Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 123



«Уж не эти ли сокровища хранит мамаша всегда под замком?» — подумала Надя, переворачивая толстые листы и разглядывая фотоснимки матери и отца. Вот это, наверное, перед свадьбой: мать в белом платье с приколотой на груди большой розой, а отец в светлой тройке и шляпе. Когда же она будет так фотографироваться с Васей? Надя вздохнула. Перевертывая листки, она увидела газетную вырезку, приколотую к альбомному листу, и прочла на ней: «Во время разыгравшейся бури на Волге с 5 на 6 июля с. г. трагически погиб казанский купец Михаил Петрович Белицин. Вызванные люди спасательной станции спасти были бессильны».

Прочитан эту пожелтевшую вырезку, Надя поникла головой. Почему же это ни мама, ни тетя Дуся об этом не говорят? — Она бросила альбом под тряпки и, заперев квартиру, быстро сбежала по лестнице. Передавая ключ дворнику, Надя спросила:

— Послушай, дядя Агафон, ты ведь давно у нас работаешь, наверное, хорошо знал моего отца?

- И не только вашего отца, а и дедушку хорошо помню. Чай, мы с ним из одной деревни, — ответил дворник.

— Ну вот и хорошо, старенький мой, — потрепав его за бороду, улыбнулась Надя. — A душу подогреть хочешь?

— Оно бы, конечно, и охота, барышня, да я боюсь, как бы не узнала Катерина Матвеевна. Она больно не любит...

— Ничего, ты понемножку, я тебе сама принесу. Ладно?

Дворник только качнул головой, а Надя быстро пошла в магазин к матери.

— Что скоро проснулась? — спросила мать вошедшую в конторку Надю.

— Выспалась.

Белицина, сидя в своей уютной конторке, всегда следила за ходом всего торгового дела. Сегодня же ее занимали другие мысли. «Как же быть с Надюшкой? Все-таки, видимо, придется ее поставить за кассу, чтоб она была на глазах и с книжками поменьше возилась. Да за работой, на людях, она и рыбака своего скорее позабудет».

У матери в молодости тоже были грешки, и поэтому она многое прощала дочери.

— Знаешь чего, дочка, — ласково заговорила мать, — чтобы тебе не скучать одной дома с этими книжками, не лучше ли сесть за кассу? Как ты думаешь?

— А Степаниду куда?

— Для Степаниды найдем место. Право, лучше бы тебе...

Надя не могла угадать мыслей матери, согласилась. Да и прекословить нельзя было: кругом виновата...

— Ладно, завтра выйду. Дай-ка мне рублевку!

— Зачем она тебе?

— Новую ленточку хочу купить, — улыбнулась Надя.

На обратном пути Надя забежала в казенку, купила полбутылочку и, получая ключ от дворника, сунула ему, шепнув:

— На-ка вот, промочи немножко свое горлышко!..

— Ах, спасет тебя Христос, барышня! Дай тебе бог хорошего жениха.

— Уже дал.

— Хороший ли?

— Как раз по мне. Ты его видел.

— Это тогда, прошлой-то зимой был? Знаю, знаю, милая, славный паренек. Да разве за твою доброту тебе бог не даст?! Он, чай, батюшка, все видит, — пел обрадованный дворник.



— Только смотри, тете ничего не говори.

— Что ты, милая...

— Ты вот чего, дядя Агафон, выпей немножко, да я хочу кое о чем тебя спросить.

— Ага, пожалуйста, — вышибая пробку, крякнул он и начал разрезать луковицу.

— Ах ты, батюшки, — спохватилась Надя, — закуски-то я позабыла тебе купить.

— Ничего, барышня, не надо, это самая лучшая.

Старик выпил маленький стаканчик и, закусывая луковицей, приготовился отвечать. Но в это время мимо окна сторожки промелькнула тень. Он живо припрятал водку и закуску и уже сидел на табурете как ни в чем не бывало.

— Тетя Дуся сюда тащится, — сказала Надя и пошла ей навстречу. Так и не удалось Наде узнать что-либо от дворника о своем отце.

А дворнику было что рассказать. Действительно, он помнил Надиного дедушку, Петра Герасимовича Белицина, он помнил и то, как родители Петра умерли с голоду в деревне Вьюшкиной; в тот засушливый год выгорела половина деревни, прихватив и избенку Белициных. Сжалился над Белициным лавочник Преснов, взял его к себе за кусок хлеба в работники.

Так в деревне все его и звали: «Петька — Преснов работник». Часто Преснов брал Петра в город, когда ездил за товаром. И почти всегда останавливался у купца Бахтеева, у которого брали в кредит москательные товары. Спустя два года Преснов стал провожать его одного за покупкой товаров.

Бахтеев долго приглядывался к молодому парню, проверяя его честность, и наконец пригласил к себе.

Петр тогда отказался, но задумался. Через некоторое время, когда после ссоры Преснов прогнал его, Петр перешел к Бахтееву.

Бахтеев оценил его достоинства и через два года назначил доверенным по закупкам товаров. Петр и на этой должности проявил свои способности.

Теперь Белицина стали называть уже не Петькой, а Петром Герасимовичем. Увеличивался капитал Бахтеева, и Петр Герасимович тоже не зевал. На пятый год службы он сумел купить каменный двухэтажный дом на окраине города. Вскоре он ушел от Бахтеева и открыл свою торговлю железо-скобяными товарами. В тот же год он женился на дочери крупного мясоторговца Лабинцева Сашеньке и получил в приданое каменный дом.

Годы летели быстро, торговля шла бойко. К призывному возрасту их сына Миши у Белициных было уже три дома и магазин на четыре раствора, а банковых вложений насчитывали около миллиона. Петр Герасимович из мужика перекроился в барина, и в городе с ним стали считаться.

Своего Мишу в солдаты он не пожелал отдать, а поторопился женить на Кате Жарковой, дочери богатого скорняка, и оставил при своем торговом деле. С сыном он хорошо уладил. А на свою дочку Дусеньку супруги Белицины смотрели с затаенной досадой и печалью: ей шел уже двадцать четвертый год, но она напоминала больше мужчину в женском наряде. Мать, наряжая ее в новое платье, всегда вздыхала: «Ах, Дусенька, Дусенька, доска доской ты уродилась, какое платье тебе ни надень, все они висят кошелями». Руки у Дусеньки были длинные, с короткими толстыми пальцами; большой крючковатый нос сидел криво на продолговатом смуглом лице. Серые маленькие глаза бойко бегали в тенях густых черных бровей. Дусенька так и осталась старой девой.

Состарившись, растолстевший Петр Герасимович радовался, что у сына торговое дело идет хорошо, что он так же, как и отец, с каждым годом увеличивает капитал.

Однажды он сказал сыну, что с сердцем у него плохо и что, наверное, близок час его кончины.

На второй же день после этого разговора Михаил Петрович послал за доктором. Доктор, осмотрев и прослушав больного, определил, что пациент на краю могилы, но ему, конечно, об этом не сказал. Он выписал лекарство, оставил массу советов больному и, получив солидное вознаграждение, уехал.

Приняв первые пилюли, Петр Герасимович повеселел.

Вскоре вся семья Белициных отправилась в цирк смотреть новую программу. А Петр Герасимович остался дома хозяйничать. Прислугой у них служила жена дворника Марья Ивановна. Она выполняла все домашние работы, а на этот раз явилась мыть полы. Петр Герасимович из своего кабинета перебрался в столовую. Почувствовав, что дышать ему стало совсем легко, он разрешил себе для еще лучшей деятельности сердца пропустить стаканчик светленькой, а там потянулся и за вторым, косо поглядывая на оголенные икры прислуги. После этого в столовой ему стало душно, но выйти на воздух он уже был не в силах, свалился на диван да тут и скончался.

Похороны были шумные. Хоронить Белицина съехалась, по меньшей мере, половина города. Вся улица была запружена экипажами, пролетками и людьми. Отпевали его в церкви Вознесения. Приезжал в первоклассном экипаже сам архиерей.

Похоронив мужа, Александра Павловна заскучала, стала недомогать и ждать того часа, когда ее душа отправится на вечный покой... Вскоре и она умерла.

Минул уже двенадцатый год супружеской жизни Михаила Петровича с Катей. Капитал к тому времени у них увеличился до полутора миллионов наличными, не считая трех домов и магазина. Супруги Белицины, как видно, любили друг друга. Правда, Михаил Петрович иногда вырывался из супружеской узды и промышлял на чужбине... У них росла дочка, чернокудрая резвушка Наденька, которой шел уже четвертый год. Родители были в восторге от нее.