К полюсу!

Поздно «ночью» 14 июня мы встретили наш первый лед. Вначале он был обнаружен электронным оборудованием, затем через перископ мы увидели, как он отражает солнечные лучи. Лед не был толстым, и его было немного, однако мы уменьшили скорость. Новость быстро облетела корабль, и моряки собрались около электронного оборудования. Для новичков это была первая встреча со льдом, и они смотрели с изумлением. Ветераны, побывавшие в последнем путешествии, просто ухмылялись: «То же самое, что и в прошлый раз». Конечно, все было так же, за исключением того, что в данной ситуации наше передвижение в мелком Беринговом море было строго ограничено. Мы были зажаты между льдом сверху и плоским дном снизу.

Общую толщину льда, который провел всю свою «жизнь» в открытом море (настоящего полярного пака), можно легко предсказать. Толщину же глыб льда, оторвавшихся от берега, трудно определить. Еще никто не проводил полного исследования, но д-р Лион и я знали, что от побережья Аляски отрывались глыбы толщиной до 60 футов. Но мы ничего не знали о льдах, отрывающихся от берегов Сибири, ближайших к нам сейчас. Ничего, за исключением того, что в настоящий момент мы проходили под огромной глыбой сибирского льда, погруженного на 30 футов ниже поверхности моря.

Я думал о более мелководных участках, лежащих впереди по нашему курсу, и задавал себе вопрос: «Что, если мы встретимся с глыбой льда только на десять футов толще, чем эта?»

Вскоре после этого П. Ерли обнаружил на горизонте мачту. Меня немедленно позвали наверх. Я бросился к перископу, надеясь, что наша рубка, частично выдававшаяся над водой, не была замечена. Мое первое впечатление об обнаруженном объекте было весьма неприятным. Мне показалось, что это подводная лодка, идущая под шноркелем. «Но что может делать лодка в таких пустынных местах? — подумал я. — Может ли она быть русской?» Мы быстро сделали все приготовления, готовясь к самому худшему. Но вскоре все вздохнули с облегчением. Мишенью оказалось плавающее бревно с торчащими корнями, что делало его очень похожим на подводную лодку с двумя перископами. Мы находились как раз возле устья реки Юкон и потом часто встречали такие бревна.

После полуночи 17 июня мы увидели в 15 милях впереди острова Диомида: Большой Диомид, принадлежащий русским, и Малый Диомид — собственность США [40] .

Мы прокладывали наш путь к северу, стараясь держаться на глубине не менее 135 футов. Несколько часов спустя после того, как вошли в Чукотское море, мы увидели на расстоянии 5 миль первый обломок льда. Это была отдельно плавающая льдина размером приблизительно 30×50 футов, возвышающаяся на 10 футов над поверхностью воды. Ее неправильные очертания напоминали парусное судно. Солнце искрилось, отражаясь многочисленными голубыми и зелеными искрами, — зрелище было фантастическим, Вскоре стали встречаться и другие льдины. Мы все время меняли курс, пока не оказалось — в 9 часов 25 минут, — что лед покрывает весь горизонт, насколько хватает глаз. Ничего не оставалось, как погружаться. Я определил необходимую глубину погружения — 110 футов.

Мы шли со средней скоростью, проходя под случайными плавучими льдинами и глыбами. На западной долготе 168 градусов 39 минут мы пересекли Полярный круг. Однако наш радостный подъем, вызванный этим событием, вскоре упал. Глубины начали опасно уменьшаться.

Мы, к счастью, обнаружили, что вокруг чистая вода. Я отдал распоряжение держать подводную лодку на поверхности. Так как мы находились далеко от земли, риск обнаружения был небольшой. В мелких неизведанных водах Чукотского моря мы могли в надводном положении идти с большей скоростью. Уклоняясь от случайных льдин, мы прошли 90 миль за 7 часов. Наконец в широте 68 градусов 30 минут офицер доложил, что горизонт полностью закрыт льдом. После короткого исследования этого огромного, кажущегося бесконечным ледяного барьера мы пришли к выводу, что это, вероятно, и есть сам полярный пак. «Наутилус» опять погрузился, чтобы поднырнуть под него. Теперь мы не ожидали увидеть дневной свет или открытое море до тех пор, пока не всплывем на другой стороне земного шара — около Гренландии.

