Буря на Волге

— А, може, светленького батюшке предложить? — спросила Петровна хозяйку.

— О, это неплохо, пропустить перед чаем, — крякнул, потирая руки, отец Панкратий.

После светленького приступили к чаепитию и деловому разговору.

— Вы с сахаром, батюшка, — подвигая вазу, наполненную сахаром, советовала хозяйка.

— Нет, нет, благодарю. Я вот с помадочкой очень люблю, — отламывая половину бруска и заталкивая в рот, улыбался батюшка.

Белицина, обливаясь слезами, начала подробно излагать случившееся.

— Ничего, ничего, хозяюшка, не слишком отчаивайтесь, бог не попустит — волк не съест, — успокоил батюшка.

— Может быть, помолитесь, батюшка? А на подаяние мы не поскупимся, — вставила Петровна.

— Что ж, если так, можно и попробовать, — нехотя согласился отец Панкратий.

Так они и решили. Внесли деньги за шесть панихид отцу Панкратию, и не успел он приступить к своим обязанностям, как Екатерина Матвеевна получила от Нади письмо с фронтовым штемпелем:

«Дорогая мама!

Не сердись на меня. Я, конечно, перед тобой виновата, что так поступила. Но я уже тебе говорила, что дала слово Васе, и пока он жив, нарушать своего честного слова хочу и не могу. Потому что он для меня все - жизнь, радость и счастье.

Твоя дочь Надя».

Обратный адрес в письме указан не был. Мать несколько раз перечитывала эти короткие строчки и вздыхала, вытирая слезы.

— Как же она, милая, на фронт-то попала?

— Ну, такая взбалмошная девчонка, да разве она не попадет? Тут и гадать нечего, чяй, к своему оборванцу уехала, — зло ворчала в ответ Петровна.

— Хоть бы Владимир Петрович пришел, прочитал ее письмо, а может быть, поехал бы да отыскал на фронте ее? — в задумчивости проговорила Белицина.

— Пусть она, матушка, поест солдатского хлебца да погложет сухариков, тогда скорее опомнится. Небось, вон солдаты-то рассказывают, как на фронте-то сладко... По три да по четыре дня без хлеба сидят. А искать ее нечего, ты, чай, и сама видишь, что она даже адреса своего не хотела написать. Да если бы, к примеру, он и нашел ее там, так она ему все глаза выцарапает, — ворчала Петровна.

— Как бы ты не сердилась, Петровна, а мне-то она родное дите, — возразила Белицина.

— А я бы сказала: не родное, а дурное дите,— заметила Петровна.

На этом их разговор и кончился.

Пока Надя скиталась где-то на фронте, поручик продвинулся по службе. Когда Надя ушла из дома, госпиталь стал мало интересовать Подшивалова. Изредка встречаясь с хозяйкой, он только отдавал честь, а о Наде и не заикался. Евдокия Петровна частенько выслеживала его, хотела показать присланное Надей письмо. Но вскоре после получения письма явился к ним не Подшивалов, а капитан Новошлыков, дальний родственник генерала, бойкий плясун, друг и собутыльник Подшивалова.

— Здравствуйте-ка! — весело встретила его Петровна. — Ну, как поживает Владимир Петрович? Чего-то он редко сюда стал заглядывать. А мы от Нади получили письмо, она живя и здорова,

— Надя-то здорова, да Владимир-то Петрович скончался, — печально произнес Новошлыков.

— Матвеевна! Иди-ка скорее сюда, — закричала Петровна.

— В чем дело? — отозвалась Белицина.

- Вот, капитан говорит, что Владимир Петрович скончался, - пояснила Петровна.

- Вот беда-то, как это он, батюшка, оплошал, так скоропостижно?

- Покойный Владимир Петрович, дай бог ему царство небесное, — перекрестившись, начал Новошлыков, — человек он был заслуженный, умел держать солдата в ежовых рукавицах... Начальство возлагало на него большие надежды. И если бы не этот случай, то к новому году непременно он был бы произведен в подполковники. Но злодейская пуля так неожиданно оборвала его славную службу и жизнь.

— Как же это произошло? — допрашивали обе хозяйки.

