Смертельно безмолвна

- Да. Норин.

Оборотень отстраняется. Делает несколько шагов назад на волчьих лапах, и в один прыжок оказывается рядом с Монфор. Он подхватывает ее на руки, будто она стеклянная, а я, наконец, вижу Ариадну. И вижу разодранные в клочья трупы. Оторванные руки, ноги, головы. Джейсон позволил животному взять верх над человеком.

Желудок скручивается, я обещаю себе, что паника овладеет мной всего на несколько секунд. На три секунды. Всего на три. Я считаю в уме, разглядывая лужи крови и людские  внутренности, перемешанные с грязью, с пылью. Вижу, как вспыхивает молния. Внезапно с потолка валится огромная балка. Она ударяется об пол с оглушительным треском, прямо напротив Ариадны, и я посылаю к черту собственное обещание и срываюсь с места.

- Ари, – оказываюсь перед девушкой и падаю на колени, – Ари, взгляни на меня.

Она не смотрит. Ее руки пылают, а угольные слезы застыли на коже. Я прохожусь по ним большими пальцами и ощущаю, как дрожь пробирает все тело. Ведьма, будто меня не видит. Она продолжает изучать диким взглядом собственные руки.

- Ари.

Она поднимает искрящиеся ладони, чтобы прижать их к лицу.

- Нет, – стремительно подаюсь вперед, хватаюсь за ее пальцы, но тут же отдергиваю руку, так как огонь обжигает кожу. Только сейчас Монфор переводит на меня взгляд. Это обозленный, пустой взгляд, который так часто прожигал меня насквозь. Я ненавижу его, я боюсь его, потому что за ним следует нечто страшное. Но я не отвожу глаз.

- Что ты...

- Я не позволю.

- Не смей! – Она слабо покачивается. Тени плавают над ее головой, втягивая всю ее энергию, и глаза Ари едва не закатываются. Она встряхивает волосами. – Не трогай меня!

- Нет. – Принуждение не действует. Возможно, она слабая. Возможно, я сильный.

Она размахивается, однако я ловко перехватываю ее раскаленные руки. Боль тут же проносится такая адская, что глаза слезятся, но я не выпускаю ее пальцев, не отстраняюсь.

- Ты хотела меня сломать, Ари. Но у тебя не получится... Я не отступлюсь! Если тебе плохо, мне плохо. Тебе больно, мне больно. Ты меня услышала? – Ее изумрудные глаза на меня смотрят испуганно и растерянно, а я крепче сжимаю ее руки. – Услышала?

Она не отвечает. По ее щекам вновь скатываются черные дорожки из слез, которые я раньше принимал за мрак, за отражение ее черных помыслов, второй натуры. Я ошибался.

Ариадна начинает неровно дышать, в панике оглядывается, следя за демоническими тенями, что порхают над нами, будто черные птицы, а затем ее плечи поникают. Девушка больше не находит в себе сил на борьбу, на существование.

Глаза Ари закатываются, и она теряет сознание, повиснув в моих руках.

ГЛАВА 19. ПРЕКРАСНАЯ СМЕРТЬ.

Я отношу Ари в спальню. Кладу ее на кровать. Осторожно поправляю волосы, чтобы они не свисали на ее лицо, а затем накрываю одеялом. Несколько минут я смотрю на нее и не могу заставить себя уйти, как бы ни старался. Я не верю, что она дома.

Неуклюже потираю ладонью лицо и все-таки выхожу из комнаты. Я спускаюсь вниз, прохожу в гостиную и вижу Джейсона. Он сидит в кресле, и руками сдавливает виски.

Я не знаю, что сказать. Сомневаюсь, что в подобной ситуации вообще можно что-то говорить. Мне приходится переступить через все сооруженные мною барьеры, чтобы все-таки набраться смелости и спросить:

- Ты как?

Глупый вопрос. Идиотский. И Джейсон не отвечает. Он продолжает сжимать в руках голову и смотреть сквозь предметы, сквозь время. Он думает, эти мысли раздирают его на части, а я нервно стискиваю пальцами переносицу. Норин Монфор умерла.

Как мы могли это допустить?

- Я нарисую защиту. Хорошо? – Мужчина не обращает на меня внимание. Я опускаю руки и киваю. Наверняка, он согласен со мной. Ему больно, он потерян. Но он согласен.

Сначала иду к главной двери, рисую символы, которые указаны в книге Эбигейл. Не знаю, нормально ли у меня выходит: узоры получаются кривыми и неуклюжими, но никто не сделает лучше, по крайней мере, сейчас. Придется довольствоваться тем, что имеем.

