К полюсу!

Я провел много времени, чтобы написать этот отчет. После стольких месяцев тревог было ужасно досадно рапортовать, что первые попытки показали нашу неспособность пробиться. Было ясно, что нам нужно будет как следует взвесить все обстоятельства. Я постарался написать все как есть, особо подчеркнув свое твердое убеждение, что операция может быть успешно проведена позднее — после того как кромка льда отступит в более глубокие воды. И нам нужно было собрать больше информации. Мир вокруг нас — темнота подо льдом — был так же неизведан, как обратная сторона Луны.

Я информировал старших офицеров о первом этапе операции «Солнечное сияние», утверждая с глубокой уверенностью, что еще одна попытка должна быть предпринята в конце июля.

Я сознавал, что нам многое нужно узнать о ледовых условиях, поэтому предложил провести серию детальных и продолжительных полетов над нашим предполагаемым маршрутом на военном самолете с большой дальностью полета. Мои начальники согласились.

В среду, 23 июля, в три минуты после полуночи мы нырнули к югу от Оаху (Гавайи) и выровнялись на крейсерской глубине. К моему большому удовлетворению, операторы гидролокатора заметили дельфинов, кувыркавшихся невдалеке от нас. Это было хорошим предзнаменованием.

Наш реактор, могущественный источник энергии, который вез нас, давал свет, готовил еду и брил нас, работал тихо и величественно. Вахтенные наблюдали за показаниями приборов. Наш мир был миром безграничной веры — веры в оборудование, веры в законы физики, веры друг в друга и в Него, руководящего нашей судьбой в неизвестных морях впереди...

Проблема, возникшая перед нами в неизведанном, непромеренном Чукотском море, была почти та же, что и в первом плавании: найти достаточно глубокую воду, чтобы проскользнуть подо льдом и идти к полюсу.

Мы направились к югу, затем к востоку, а затем к северу. И опять нам встретился тупик. Когда туман исчез, мы увидели, что к западу весь горизонт забит сплошным льдом. К северу и к востоку лежали открытые воды. Мы увеличили скорость до 15 узлов и пошли северо-восточным курсом. Я исследовал лед, лежащий к западу от нас. Отдельные части его были угольно-черного цвета. Очевидно, это был береговой лед, образовавшийся около земли, где он и впитал всю эту грязь. Некоторые из глыб неправильной формы были до 40 футов высоты. Это означало, что подводная часть, вероятно, опускалась на 120 футов ниже поверхности. Нечего и говорить, что у меня не было ни малейшего желания зажимать «Наутилус» между этим черным льдом и дном. Такого рода опыт мы накопили в достаточной мере в первом плавании. Мы продолжали плыть у края пака в поисках глубокой воды, И заходили то в один тупик, то в другой.

В середине дня наша радиолокационная станция заметила самолет, и мы ушли под воду. Гидролокатор немедленно отмстил какие-то странные звуки. Стадо моржей окружило нас. По мере нашего продвижения к югу они следовали по пятам, вероятно, удивляясь, что за странное чудовище нарушило их покой.

Наши достижения были невелики. Часто встречались длинные полосы льда, которые северный ветер «вытягивал» из общего массива пака. Все это заставляло нас часто менять курс. Один раз нас зажало между двумя такими «полуостровами», и, чтобы пробиться на чистую воду, нам пришлось выполнить длинный и утомительный обход. Настроение у всех начало падать. Позднее в этот вечер мы опять очутились среди льда в густом тумане.

Спустя несколько часов мы достигли глубокой воды — достаточно глубокой, чтобы обойти даже самые мощные ледяные поля. Когда мы уходили на глубину, я сказал себе: «Ну вот. А теперь вперед, вперед, вперед». Через перископ я в последний раз увидел небо. Было прекрасное утро с полной луной. Поднималось солнце, и дул легкий южный бриз. У всех гидролокаторов встали операторы, чтобы следить за подводным контуром льда. Я неотрывно следил за эхолотом. Он показывал, что дно долины углублялось и расширялось. Я был уверен, что наконец-то мы пробились. Войдя в долину, мы опустились глубже и увеличили скорость до 18 узлов. Казалось, что с шумной улицы мы перешли на свободную автостраду.

