки делают.

   Зевс охватил быстрым взглядом побережье Геллеспонта.

   -- Стену возводят. А что?

   -- То-то и оно, что стену, - простонал Посейдон. - Стену возводят, и хоть бы кто-нибудь принёс гекатомбу! Никакого благочестия, никакого почтения к богам в людях не осталось.

   Зевс усмехнулся и пожал плечами.

   -- Ты что, только сейчас это заметил?

   Посейдон всхлипнул.

   -- Так ведь стены Трои я строил! А теперь ещё и греки рядом построят стены. Кто тогда мой труд после этого оценит?!

   -- Ах, вот оно что! Ну, это-то дело поправимое. Греки ж там не всегда будут. Как уплывут, ты эти укрепления волнами смой и заровняй, будто их и не было. И пусть кто только скажет, что греки там стену построили. А где та стена? Нету и не было. Уж такому богу как ты совсем не годится бояться конкуренции со смертными.

   Окончивших к вечеру свой труд греков ждал приятный сюрприз: несколько нагруженных вином кораблей с Лемноса - подарок тамошнего царя Агамемнону и Менелаю. Братья в тот же вечер распродали среди войска этот драгоценный груз, значительно увеличив свою долю трофеев, и греческое войско до утра гуляло под аккомпанемент разразившейся ночью ужасной грозы.

   Воины пили, не забывая из каждого кубка совершить возлияние мужу Геры, гадая, о чём предупреждает их громовержец этим жутковатым знамением.

Прерванная битва

   Гроза, громыхавшая всю ночь до рассвета, предваряла утреннее собрание богов.

   Зевс водрузился на трон с последним раскатом грома и оглядел присутствовавших: сегодня особенно мрачную Геру, Афродиту с забинтованной рукой, Ареса, у которого из-под кирасы тоже были видны бинты, Афину со всё ещё опухшим лицом. Она сняла шлем и попеременно прикладывала его то к одному виску, то к другому.

   "Хороши! - заключил громовержец. - Надеюсь, все собрались? Никто потом не будет говорить, что не слышал или что-то не понял?

   Так вот, мальчики и девочки, вы в прошедшей битве себя уже как могли показали. Я вам не мешал. Сегодняшней битвой я лично займусь. Вы можете смотреть, но если кто станет впутываться - в Тартаре сгною. Я не шучу".

   Зевс замолчал и огляделся, наблюдая за реакцией аудитории. Все молчали, глядя на него. Ветерком над собранием носилась общая мысль: "И ведь действительно сгноит!"

   Громовержец удовлетворённо кивнул, показывая, что именно такую реакцию он ожидал, и продолжил: "Тем, кто забыл, напомню, что в Тартаре очень крепкие ворота и очень надёжная стража. Он настолько же глубже преисподней, насколько преисподняя ниже небес, и самое страшное место царства Аида, где страдают наиболее провинившиеся перед богами смертные, истинный курорт по сравнению с Тартаром. Я от всей души желаю вам никогда не увидеть его собственными глазами.

   Вот и всё, что я сегодня хотел вам сказать. Вопросы есть? Возражения? Кто-то не верит, что я могу сгноить в Тартаре каждого из вас и всех вместе? Недоверчивые могут сейчас попробовать потягаться со мной. Я возьму золотую цепь за один конец, а вы за другой, и посмотрим, вы меня стянете с трона или я вас вокруг Олимпа намотаю".