Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 48

Карамфил, справа от меня, целился спокойно и уверенно. Время от времени он улыбался и восклицал:

— Бейте их, товарищи! Ура-а-а!

Веселин почему-то медлил. Его «гречанка», как он называл свой греческий карабин, часто давала осечку.

— Эй, Ватагин, да мы их перебили всех! Дай-ка мне свой нож, что-то «гречанка» опять заела.

— Бери, Веселин, скоро мы ее заменим. — Не прекращая вести огонь, я передал ему нож.

И в этот момент я почувствовал, что мне обожгло локоть, и, ощупав правую руку, я обнаружил на ладони кровь.

— Ватагин, у тебя на руке кровь, что с тобой, ты ранен? — крикнул встревоженный Карамфил и бросился ко мне.

— Пустяки, царапина, — успокоил я его.

Мы быстро перевязали рану куском разорванной для этой цели рубашки. К тому времени огонь с обеих сторон прекратился. Только троим полицейским удалось ускользнуть. Больше десяти трупов валялось на земле. Оставшиеся в живых подняли руки. Штокман сурово прикрикнул на них:

— Бросайте оружие, гады, и отойдите в сторону!

Те, трусливо озираясь, послушно выполнили приказ. Штокман повернулся ко мне:

— Ватагин, иди на мое место! Ты же ранен!

Я отполз на другую сторону дороги. В этот момент раздались три одиночных выстрела. Пули зловеще просвистели совсем низко над нами. Со своей новой позиции я осмотрелся вокруг. Один полицейский залег примерно в двухстах метрах от нас и вел огонь из ручного пулемета. Похоже, что он испытывал недостаток в патронах, потому что стрелял с большими промежутками и короткими очередями. Мои товарищи спустились, чтобы собрать брошенные трофеи, а я, прикрывая их, открыл огонь по полицейскому с ручным пулеметом.

Пока я стрелял, одна из неподвижно лежавших в кювете фигур в синей форме вдруг стала подавать признаки жизни.

— Не шевелись! — громко крикнул я. — Если вздумаешь подняться, то начиню твою голову свинцом.

Человек этот пугливо обернулся и попросил:

— Умоляю тебя, братец, не убивай меня! У меня жена и дети, не стреляй, я всего лишь полевой сторож!

— Я тебе не брат, хватит разговаривать, лежи и не шевелись, если тебе дорога жизнь! — коротко отрезал я.

Полицейский, стрелявший в нас, с каким-то непонятным упрямством выпускал очередь за очередью. Я тоже усилил огонь. И тут услышал голос Штокмана.

— Товарищи, быстрее забирайте оружие и давайте отходить! Из Войнягово показались солдаты и полиция. Будьте внимательнее, перебегайте только пригнувшись!

Вдруг Карамфил покачнулся и упал с тихим стоном. Забыв об опасности, я вскочил, пересек шоссе и подбежал к нему. Схватил его за плечи, посмотрел в лицо:

— Карамфил, браток, что с тобой? Карамфил, ты слышишь меня?



Карамфил лежал неподвижно с плотно закрытыми глазами. Я лихорадочно искал пульс и не мог его нащупать. От горя у меня перехватило дыхание. Прибежали и остальные товарищи. Штокман ножом разрезал куртку Карамфила и обнажил грудь.

— Прямо в сердце, — прошептал он сдавленным голосом. — Карамфил убит, товарищи…

Стало тихо, так тихо, что я почувствовал, как кровь стучит у меня в висках. Наши взгляды встретились, но никто не проронил ни слова. Мы стояли безмолвные и потрясенные. Предательский пулемет тоже замер. Буквально в какую-то долю секунды злодейская пуля оборвала жизнь нашего друга Карамфила. Штокман первый нарушил молчание:

— Товарищи, унесем нашего Карамфила? Решайте, время дорого, нужно уходить! А то нас могут окружить!

— А если он еще живой? — отозвался Йонко. — Мы не должны его оставлять здесь, чтобы он не попал живым в руки врага! — И добавил: — Идите! Я вас догоню!