Вскоре мы были уже под надежным полярным паком. Сделав все приготовления, находясь на хорошей глубине и имея все оборудование в полном порядке, в 8 часов 52 минуты 1 августа, на 155-м меридиане, я отдал команду: «Лево держать, курс — север». Прямо впереди, на расстоянии 1194 мили, лежал Северный полюс, а еще через 800 миль — край пака Гренландия — Шпицберген. Там мы должны всплыть.

В субботу утром, 2 августа, имея на борту 116 человек, мы шли с крейсерской скоростью на глубине 400 футов курсом 000. Всего 44 часа отделяло нас от цели путешествия — точки, о достижении которой не мечтал ни один моряк. Лед над нами был почти сплошным и на редкость неровным: при средней толщине от 10 до 15 футов его выступы иногда опускались до 65 футов.

По мере нашего продвижения все дальше под пак я думал: «Где находится место, откуда не возвращаются? Здесь? Или через сотню миль? На расстоянии дня пути? Возможно, на самом полюсе?» Честно говоря, я не знал. Но предполагал, что, вероятно, это будет Полюс недоступности — географический центр ледяного пака, находящийся на расстоянии около 400 миль от истинного полюса. Настроение у всех улучшилось. Мы достигли глубоких вод под паком, и все почувствовали, что это и есть дорога домой. Скорость увеличили с 18 до 20 узлов.

Хотя большинство из нас рассматривало Северный полюс как заманчивый объект, наша основная задача заключалась в том, чтобы пройти из Тихого океана в Атлантический, проложив новый Северо-западный проход. Действительно, с точки зрения возможного использования компаса было бы разумнее избежать полюса, обойти его на более низкой широте. Однако путь через полюс был самым коротким и быстрым. Кроме того, кто бы смог устоять перед искушением, когда Северный полюс был так близко?

Д-р Лион неотрывно следил за показаниями гидролокационного оборудования, отмечая контур нижней кромки льда. Его новые приборы давали гораздо более детальные показания, чем приборы, которые использовались нами в 1957 году. Благодаря этому мы узнали, что толщина пака намного больше, чем мы определили тогда, и что подводная часть валов торошения (они образуются, когда два массива льда наползают друг на друга) опускается до глубины 100—125 футов. Приборы д-ра Лиона собирали каждый час больше информации о ледовом покрове, чем было ранее получено за всю историю.

На широте 83 градусов 20 минут мы прошли географический центр области ледяного пака — Ледяной полюс, или Полюс недоступности. 3 августа в 10.00 мы пересекли 87-ю параллель, побив наш прошлогодний рекорд. С каждой новой пройденной милей мы приближались к полюсу, как никакой другой корабль в истории. В двух шагах от полюса на «Наутилусе» началось радостное оживление, Каждый член экипажа был горд тем, что находился на борту такого корабля...

Когда мы достигнем полюса, конечно, никто не будет звонить в колокола и не будет никаких торжеств. Только наши приборы смогут указать, насколько близки мы к нему. Я отдал распоряжение проложить курс как можно точнее (с точностью до минуты).

Часы на «Наутилусе», которые все еще стояли по времени Сиэтла, показывали 19.00. Наш атомный двигатель, благодаря которому мы прошли более 124 000 миль, работал отлично, скорость по лагу была более 20 узлов, глубина — около 400 футов. Наш высокочувствительный гидролокатор показывал, что бесконечный ледяной пак имеет толщину между 8 и 80 футами.

В миле от полюса я попросил сообщить мне, когда до него останется 0,4 мили. Индикатор расстояния двигался быстро, это было дело секунд. Вся команда «Наутилуса» собралась в кают-компании.

Я взял мегафон и сказал: «Говорит капитан... Через несколько мгновений «Наутилус» осуществит давнишнюю мечту человечества — достижение Северного географического полюса на корабле. С Божьей помощью менее чем через два дня мы отметим еще один знаменательный факт — завершение быстрого сквозного прохода из Тихого океана в Атлантический. Расстояние до полюса сейчас 0,4 мили. Приближаясь к нему, давайте молча поблагодарим всех за молитвы, которые были с нами во время этого замечательного путешествия, и отдадим дань тем, кто пытался совершить это, придя к победе или потерпев поражение».