— Видите ли, какая неприятная вышла история. Владимир Петрович в тот день был дежурным по части, а сдававший ему смену офицер напомнил, что, дескать, часовые иногда спят на постах. Так вот, значит, поздней ночью он отправился проверять посты и не обнаружил часового у фуражного склада. Он отыскал часового спящим между двумя тюками сена. Думал было вначале забрать у него винтовку, а потом безоружного и поучить немножко... А солдат-то, видимо, уж не такой олух был, чтобы зря бросать оружие; он ее ремнем к руке прикрутил. Но все же Подшивалову удалось вынуть затвор из его винтовки. Вот так, значит, затвор в карман он спрятал и пошел проверять другие посты. Но там спящих не обнаружил. Он вернулся обратно к этому часовому. «Кто идет?!» — громко окликнул часовой. А Подшивалов придвигался все ближе. «Кто идет?! Стреляю!» — снова крикнул часовой. А Володя только рассмеялся и спросил: «Чем ты будешь стрелять?! Затвор-то в моем кармане». Грохнул выстрел, и пуля вошла вот сюда, — ткнул пальцем в грудь капитан, — а там вышла, — показал большим пальцем через плечо.

- Господи Исусе, да неужто без затвора стреляет?

- А солдат, стервец, давно зуб на Владимира Петровича имел и, видимо, выпросил затвор на часок у дружка, соседнего часового. Вот так и погиб наш дорогой друг Владимир Петрович. Четвертого дня, в два часа пополудни похоронили его на Арском кладбище, — закончил капитан.

— Судили того солдата? — спросила Петровна.

— Судили, только ничего не присудили.

— Почему же?

— Да уж так. Свидетелей он сумел выставить. Часовые на соседних постах слыхали, как он кричал, и под присягой подтвердили.

— Жаль, жаль, — вздохнула Петровна.

— Да, да, очень, жаль, хороший был человек, — подтвердил Новошлыков.

— Я говорю, жаль, что солдат-то остался не наказанным. А это для других была бы большая острастка... Теперь, вы понимаете, что вышло? Так они могут стрелять не только в офицеров, а и в генералов, да чего доброго и в царя, — заключила Петровна.

— Ну, до царя-то, положим, не дострельнут, он далеко. Тут совсем другое дело, хозяюшка. На суде председательствовал полковник Костров. Сам он тщедушненький старикашка. И опять не в этом дело, а главное — у полковника жена молоденькая и, надо сказать, очень хорошенькая, такая цыпочка, прямо антик... — улыбнулся Новошлыков, разглаживая усы.

— Эх вы, блудник! Вам только бы цыпочку да антик, а о государственном деле совсем не хотите подумать, — сердито проворчала Петровна. — Причем тут полковникова жена?

— Вот именно, хозяюшка, из-за этого и весь сыр-бор разгорелся... Володя, говорят, похаживал к ней. Ну, а этот хрипун, старикашка полковник, все прошохал. И, между нами говоря, прошел слушок, будто сам полковник все и подстроил... Только я этим слухам очень мало верю. Оно, правда, на суде полковник вел себя непристойно, вместо того, чтобы осудить преступника на казнь, он, как председательствующий, предложил суду вынести благодарность солдату и выписать наградных десять рублей из полковой кассы за бдительность часового на посту. Так все и заглохло.

Екатерина Матвеевна подумала: «Так вот какого зятька хотели мы огоревать...» Новошлыков, распростившись с хозяйками, ушел.

Глава седьмая

- Штабс-капитан Казаков был прав, — говорили солдаты, - противник ведет непрерывную охоту за нашими и наблюдателями.

Теперь они и сами начали частенько замечать: как поднимается в воздух «колбаса», тут же появляется неприятельский самолет, и наблюдатель летит камнем вниз. Начальство задумалось над этим вопросом: как же быть? Так ведь уничтожат всю наблюдательную технику, да с каждым разом погибают люди. Наконец кто-то додумался снабдить летающих на аэростате парашютом. Раздобыли несколько парашютов. Нужно было их испытать. Но охотников из солдат не находилось. Для опыта насыпали в мешок земли, — примерный вес человека, — подняли его на аэростате и выбросили; парашют раскрылся и мешок приземлился благополучно. Опыт был произведен, но охотников прыгнуть с парашютом все же не было.

Тогда было объявлено, что прыгнувший с парашютом в виде поощрения получит месячный отпуск повышение в чине до старшего унтер-офицера и двадцать пять рублей наградных.