Буря на Волге

— Ах, пожалуйте, дорогие гости, пожалуйте! — крикнул поручик Подшивалов, широко распахнув двери для Белициных.

Зал был уже заполнен публикой, пестревшей и шуршавшей праздничными нарядами. Тут были знатные дамы города. Они обмахивались веерами, важно прогуливались по залу, из-под начерненных ресниц поглядывали на господ офицеров. Было и несколько купцов — городских воротил. Сюда же явился и генерал Башлыков со своей благоверной Анастасией Терентьевной. Она отцепила свою руку от генеральской и, задрав побелевший от мороза и пудры нос, проследовала раскачивающейся походкой к ближайшему дивану. Долго отыскивала она в толпе Белициных. Отыскав, то и дело прицеливалась своим лорнетом на Надю.

«А ничего, недурна, и это платье ей хорошо идет, но вот прическа совершенно дамская, это мне не нравится», — думала генеральша, пока не нарушили ее спокойствие столпившиеся с приветствиями и поздравлениями знакомые ей дамы.

Длинный ряд столов уже блестел бутылками. Маятник старинных часов отсчитывал последние минуты старого года, черные стрелки медленно ползли к двенадцати. Гостей пригласили к столу. Публика, усаживаясь, загремела стульями. Садились по рангам. Белициным пришлось занять место за последним к двери столом. Генерал откашлялся, крякнул, обвел присутствующих строгим взглядом, выждал, пока стихнет публика, и, насупив брови, крикнул:

— Господа! Уходящий 14-й год принес нам немало хлопот! В разразившейся войне мы терпим тяжелые испытания! Конечно, никому не секрет, на Западном фронте мы понесли большие потери. Но все же будем надеяться, что война будет выиграна... Уже в декабре минувшего года наши доблестные войска разгромили турецкую армию под Саракамышем! За победу на фронтах, ура!

— Ура-а! — загорланили офицеры, покрывая своим ревом нежные голоса дам.

Музыка прогремела туш.

— А теперь, господа, — повеселевшим голосом, продолжал генерал, — разрешите вас поздравить с наступающим Новым годом и пожелать вам весело и без забот провести новогодний праздник! Жаль, конечно, что валятся наши крепкие столбы, погибают на фронтах наши братья — господа офицеры. Ну, а насчет частокола — нечего и сомневаться, его хватит на все заборы... — закончил генерал под громкие рукоплескания присутствующих. Надя скосила глаза на генерала и подумала: «Глупо и очень глупо». Чтобы успокоить свои нервы, Надя выпила две больших рюмки вишневой наливки. Подшивалов, подсевший поближе к Наде и жадно следивший за каждым ее движением, одобрительно качнул головой.

В это время загремела музыка. Повеселевшая от наливок молодежь повыскакивала из-за столов и закружилась в вальсе. А с балкона кто-то начал сыпать на головы танцующих конфетти и кидать пучками разноцветные бумажные ленты. Они падали на танцующих, обвивались вокруг голых плеч дам, цеплялись за офицерские погоны и все плотнее закручивались вокруг танцующей публики.

Белицина старшая радовалась, что ее дочь, увлеченная сегодняшним весельем, теперь сама потянется к этому шумному обществу и согласится выйти замуж за поручика. Но Надя была занята своими мыслями. Когда генерал говорил о «частоколе», Надя вспомнила о Васе и теперь думала: «Как жаль, что не знаю, где он служит, сегодня же бы написала ему обо всем...»

Старшие офицерские чины, которые, видимо, уже утратили интерес к танцам, сгрудились у игорного стола. Туда же, попытать счастья, пристроился и поручик Подшивалов.

Надя встретилась с подругой Леной. Они тихо закружились в вальсе, разговорились, вспомнили прошлое лето, весело и счастливо проведенное время на Волге.

— А где твой веселый рыбак? — спросила Лена.

— Не знаю, Ленка, — сказала Надя, и краска залила ее лицо.

— Разве не переписываетесь?

— Он давно уже в армии, и ни единого письма.

— Сама напиши, — хитро улыбнулась Лена.

— И напишу, вот только адрес узнаю, обязательно напишу.

Пока Надя танцевала с подругой, мать ее сидела на диване, наблюдала за танцующими и, не зная куда девать руки, крутила пальцами кончики пухового платка.