Нагруженные винтовками и автоматами полицейских, опустив голову, двинулись мы вперед. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Карамфила. Никак не мог поверить, что человек, с которым мы только что разговаривали и шутили, уже мертв. Все примолкли. Когда нас догнал Йонко, мне показалось, что уже пройдено много километров. Он присоединился к колонне, и никто из нас не осмелился задать ему ни одного вопроса. Мы продолжали свой путь. Только поднявшись довольно высоко, мы остановились и оглянулись назад. По шоссе двигались грузовые автомашины с солдатами и полицейскими, показалось и несколько легковых машин. Прибывшее подкрепление открыло сильный, но беспорядочный огонь, за нами было организовало преследование. Высоко в светлом небе угрожающе зарокотали самолеты, поднятые, вероятно, с аэродрома в Марино-Поле. Пытаясь нас обнаружить, они летали совсем низко и из пулеметов упорно обстреливали войняговские холмы. Мы скрылись в лесу, который, как нежная мать, укрыл нас. Там я предложил преклонить колени в память о Карамфиле.

— Товарищи, — с болью сказал я, — Карамфил был одним из активных и энергичных ребят в Карловском крае. Будучи еще учеником гимназии, он преисполнился ненавистью к фашизму и вступил в ряды революционной молодежи. В этом прекрасном человеке сконцентрировались самые лучшие качества революционера. Он заслужил любовь и уважение партизан.

Кто-то всхлипнул. Это вызвало во мне еще большую горечь.

— Всю свою жизнь я буду проклинать врагов, которые прервали жизнь нашего Карамфила. Всю свою жизнь буду сожалеть, что не успел сразить человека, пославшего пулю, отнявшую жизнь нашего боевого товарища, который носил в своей свободолюбивой душе ботевскую ненависть к врагам. Так поклянемся же под этим балканским небом, что мы отомстим за его смерть! Так передадим же нашу любовь к павшим товарищам, чистую и святую, грядущим поколениям, чтобы и они через много веков знали, что за нашу свободу здесь, на этом самом месте, сгорело много молодых сердец! И пусть поют песни о герое Карамфиле, как поют о его первом учителе — Ботеве, о Ботеве-воеводе!

Как жаль, что мы не имели возможности похоронить его с венками и песнями!

Мать не оплакивала его, девушка — его первая любовь — не проливала над ним горючих слез. Только родные горы по-отечески стояли у изголовья героя, став немыми свидетелями его безвременной гибели.

Но я все еще не мог поверить в то, что Карамфил погиб. И все думал, что произойдет какое-то чудо и он снова пойдет вместе с нами. И мы опять усядемся под каким-нибудь буком, и он вновь напомнит нам, как прекрасно жить и бороться.

Низкий поклон славному сыну наших гор!

Выбрав удобное место, где нас никто не смог бы обнаружить, мы присели. Тихий ветерок шелестел пожелтевшими листьями. В этой монотонной песне словно звучала скорбь об ушедшем от нас товарище.

Сейчас предстояло решить, что же нам делать дальше. Наш приход сюда, в западную часть Среднегорья, преследовал совсем иную цель. Я, как представитель штаба зоны, имел поручение отвести Штокмана в отряд имени Васила Левского, новым командиром которого его только что назначили. Йонко и Веселин направлялись в отряд для его укрепления в качестве командиров подразделений. После встречи около села Войнягово Карамфил должен был отвести нас в отряд. Но Карамфила не стало. И мы оказались в незнакомой местности. Мы не имели представления, куда надо идти, чтобы установить связь со здешними партизанами.

— Прежде всего надо поровну распределить запасы продуктов и боеприпасы, чтобы при необходимости каждый мог действовать самостоятельно, — сказал Штокман.

Самым старшим из нас был Штокман, человек с богатым опытом, он всегда мог подсказать, как нужно поступить. А при нашем положении создавшаяся обстановка не сулила радужных перспектив. Оказалось, что мы располагаем всего лишь половиной мешка картошки.

— Товарищи, — сказал я, — полицейские, безусловно, блокируют лес. Надо искать отряд Карамфила, в противном случае нам придется туго!

— Это правильная мысль, — прервал меня Йонко, — но как нам узнать, где он находится? Ведь мы в этих краях впервые! В село входить опасно, мы не знаем никого из местных жителей.

— Давайте тщательно закопаем в землю оружие, чтобы его можно было легко найти нашим людям, ведь вскоре оно понадобится, — предложил Штокман.

Разумное предложение. Веселин и я начали копать яму между корнями могучего дуба, а Йонко и Штокман старательно завернули автоматы. Мы позаботились и о том, чтобы оставить знаки, по которым смогли бы сразу обнаружить это место.