Сначала все шло хорошо. Лед покрывал только 5 процентов поверхности и сразу регистрировался нашими сверхчувствительными сонарами. Некоторые из больших глыб имели осадку до 20 футов. Они проходили в 50 футах над нашей рубкой; под килем мы имели добрых 40 футов. Для большинства моряков-подводников это считалось бы излишне тесным «соседством», но ми, имея за плечами предыдущий опыт «Наутилуса», особенно не беспокоились. Действительно, мы чувствовали себя настолько в безопасности, что увеличили скорость до 8 узлов.

После часа наблюдений с помощью направленного вверх сонара, который регистрировал нижнюю поверхность льда, я пришел к выводу, что мы находимся под полярным паком. Мы прошли около 1383 миль подо льдом такого типа в 1957 году и знали его хорошо. Я попросил увеличить скорость до 10 узлов.

В 23.00 во вторник, 17 нюня — восемь дней пути от Сиэтла — мой сон был прерван спокойными, по настойчивыми словами лейтенанта Билла Лейлора, которые прохрипел спикер в моей каюте. Лейлор просил меня подняться в рубку. Я поспешил туда, и Билл доложил, что «Наутилус» только что шел подо льдом толщиной 63 фута. Самописец показал, что лед прошел всего в 8 футах над рубкой. Я быстро отдал распоряжения уйти влево и увеличить глубину погружения до 140 футов. Такой маневр вынуждал нас идти на расстоянии 20 футов от океанского дна. Пока мы поворачивала Альфред Чаррет: специалист первого класса по электронике, тихо доложил о двух массивах льда, лежащих прямо по курсу. «Наутилус» находился почти под первым массивом.

Я приказал убавить скорость до минимума. Судя по показаниям радиолокационной станции, массив льда, под которым мы находились, был шириной около мили! За многие годы плавания на подводных лодках мне не приходилось испытывать такого неприятного чувства. Было очевидно, что возникла крайняя необходимость уйти от этого льда. Стараясь говорить ровным голосом, я приказал двигаться вперед.

Неожиданно регистрирующее перышко качнулось вниз; мы все стояли в крайней растерянности. Затем медленно перо вернулось в нормальное положение. Все вздохнули с облегчением. Мы прошли под этой чудовищной глыбой на глубине 25 футов. Но положение оставалось опасным. Наши приборы показывали, что впереди находился еще больший по размерам барьер. Я с недоверием смотрел на показания прибора. В книгах говорилось, что этого не могло быть! Медленно, очень медленно мы двигались вперед. Мои глаза были прикованы к записывающему перу. Мне захотелось убежать от самого себя, втянуть голову в плечи. Мне бы очень хотелось, чтобы я смог сделать то же самое с «Наутилусом». Маленький мальчик, пытающийся протиснуться через забор, скоро застрянет! Неизбежными последствиями для «Наутилуса» будут серьезные повреждения — возможно, даже медленная смерть всех, кто находится на борту.

Я ожидал скрежета стали о поверхность твердого льда. Регистрирующее перо находилось так близко к линии, указывающей верхнюю точку нашей рубки, что они, казалось, совпадали. Я — уверен, что и все остальные, — обратился за помощью к Единственному Спасителю.

В состоянии агонии мы стойко стояли на своих местах. Никто не двигался и не разговаривал. Затем неожиданно перо, находившееся в неизменном положении, медленно двинулось вверх. Щель между «Наутилусом» и льдом расширялась. Мы осуществили это! Мы прошли на расстоянии всего пяти футов под глыбой льда, настолько большой, что можно было дать каждому мужчине, женщине и ребенку США по 100-фунтовому куску из нее.

Мне понадобились буквально секунды, чтобы оценить ситуацию. Операция «Солнечное сияние» полностью и бесповоротно не удалась. Даже «Наутилус» был не в состоянии пробиться через такой лед и победить. К северу от нас лежали многие мили еще более мелких вод и, возможно, даже еще более мощного льда. Вопросов не оставалось. Единственное спасение — курс на юг. Я объявил о своем решении команде. Я сказал, что мы выйдем из-под пака и пошлем по радио доклад главнокомандующему — адмиралу Берку, запросив дальнейшие инструкции.

40

Большой Диомид — остров Ратманова, Малый Диомид — остров Крузенштерна.