Страница 2 из 14
В 1868 году Куинджи сделал попытку получить звание свободного художника. Он выставил на конкурс картину Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма, которую, как он сообщил, писал с натуры. В картине явно просматривается влияние Айвазовского. В то время он опять работал ретушером. Кстати, в юные годы ретушерами работали многие известные художники, к примеру, Виктор Васнецов и Иван Крамской. Позже Николай Рерих вспоминал слова Куинджи: «Когда я служил ретушером в фотографии, работа продолжалась от десяти до шести, но зато все утро от четырех до десяти было в моем распоряжении»[7].
Пятнадцатого сентября 1868 года Совет Академии художеств удостоил Куинджи звания свободного художника. Но получить диплом он мог только после сдачи экзаменов. Сделать это было довольно трудно, так как Куинджи не имел никакого образования. Посему он подал в Академический Совет прошение (30 августа 1869 года) о присвоении ему степени классного художника: «Прося о сем, имею честь присовокупить, что не был учеником Академии и не слушав читающих лекций, нахожусь в крайнем затруднении относительно требующегося экзамена из вспомогательных предметов Академического курса, почему и осмеливаюсь просить небольшого снисхождения, а именно — разрешить мне держать экзамен из одних лишь главных и специальных предметов…»[8]. Разрешение было дано, и Куинджи занялся подготовкой к экзаменам. В это время он жил на углу 5-й Линии и Большого проспекта Васильевского острова на квартире Мазановой, где квартировали многие ученики Академии. Кухмистерская ее была превращена в своеобразный дискуссионный клуб. Жена Репина Н. Б. Нордман-Северова вспоминала, как приходили к Куинджи Репин и Васнецов и «втроем, бывало, кричали и спорили до двух часов ночи»[9].
Искусство Куинджи развивалось волнами. Первое увлечение пейзажем проходило под влиянием Айвазовского. Эта короткая волна породила такие, ныне не сохранившиеся произведения Куинджи, как Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма (1868), Рыбачья хижина на берегу Азовского моря, Буря на Черном море при закате солнца (обе — 1869), Вид реки Кальчик в Екатеринославской губернии (1870), а также Вид Исаакиевского собора при лунном освещении (1869, Смоленский областной музей изобразительных и прикладных искусств). О ней художник Рафаил Левицкий, побывав на академической выставке, писал Василию Поленову: «Какой-то Куинджи (уф!!!) выставил пейзаж Невы с Исаакиевским собором, но какой он там ни Куинджи, а Исаакиевский собор отлично написано, до обмана»[10].
Реалистическому осмыслению действительности начало было положено в Осенней распутице (1870, ГРМ). Кажется, трудно найти произведение того времени, которое бы так точно и проникновенно отразило унылое российское бытие.
Художник превосходно написал мглистое дождливое небо в легких тоновых переливах серого цвета, погрузил в воздушную среду необъятные горизонты, в туманном мареве легко наметил тающие очертания хат и цепочку тянущегося обоза.
Для сдачи экзаменов в Академии Куинджи понадобился вид на жительство, и в марте 1870 года он отправился в Мариуполь. Двадцать второго марта городская управа снабдила его таковым, сообщив, что он на год «уволен в разные городы и селения Российской империи для собственных надобностей». Мариупольская управа оставила нам точный словесный портрет «Екатеринославской губернии мариупольского мещанина из привилегированных греков Архипа Ивановича Куинджи:
Лета 28;
Рост 2 ар[шина] 6 вер[шков]
Волосы, брови темно-русые Глаза карие
Нос, рот, подбородок умеренные Лицо чистое»[11].
В мае 1870 года «привилегированный грек» с чистым лицом и умеренным подбородком, освобожденный от экзаменов всеобщей и русской истории, закона божьего, географии и русского языка, набрал необходимую сумму баллов, даже выше минимальной нормы. По истории изящных искусств профессор И. И. Горностаев выставил ему 31/2 балла, по архитектуре академик P. A. Гедике — 4 балла, по анатомии — 31/2 и по перспективе — 4 балла. После этого Куинджи получил диплом, удостоверяющий присвоение ему звание неклассного художника[12].
