Воля богов!

   -- Да что ты такое говоришь, Нестор Нелеевич! - перебил его Агамемнон. - Это Фетида-то мир сотворила? Не смеши меня - она и кашу варить не умеет! Какая она к аидовой матери богиня! Обычная нимфа, каких на любом болоте пара дюжин. А гонору и впрямь будто только что с Олимпа спустилась.

   -- Это ты, конечно, Агамемнон Атреевич, верно говоришь. Нимфа она - с этим не поспоришь, но нимфа необычная. На её свадьбе сам громовержец Зевс Кронович со всеми богами гулять изволили. И что за свадьба была, скажу я вам! Сейчас таких не то что на земле - на Олимпе не празднуют. Перемен блюд было десятка два - и что ни кушанье - язык проглотишь. Кто там только тосты не говорил! А подарки какие дарили! Те доспехи, что сынок фетидин Ахилл Пелеевич сейчас носит, батюшка его Пелей Эакович в подарок от богов на той свадьбе получил. Вот какая это была свадьба! А доспехи-то знатные. Такие сейчас нигде больше не найдёшь. Сам Гефест Зевсович, бог искуснейший, в своей кузне на Лемносе ковал. Вы видели, какая тонкая работа! Какой материал, какая чеканка! Разве людям по силам такие создать? Нет, на такое только бессмертные боги способны. А копьё его вы видели? А коней? Божественные кони, бессмертные. Только хозяина слушаются - любого другого на месте разорвут...

   Одиссей решительно подхватил копьё и щит и бодрым шагом двинулся на нос корабля. "Ладно, - бросил он на ходу. - Пойду сам десантироваться, раз никто не хочет".

   От неожиданности даже Нестор замолчал, прервавшись на полуслове.

   "Я тебя никогда не забуду! - крикнул вслед Одиссею Агамемнон. - Жену, сына озолочу, как с войны вернусь!" - и, обращаясь к оставшимся, с восхищением сказал:

   -- Вот это я называю истинным героизмом! Жизни не пожалел, на верную гибель пошёл ради общего дела!

   -- На гибель пошёл? Как же! - скептически усмехнулся Паламед. - Или ты не знаешь Одиссея! Чтоб этот жизнью пожертвовал! Разве что чужой. Сейчас наверняка спихнёт кого-нибудь.

   Между тем корабли подошли к самому берегу. Троянцы уже подготовились к высадке греков и ждали их во всеоружии. Тучи стрел и камней обрушились на бойцов, собравшихся на носах кораблей, но не решавшихся вступить в схватку с врагами. Подрывная деятельность Фетиды дала результаты: многие греки уже были ранены, были и такие, кто погиб, так и не ступив на троянский берег. Так что, как ни интересен был рассказ старика Нестора о свадьбе Фетиды, слушать его было некогда - надо было срочно принимать меры, чтобы первый день троянской войны не стал последним.

   Одиссей протолкался на нос корабля, осмотрелся, лихо сбросил на берег свой щит, громко на весь флот закричал: "Эх, была - не была, двум смертям не бывать, а одной не миновать! За мной, ребята! Ура!" и соскочил с корабля.

   "Ура!" - закричали греки и ринулись в бой.

   Когда царь Филаки Иолай сразу после свадьбы ушёл на войну, его молодая жена Лаодамия вылепила из воска статую мужа и с тех пор каждый день молилась ей, поимённо обращаясь ко всем олимпийским богам с одной и той же просьбой: "Сделайте так, чтоб мой муж вернулся из Трои, сделайте так, чтобы я снова увидела его, хотя бы на час".

   Её молитвы были услышаны, жертвы приняты, и как-то раз к Лаодамии заявился Гермес.

   -- А вот и мы! - сказал он. - Боги, как видишь, никогда не обойдут вниманием того, кто приносит им жертвы, а если богов о чём-то как следует попросить, то они это обязательно исполнят. Так что смотри, кого я к тебе привёл!

   -- Иолай! - воскликнула Лаодамия.

   -- А вот и нет! - подражая её интонации, ответил Гермес. - Это не просто Иолай, царь какой-нибудь там Филаки, это национальный герой всей Эллады Протесилай. Впрочем, он сам тебе сейчас обо всём расскажет.

   Гермес изящным движением достал из-за пазухи песочные часы, поставил их на стол, присел в углу на чудесным образом появившееся там кресло и растворился в воздухе так, что его стало почти не видно. Лаодамия бросилась бы на шею долгожданному мужу, но её смущала едва различимая тень бестактного бога.