Поднимаюсь на второй этаж, захожу в спальню Ариадны и вывожу на паркете круг, который не только защитит девушку от злых сил, но и не позволит ей покинуть границы.

Когда я заканчиваю, руки у меня дрожат от напряжения. Все это кажется чужим, мне до сих пор трудно принять, во что превратилась моя жизнь, какую роль в ней играю я. Как можно смириться с тем, что Норин Монфор умерла? Как можно смириться с тем, что мы с Джейсоном не смогли ее спасти? Мы говорим себе, что справимся, мы обещаем всем, что справимся. А потом мы терпим поражение. Я прикрываю ладонями лицо и зажмуриваюсь.

Как бы мы ни старались, как бы ни были уверены в себе, мы постоянно сталкиваемся с испытаниями, которые ломают нас. Не знаю, помогут ли эти символы, не знаю, есть ли в них хотя бы какой-то толк. Но я продолжаю верить и делать, потому что я уверен, что как только я остановлюсь, будет очень больно. Я не должен останавливаться. Ни на секунду.

Я запираю все окна и проверяю, закрыты ли двери. Прихожу во вторую гостиную и в растерянности замираю, увидев на бархатной кушетке тело, накрытое белой простыней.

Я порывисто отворачиваюсь, стиснув зубы, и сдавливаю пальцами глаза. Что же... ну почему так жжет? На выдохе опускаю руки и обессилено горблюсь.

Норин Монфор спасла Ариадну, умерла именно так, как хотела: отдала за нее жизнь. В этом поступке я вижу не только благородство, но смелость, отчаяние. Любовь. Норин не проявляла свои чувства. Я редко видел ее улыбающейся, в отличие от Мэри-Линетт. Редко  видел ее увлеченной, в отличие от Джейсона. Но я видел ее сильной, упрямой.

Она думала, что ничего не знает о любви. А в итоге любила Ари больше всех.

Я медленно схожу с места, шаркая ногами; протираю лицо и замечаю на столе миску с отваром, которым Норин лечила мои раны. Неуверенно забираю его и покидаю комнату.

Ладони болят от ожогов. Когда в церкви я сжимал руки Ариадны, я сжимал огонь. Я не обратил тогда на это внимание, а теперь не могу спокойно вытянуть пальцы.

Я прохожу в ванную комнату, включаю свет и замираю. Смотрю на свое отражение, но не вижу себя. Вижу покрытое густой кровью лицо незнакомца. Вижу уродливые раны, что тянутся вдоль щеки и подбородка и скатываются по шее, будто следы от когтей. Так и есть. Прежде чем Джейсон пришел в себя, он размахнулся и поцарапал мне лицо. Я забыл. В конце концов, надо мной нависли проблемы куда серьезней. Однако сейчас я теряюсь. Я не узнаю себя. Этот человек в зеркале - я не знаю его. Вижу, как на лице незнакомца вдруг выделяются желваки, и неуклюже облокачиваюсь руками о край мойки. Черт возьми. Мне становится страшно. Страшно от того, что теперь каждый день я буду видеть эти шрамы и вспоминать о том, от чего хотел бы убежать.

Собравшись с мыслями, я обрабатываю ладони и лицо лечебной смесью Норин.

Руки восстанавливаются почти сразу же. Боль исчезает, да и ссадин не остается. Но в отражение ничего не меняется. Я умываюсь, сдираю прилипшую к коже кровь и грязь, но, когда я выпрямляюсь, я встречаюсь взглядом с незнакомцем, на лице у которого пылают и горят толстые, уродливые шрамы. Очередное напоминание о том, кто я есть.

Неожиданно я слышу, как хлопает входная дверь. Символы я нарисовал. Раз кому-то удалось пройти, значит, опасности он не представляет. Неужели Хэйдан вернулся? Черт, я рад увидеть брата. Рад, что он в порядке. Но Мэри-Линетт...

Встряхиваю головой и вытираю мокрое лицо полотенцем. Я должен выйти. Должен.

Но я не хочу. Вновь зажмуриваюсь и представляю испуганный взгляд Мэри. Сложно так просто переступить через порог и столкнуться с последствиями. Куда проще закрыть в ванной комнате засовы, выключить свет и представить, что все это ночной кошмар.

Я стремительно выпрямляюсь. Люди с трудом находили со мной общий язык, ведь я говорил то, что думаю, никогда не поддавался эмоциям.

Хотя бы это должно остаться неизменным.