— Ба, ба, ба! Катя! Здравствуй, милая! — крикнул канатчик Пушкарев, присаживаясь рядом с Белициной. Он только что вышел из-за стола, был навеселе и вел себя развязно. Когда-то он имел намерение породниться с Белициной — хотел высватать ее дочку за своего сына.

— Ну, как живем, дорогая?

— Сам видишь, какое теперь наше житье.

— Н-да, тяжелые годы переживаем, — пыхтел от ожирения Пушкарев. — Ну, а как твоя барышня, все еще в девках ходит?

— А куда ее денешь? Со мной живет, в работе помогает.

— Эх, Матвеевна, душа ты моя любезная, — вздохнул Пушкарев, — глаз да глаз за ними нужен. Знаешь, чего у меня сынок-то отмочил? Стащил из сундука тридцать тысяч да и скрылся.

— Да неужели? — сочувственно посмотрела Белицина.

— Вот, свята икона, не вру, — перекрестился Пушкарев,

— Да, да, — покачав головой, протянула Белицина, — А у меня вон в книжки ударилась, уйму денег потратила. А толку-то в них что? Мы раньше-то и без книжек жили, да в люди вышли.

— Книжки, говоришь? Это тоже нехорошо. По дружбе тебе верно говорю — собьют они ее с толку. Да чего доброго, можешь и капиталом поплатиться. Ты знаешь, голубушка, времена-то какие пошли, теперь так и стараются подсунуть молодежи какую-нибудь запретную книжку...

— Да какие там запретные девка будет читать? Романы какие-то да сказки, — возразила Белицина.

— Ты мне не сказывай, я знаю: книжка книжке рознь. Вот ежели жития святых али другая из священного писания, то, конечно, на пользу.

«Все недосуг, а проверить и в самом деле надо, нет ли чего запретного...» — решила Белицина.

В это время к ним подошел генерал с раскрасневшимся лицом.

— Ах, вот вы где уединились. А я вас ищу, — весело начал генерал. — Смотри, Пушкарев, узнает Елена Федоровна, она тебе кудрявую бороду расчешет.

— Ничего, ваше превосходительство, у нас тут коммерческие дела.

— Оно и всегда начинается с коммерции, а потом поворотят и на другое... Она ведь у нас вдовушка, краса всего города.

— Вы всегда шутите, ваше превосходительство, — улыбаясь возразила Белицина.

— Нет, я пришел поговорить о серьезном деле...

— Присаживайтесь, ваше превосходительство, да вместе и побеседуем, — сказал Пушкарев.

— Вот что, друзья, — присаживаясь, начал генерал, — вы не можете представить, в каком положении мы находимся... Везут и везут в город раненых, все госпитали заполнили, и все везут. Теперь вынуждены размещать в частных домах. Вот я и хотел попросить вас, чтобы предоставили свои дома под оборудование госпиталей. Что вы на это скажете?

— А куда денешься, ваше превосходительство, война. Придется согласиться, - ответил Пушкарев.

— Ну, а вы, Екатерина Матвеевна, как думаете?

— Нижний этаж уступлю, а в верхнем сама живу.

- Ну вот и хорошо, значит договорились. На днях я пришлю человека для оформления, — сказал генерал и пошел и другой группе.

С хор полилась мелодия вальса «На сопках Маньчжурии». Точно по гладкому льду, скользя по парке-ту, поплыли пары, выписывая ногами вензеля. А у игорного стола было шумно. У Подшивалова сняли весь банк.

— Дьявольски мне не везет сегодня! — крикнул он, швыряя со злостью карты на стол.

— В любви повезет, — заметил капитан Новошлыков.

— Кой черт, и там полный провал, — сердито проворчал поручик.

— Володя, Володя! — крикнул Новошлыков. — Иди-ка, расколи вот эту парочку, право, зря кружатся. Которая из них кавалер? Ах, вот, наверное, этот, что повыше да пофигуристее, — смеясь, он показывал на танцующих Лену с Надей. — Ты, кажется, с черненькой знаком?

— Больше с ее мамашей.

— Тогда вали, тебе пара пустяков...

— А что, и в самом деле, пойду штурмовать эту крепость.

— Дуй, поручик, определенно падет! — ободряли играющие.

Музыка смолкла. Надя подошла к матери.

— Поехали, мама, домой!

— Чего ты заторопилась, али тебе не нравится? Гляди, какое веселье.

С хор объявили: