Страница 59 из 103
Вернулись в палатку. Теперь здесь грязно, неуютно. На полу поверх мягких хлюпающих шкур разостлан перкаль. С потолка свешиваются обрывки проводов, валяются размокшие книги. Лежит толстый сверток резинового клипербота. Мы отогреваем его, перед тем как надуть.
Эрнст завел патефон. Всегда в самые тяжелые и тревожные минуты он садится играть в шахматы или заводит патефон.
Шесть дней мы не могли определить свои координаты, потому что не видели никаких светил. Звезды были для пас лучшим подарком в этот тяжелый день!
Женя взял высоту.
— Ну как, Женя? — торопили мы его.
Трудно было поверить полученным цифрам, но сомнений не было: за 6 суток нас отнесло больше чем на 120 миль к юго-юго-западу. 20 миль в сутки — вот это темпы!
Около полудня посветлело. Трещина под палаткой давала себя знать: казалось, что она шевелится под нами. Не дожидаясь окончания постройки снежного дома, мы решили вынести радиостанцию и все ценное имущество, разбить легкие шелковые палатки и временно разместиться в них.
2 февраля. Все наше огромное поле, на котором 8 месяцев назад совершили посадку многомоторные воздушные корабли, раскололось на небольшие куски. Теперь здесь не смог бы совершить посадку даже легкий учебный самолет.
Мы живем теперь на обломке льдины размером 30 из 50 метров.
6 февраля. Нас разбудил Кренкель: он дежурил. Начиналось торошение: льдины с треском и скрипом бились друг о друга. По краям нашего крохотного обломка вырастали ледяные валы.
Мы наблюдали интересное зрелище. Отдельные части нашего бывшего лагеря то подходили к нам, то отходили обратно. Мы видели, как около нас плывут продовольственные базы, отрезанные от нас широкими полыньями. Один раз к нам подошла на расстояние полукилометра гидрологическая лебедка, которую мы совсем было потеряли из виду. Хотели взять ее, но не успели. Лебедку опять отнесло в сторону.
Согласились друг с другом, что спать будем не раздеваясь. По крику дежурного «Сжатие!» все должны немедленно вскочить В выбежать из палатки.
8 февраля. Когда стало еще светлее, Эрнст закричал:
— Земля, земля!
Мы повернулись в ту сторону, куда он указывал, и увидели высокие горы. В первый раз после 9-месячного дрейфа перед нами, хотя и далеко, была твердая почва, острые шпили гор Гренландии. Мы закричали: «Ура!»
12 февраля. Ночь прошла при полном штиле. Утром Эрнст поднял всех криком:
— Огонь на горизонте!
Мы сомневались в правильности его открытия, но все же вылезли из мешков. Дело в том, что такие «огни на горизонте» смущали нас уже раза три. И всегда оказывалось, что это близкие к горизонту звезды, случайно выглянувшие в прорывы облаков.
— Не могут же звезды гореть полтора часа на одном месте! — убеждал нас Эрнст. — Я этот огонь давно уже вижу, но все сомневался, не хотел будить вас... Посмотри, Дмитрич, по-моему, это прожектор «Таймыра»!
Вылезли из палатки и увидели огонек на востоке. Женя навел на него теодолит и подтвердил, что этот огонек не может быть звездой.
До сих пор мы представляли себе корабли, идущие к нам, лишь точками на карте. Как приятно было теперь увидеть свет прожекторов. На «Таймыре» будто почувствовали наше настроение и начали водить прожектором по горизонту. Эрнст сообщил по радио на ледокольный пароход, что мы видим его огонь, На «Таймыре» наше сообщение вызвало всеобщее ликование.
16 февраля. Неожиданно я услышал шум мотора. Радостно закричал:
— Эрнст, самолет!
Кренкель зажег факел. Над лагерем появился маленький самолет летчика Власова. Я начал фотографировать его. Летчик Власов сделал два круга над лагерем и полетел на аэродром. Я побежал туда. От нас до аэродрома 2,5 километра. Я не успел пробежать к половины дороги, как Власов уже совершил посадку.
Летчик вылез из самолета и пошел ко мне навстречу. Трудно описать чувство радости и волнения, которое мы оба испытали во время встречи. Власов был первым человеком, который посетил нас после прощания с самолетами, доставившими экспедицию на Северный полюс.
Мы встретились на полдороге, бросились друг другу на шею, расцеловались. Оба от волнения не могли говорить.
17 февраля. Освещая себе путь прожекторами, ледоколы «Таймыр» и «Мурман» ночью перешли на другое место. Мне кажется, что они совсем рядом с нами.
19 февраля. Последние сутки на станции «Северный полюс». Эту ночь и этот день я никогда не забуду. Вчера мы даже не ужинали: волновались настолько, что кусок не шел в горло.
Рассвет только начинался. Я был возмущен: целую ночь жгли бензин, керосин, а они все еще требуют огня. Что им здесь — Баку, что ли!.. Все-таки огни зажгли.
В 2 часа дня корабли достигли кромки льда, пришвартовались к ней. В бинокль было видно, как люди спешат спуститься на лед. Не мог сдержаться, отворачиваюсь, текут слезы радости. Вижу: Петя усиленно моргает глазами и тоже отворачивается.
И радостно, и в то же время немного грустно было расставаться со льдиной, обжитой нами. К нам шли люди со знаменами. Я бросился вперед, навстречу им. С двух сторон подходили таймырцы и мурманцы.
274 дня продолжался героический дрейф. Вглядываясь через годы, как оценить величие подвига Папанина, Кренкеля, Ширшова и Федорова?
Академик С. И. Вавилов, будущий президент Академии наук, писал тогда: «Научный подвиг папанинцев должен стать наряду с путешествием Колумба... География, океанография, метеорология, биология получили от папанинцев ценнейшие материалы».
Ричард Бэрд: «В анналах человеческого героизма это достижение навсегда останется как одно из величайших для всех времен и народов».
Профессор Сандштрем, директор Шведского метеорологического института: «Экспедиция Папанина превосходит все, что делалось в продолжение долгого времени для мировой науки. Значение ее... можно сравнить только с открытием Америки и первым путешествием вокруг света».
Результаты дрейфа станции «Северный полюс» не так просто сформулировать в нескольких фразах.
Опровергнуто мнение о полной безжизненности приполюсного района, о существовании арктического «предела жизни».
Опровергнуты прежние представления о строении и циркуляции атмосферы в полярных районах.
Установлено, что в районе полюса нет земель и островов, измерены глубины океана на всем протяжении дрейфа.
Установлено, что теплые атлантические воды проникают на глубинах до самого полюса.
«Опровергнуто», «установлено»...
Иван Дмитриевич Папанин назвал свою книгу скромно и просто: «Жизнь на льдине».
Может быть, это и было самым важным.
Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров доказали, что на дрейфующем льду можно жить. Жить и работать!
ОТ ПЕРВОЙ ДО ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ
В 1937 году, только-только вернувшись с полюса, Отто Юльевич Шмидт намечал перспективы будущих исследований: «Наряду с возможным повторением высадки на лед такой станции, как папанинская... можно широко применять временные посадки самолета на льдину для производства научных работ в течение нескольких дней или недель. Такая летающая обсерватория сможет в один сезон поработать в разных местах Арктики».
Еще тогда планировалось организовать в восточном секторе Арктики «вторую дрейфующую». Но напряженная международная обстановка заставила отодвинуть эти планы. Впрочем, ледокольный пароход «Георгий Седов», попав в ледовый плен, стал фактически дрейфующей станцией.
А первая «прыгающая» перед самой войной все-таки состоялась. Самолет-лаборатория «СССР Н-169» с экспедицией Либина — Черевичного на борту прошёл с ледовой разведкой по маршруту Москва — Земля Франца-Иосифа — Северная Земля — Новосибирские острова — остров Врангеля, а затем совершил три полета к Полюсу относительной недоступности.