Страница 11 из 20
Германия маневрирует с трудом между двумя этими полюсами. Она поддерживает Европейский союз, однако, в отличие от Англии и Франции, она не в состоянии сослаться на успешную традицию дипломатии, основанной на национальном интересе. Даже если бы она в теории стала симпатизировать целям политики Франции, ей не хватает уверенности в своих силах, чтобы проводить беззастенчивую политику одновременного бросания вызова и опоры на Соединенные Штаты, – или, возможно, у нее слишком сильно чувство реальности, чтобы попытаться так поступить.
Соединенные Штаты наблюдали разные варианты, предлагавшиеся для интегрирования Европы, благожелательно относясь к цели и придерживаясь осторожного нейтралитета, не раскрывающего отношения к типу Европы, которую строят. Общепринятое мнение времен холодной войны о том, что европейская интеграция автоматически приведет к созданию сильной Европы и более жизнеспособному атлантическому партнерству, все еще преобладает.
Однако настало время взглянуть по-иному на это ключевое предположение американской политики, поскольку возможны по меньшей мере два других результата. Во-первых, это может быть Европа, ускользающая от глобальной ответственности, принимающая статус мини-Объединенных Наций и читающая моральные проповеди, сосредоточив свое внимание на экономическом сотрудничестве с Соединенными Штатами. Во-вторых, наоборот, может возникнуть Европа, бросающая вызов Соединенным Штатам и строящая свою внешнюю политику, осуществляя посредничество между Америкой и остальным миром, что больше похоже на попытки Индии во время холодной войны. Когда на первое место выходит внутренняя политика и отсутствует угроза безопасности, Европа может считать, что ей нет смысла спешить в выборе между двумя этими вариантами. В силу этого она может попытаться объединить оба подхода, любой из которых может шаг за шагом разрушить атлантическое партнерство.
Первый вопрос, который предстоит решить, заключается в том, почему необходимо придать новую энергию атлантическому партнерству. В чем будет состоять цель такого действия?
Несмотря на отсутствие совместно переживаемой угрозы объединению, геополитика не исчезла как элемент международной политики. НАТО по-прежнему остается страховым полисом в отношении нового российского империализма. Без Соединенных Штатов Европа будет всего лишь полуостровным продолжением и даже заложником Евразии, втянутым в водоворот ее конфликтов, и главной целью радикальных и революционных течений, охвативших так много смежных регионов. Без Соединенных Штатов Германии будет не хватать опоры, сдерживающей националистические импульсы (даже если она будет оставаться членом Европейского союза). Без Соединенных Штатов и Германия, и Россия будут иметь соблазн рассматривать друг друга как наилучший вариант применения своей внешней политики.
В то же самое время Соединенные Штаты, отделенные от Европы, превратятся с геополитической точки зрения в остров у берегов Евразии, напоминая Британию XIX века в отношении Европы. Они будут обязаны проводить нечто вроде стратегии баланса сил в отношении Европы, которую они традиционно отвергали. Америке не хватит ни средств, ни возможностей для проведения такой политики, но ее принятие потребует психологического выверта и огромных усилий для того, чтобы приспособить свой национальный режим работы к новым условиям, что может быть предпринято лишь как последнее средство.
Проверкой станет способность атлантических стран работать совместно над вопросами более непосредственного характера, нежели геополитическая теория. По крайней мере, три вопроса стоят особо перед Европой, решения по которым определит будущее всех стран на берегах Атлантического океана. Будучи демократиями и осуществляя рыночную экономику, страны Атлантики заинтересованы в недопущении экономических спадов – стабильность их институтов зависит от этого. У них поистине нет выбора, кроме как координировать свою политику, направленную на уменьшение опасностей глобального экономического кризиса, который является главной угрозой современной демократии.
Экономический вызов сочетается с демографическим. Практически во всех европейских странах рождаемость не сможет сохранить нынешний уровень населения, который уже недостаточен для решения проблем трудовых ресурсов в глобализованной экономике. По мере улучшения медицинского обслуживания процент тех, кого надо будет поддерживать сокращающейся рабочей силой, значительно вырастет; общее население большинства европейских стран быстро сократится – и все это на фоне нарастающего демографического давления со стороны бедных стран к востоку и югу от окраин Европы.
Потом речь идет о будущем обширного региона к востоку от границ НАТО и Европейского союза. Мероприятия, последовавшие после развала Советского Союза, были по своей природе преходящими в том, что касается как внутренних действий, так и внешней политики. Во многих из них – за исключением стран Балтии – поколение, которое унаследовало власть, заведомо вышло из прежней советской руководящей группы, хотя и имело националистические параметры. Это поколение сейчас уходит со сцены.
Столкнувшись, с одной стороны, с умелым, последовательным и настойчивым давлением русских с целью вернуть их к некоему роду естественных отношений с Москвой и, с другой, с перспективами, лежащими в Европе и даже в НАТО, эти преемники Советского Союза будут вынуждены сделать некоторый выбор принципиального характера. Хаос на пороге в этом большом регионе, если Европа и Соединенные Штаты не определят общую задачу и не проявятся на арене как потенциальные соперники. Многое будет зависеть от будущего самой России, ее внутреннего развития и ее отношения к международному порядку, что будет обсуждаться далее в этой главе.
С будущим Средиземноморского бассейна тоже не все так просто. Давление в плане глобализации, демографического роста во всех неевропейских странах этого региона ознаменует период упорядочения и потенциальных массовых волнений, сравнимых с посткоммунистическими приспособлениями в Восточной Европе. Большинство атлантических стран, признавая только на словах эту проблему, избегают заниматься ее урегулированием на систематической основе или занимаются ею по принципу страна за страной, когда кризис уже наступил.
В итоге в глобализованном мире качество жизни занимает все более важное место как для народов, так и их руководителей. Сторонники таких проблем часто изолируются, представляя свое дело как альтернативу традиционной внешней политике и стремясь его отстаивать конфронтационными методами. Но у них есть, что сказать в свое оправдание, даже если они выставляют себя в смешном свете посредством раздутой ханжеской риторики. Представляя только 15 процентов населения земли, но более 50 процентов ВВП, страны Северной Атлантики поистине имеют обязательство помогать облегчать глобальные проблемы, для которых у большей части мира нет ни материальных, ни технических средств. С учетом природы этого предмета они должны были действовать согласованно, используя свои институты и процедуры, без которых не получилось бы достижения всех видов невоенных целей, которые до настоящего времени не проявлялись заметно в атлантической повестке дня.
А как быть, если курс на сотрудничество потерпит крах из-за европейского восприятия того, что любой акцент на атлантическое партнерство растворит перспективы самоидентификации? Тех, кто стремится к достижению самосознания через конфронтацию с Америкой, не должно вводить в заблуждение то, что Соединенные Штаты всегда будут оставаться пассивными, когда их политике бросается вызов в принципе. Рано или поздно, но они будут вынуждены защитить свои интересы. Тогда страны Запада вновь вернутся на путь, который почти разрушил их дважды за одно поколение – на этот раз не путем войны, а путем изнурительного межнационального соперничества. По иронии судьбы, развязка такого развития событий может ослабить европейскую интеграцию, потому что в конечном счете некоторые ключевые члены Европейского союза будут вынуждены отвергнуть риски растущего отчуждения от Соединенных Штатов.