В 1870–1872 годах Куинджи, как и многие его товарищи, посетил живописный остров Валаам и работал там с натуры. После второй поездки Куинджи написал картину На острове Валааме (1873, ГТГ). Репин писал Третьякову в Москву: «… всем она ужасно нравится, и еще не дальше как сегодня заходил ко мне Крамской — он от нее в восторге»[13].
Реалистическая передача природы в картине тесно переплелась с романтической условностью — тревожной светотенью, патетичностью грозового неба, таинственным мерцанием сумрака на дальнем плане.
С передвижниками
Реалистический подход к действительности проявился и в последующих картинах художника. К примеру, в Забытой деревне (1874, ГТГ), где состояние убожества российской деревни выражено соответствующим унылым цветом. Скупая и сумрачная охристая гамма оставляет за гранью образа всякое поэтическое чувство. Природа воспринята только в связи с мрачным, разоренным бытием человека.
Эту тему Куинджи продолжил в Чумацком тракте в Мариуполе (1875, ГТГ), где мастерство художника, несомненно, возросло. Картина утрачивает цветовую монотонность Забытой деревни. Красочная гамма Чумацкого тракта более разнообразна, колористическая задача усложнена. Переходы цвета от холодного к теплому ослабляют ощущение трагической обреченности, сообщая картине оттенок сочувствия, сострадания к жизни народа.
Вот что писал о картине Куинджи Всеволод Гаршин: «… грязь невылазная, дождь, дорога, мокрые волы и не менее мокрые хохлы, мокрый пес, усердно воющий у дороги о дурной погоде. Все это как-то щемит за сердце»[14]. Первые работы Куинджи были встречены демократической прессой с великим одобрением; в 1875 году его приняли в члены Товарищества передвижников.
Главный урок, вынесенный из работы над двумя названными картинами, — это убеждение, что красота не всегда сочетается с этикой. Социальная идея как понятие внехудожественного порядка способна вытеснить красоту.
С 1870 до 1875 года Куинджи находился во власти идей передвижников, а в 1876 году решительно и безвозвратно порвал с ними.
В 1875 году Куинджи совершил поездку во Францию. В Париже он встретился с Репиным и объявил ему о своем намерении жениться. Архип Иванович был увлечен предстоящей свадьбой, он упросил Репина проводить его к хорошему портному, где намеревался заказать фрак с цилиндром, как подобает приличному человеку[15].
Год посещения Куинджи Парижа совпал со смертью Камиля Коро и посмертной выставкой Мариано Фортуни. Красочный, мажорный Фортуни, любимец французской публики, не произвел на Архипа Ивановича впечатления. Репину он сказал, что не понимает, что в нем находят. Ведь Фортуни только играет живописной формой, не имея глубины мысли. Особое его внимание, видимо, привлекли барбизонцы. Впоследствии, будучи преподавателем, Куинджи рекомендовал внимательно приглядеться к Диасу де ла Пенья.
7
ЦГИА, ф. 2048, on. 1, ед. хр. 22, л. 1.
8
ЦГИА, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 175, л. 3.
9
Н. Б. Нордман-Северова. Интимные страницы. СПб., 1910, с. 124.
10
Е. В. Сахарова, В. Д. Поленов. Письма, дневники, воспоминания. Изд. 2-е, M.-Л, 1950, с. 19.
11
ЦГИА, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 175, л. 3.
12
Там же, л. 15.
13
Отдел рукописей ГТГ, ф. 1, ед. хр. 2803, л. 2 об.
14
В. М. Гаршин. Полное собрание сочинений. Т. 3. М., 1934. с. 36.
15
Неведомский, указ. соч., с. 29.