   Некоторое время молодожёны молчали, смотрели друг на друга и не могли наглядеться, будто виделись в первый раз. Много времени прошло с тех пор, как Иолай покинул свою жену и родной город и уплыл в Авлиду, чтобы оттуда отправиться в далёкую Трою возвращать Менелаю сбежавшую непутёвую жену.

   -- Прости, что так долго, - начал наконец Протесилай. - Нас ветер задержал в Авлиде. Мы всё никак не могли отправиться.

   -- Где был тот ветер, когда ты уплывал в Авлиду? - грустно сказала Лаодамия. - Тогда он не задержал тебя ни на день. Я и сказать тебе на прощание ничего не успела. Я тогда так долго стояла на берегу - пока могла различить тебя, а потом пока могла различить парус твоего корабля.

   -- Я знаю, - ответил, смущённо опустив глаза, Протесилай.

   -- Зачем ты так спешил в эту Трою? Вас ведь не случай задержал, а воля богов. Разве Троя твоя родина, чтобы так рваться туда даже вопреки богам?

   -- Этого требовал мой долг, моя честь. Ты ведь и сама не захотела бы стать женой труса, чтобы обо мне говорили, что я испугался Гектора.

   -- С чего ты это взял? Я хотела бы, чтоб ты боялся Гектора, и чтоб каждый троянец казался тебе Гектором, чтобы ты пережил всех храбрецов, какие падут на этой безумной войне. К чему тебе она? Менелай пусть воюет - его дело жену возвращать, а твоё дело к жене вернуться невредимым и навечно посвятить доспехи Зевсу. Ты должен меня любить, пусть воюют другие.

   -- Ну вот, я вернулся и больше уже не уйду на войну, как ты и хотела.

   Тут Лаодамия не удержалась и всё-таки бросилась на шею мужу. Она обнимала и целовала его, пока её не прервало покашливание из угла, где сидел Гермес. "Час прошёл", - сказал посланник богов, многозначительно кивая на песочные часы. Лаодамия поглядела на него с недоумением, а в глазах Протесилая было столько мольбы, что Гермес не выдержал, перевернул часы и снова растаял в воздухе.

   Они стали рассказывать друг другу, что произошло, пока они не виделись. Лаодамия рассказала о долгой и тоскливой одинокой жизни в Филаке: как она завидовала троянкам, которые каждый день могут видеть своих мужей, как она обнимала восковую статую и разговаривала с ней, как было холодно по ночам. Протесилай говорил о скучной жизни в Авлиде, о пути в Трою, о предсказании Фетиды, что первый, кто ступит на троянскую землю, погибнет в первом же бою.

   -- Так ты бы и сходил последним! - воскликнула Лаодамия. - К чему твоя решительность? Лучше бы ты домой спешил, чем в бой.

   -- Ну, последним в бой идти как-то стыдно было бы, - смущённо возразил Протесилай. - Но я помнил, что ты просила беречь себя, и ждал, пока на берег ступит кто-то другой.

   Из угла снова послышалось покашливание. Гермес показал на часы.

   -- Но я ведь ещё ничего не успел сказать! - взмолился Протесилай.

   Гермес сделал грустное лицо.

   -- Что ж вы со мной делаете! - тяжело вздохнул он. - Чувствую, будут у меня сегодня неприятности, но не могу отказать. Никак.

   Он вновь перевернул часы.

   -- Почему он тебя торопит? - спросила Лаодамия - Ты же сказал, что больше не уйдёшь на войну.

   -- На войну уже больше никогда не уйду, - подтвердил Протесилай.

   Ужасная догадка осенила Лаодамию.

   -- Но ты же не пошёл в бой первым? - дрожащим голосом спросила она.

   -- Нет-нет! - поспешно ответил Протесилай. - Первым с корабля соскочил Одиссей. Но он ступил не на троянскую землю, а на свой щит. Никто тогда не обратил на это внимания. Все бросились вперёд, не я один. Но так уж получилось, что земли первым коснулся именно я. Ты б видела, как меня чествовали после боя! Называли великим героем, переименовали в Протесилая.

   -- Подтверждаю, - вмешался Гермес. - Твой муж, Лаодамия, всё изображает скромность и чего-то не договаривает, но я могу прямо сказать: он дрался как лев. Ты можешь им гордиться. Такого отважного героя я уже давно не видел. Сам Геракл постеснялся бы встать рядом с ним.