Буря на Волге

Управляющий мог одним росчерком пера вышвырнуть Чилима за ворота, но подумал, что за него могут заступиться партийная организация и сам секретарь райкома, возможны большие неприятности. Поэтому он решил все сделать иначе. На следующий день командировал в управление сети своих ревизоров с таким наказом: проверять все документы, особенно на выписку материалов со склада, а также платежные документы на меховых фабриках.

— Михаил Семенович, а допустят ли нас проверять на других производствах? — спросил старший ревизор Ерошкин.

— На все фабрики допустят. Я уже говорил с управляющим.

— Только знаете чего, Михаил Семенович, это работа очень кропотливая, может затянуться на долгое время, — заметил Ерошкин.

— Я вас сроком не ограничиваю, но желательно проделать поскорее.

— Будем стараться, — склонил голову младший ревизор Пискунов.

На следующий день в бухгалтерию сети явились два человека с предписанием управляющего. Они затребовали документы за прошлый год.

— Вам как, за весь год сразу или по месяцам будете проверять? — главный открыл стеклянную дверку шкафа, где хранились документы.

— Начнем с января. Только бы выделили один столик... — сказал Ерошкин.

Нашелся свободный столик, за которым расположились ревизоры ворошить прошлогодние бумаги.

— Может быть, я вам помогу отыскать те документы, какие вам требуется проверить? — спросил главный бухгалтер.

— Нет. Благодарим, лучше мы сами посмотрим, а в случае неудачи попросим вас, — ответил Ерошкин.

Проходит день, неделя, месяц, а ревизоры еще тщательнее и пристальнее вглядываются в каждую бумажку и все записывают в свою книгу.

Однажды в бухгалтерию зашел друг Пискунова начальник сетевой лаборатории Петр Гурьянович Трескунов.

— Ба! Друг любезный, Пискунов! Здорово! Как это ты сюда затесался? Чего это вы в бумагах копаетесь? Али чьи грехи ищете?

— Что поделаешь, друг, работа наша такая.

— И как, справляетесь? Не скучно ворошить старые бумаги?

— Нисколько. Да и некогда нам скучать. Утром, как придем, открываем дело, и так увлечешься, читаешь, как приключенческий роман; не успеешь и половины прочесть, как звонок на обед, а после обеда снова начнешь. Нам тратить время даром нельзя, строгий приказ управляющего получен, чтоб все тщательно проверить. Он, говорят, такое указание получил из Москвы.

— Да, очень важная у вас работа... Я тоже, пожалуй, потрудился бы на таком деле. По крайней мере, в тепле, при свете и никакого начальства. А ведь у нас в цеху такого удовольствия не получишь. Как только авария, так найди место повреждения, а кругом тьма-тьмущая, публика мимо идет — спотыкается, ругается: сапожники, говорят, взялись не за свое дело и держат народ в темноте... А если где копнул лопаткой или камень вывернул из мостовой, тут же подскакивает милиционер, стращает штрафом. А если вот, как сейчас, зимой, да бушует вьюга, так и не приведи создатель. Да, что и говорить, ваша работа самая настоящая, — заключил Треску-нов.

— Вот то-то и оно, а ты говоришь: скучно. Нет, брат, такой работы поискать надо, — подмигнул Пискунов.

— Послушай-ка, Петр Гурьяныч, мне кажется, ты нам кое в чем можешь помочь, — заметил Ерошкин. — Ты вот говоришь, что испытываешь кабельные линии, а не приходилось ли тебе испытывать на меховых фабриках?

— В этом году нет, а в прошлом было дело...

— О, тогда ты нам нужен как живой свидетель. Кто ремонтировал эту линию? — Ерошкин пристально посмотрел на Трескунова.

— Мастер Чилим со своей бригадой.

— А не можешь сказать, где материалы брали для этого ремонта?

— Не знаю. Надо полагать, на тех же фабриках.

— Еще один вопрос. Не сможешь нам сказать, какая сумма выплачена за этот ремонт?

— За точность не ручаюсь, а помнится что-то примерно около трех тысяч рублей, — Трескунов надел перчатки.

— Ты уже уходишь? — спросил Пискунов.

— Да, нужно на работу.

— Подожди минутку, еще один вопрос. Не можешь ли нам сказать, кто получил за ремонт такую приличную сумму?

— Кто работал, тот и получил, — Трескунов направился к выходу.

— Теперь все ясно, — перекинулись значительным взглядом ревизоры.

После разговора с Трескуновым они еще с большей энергией принялись за выявление преступных действий сетевых работников...

Явившись утром, разложив на столе свои дела, они выдвигают ящики, где лежат со вчерашнего дня еще не закрытые приключенческие романы, и, подперев головы ладонями, поглощают страницу за страницей, уносясь в прекрасный мир, изображенный автором. А если случайно заглянет в бухгалтерию сетевой работник, то ящик с книгой захлопывается, и ревизоры торопливо начинают ворошить бумаги на столе, делая самую кислую физиономию, и тем самым показывают, как тяжело им нести взваленную на них обязанность.

Но вот зима с лютыми морозами начала проходить, солнце все выше стало подниматься в небесную синеву. Ревизоры сбросили теплые ушанки. Ерошкин накрыл свою умную голову военным картузом и облекся в летнюю армейскую форму, хотя по случаю грыжи в армии никогда не служил. Пискунов же надел по сезону светло-серый костюм, а на голове его красовалась черная фетровая шляпа.

Весна идет полным ходом. Рабочие уже готовятся к первомайским торжествам. А Чилиму за хорошую работу преподнесли толстый том обвинений. Правда, его передали не Чилиму, а директору. Прочитав несколько бумажек этого кляузного дела, Стрижов с возмущением подумал: «Как так, без моего ведома написать столько актов на моего лучшего работника, не известив директора.. Нет, я этого никому не позволю». Тут же он нажал кнопку звонка.

Вбежала секретарша.

— Позовите ко мне Чилима!

— Ну, как дела, Василий Иваныч? — спросил Стрижов.

— Все в порядке, Андрей Петрович.

— Садись-ка, поговорим по душам. Ты вот с таким делом не знаком? — Стрижов показал толстую папку с бумагами на столе.

— А что это такое, новые инструкции, что ли?

— Новые инструкции на старых кляузных дрожжах... — улыбнулся Стрижов. — Это акты по обвинению Чилима в незаконных действиях, связанных с работами на других производствах.

— Нет, Андрей Петрович, это сплошное вранье. Никаких незаконных работ на других предприятиях я не выполнял, — покраснел Чилим.

— Допустим, что так. А вот на меховых фабриках ты работал в сентябре прошлого года?

— А что там незаконного, если мне дано было предписание главного инженера сети.

— А чем ты докажешь, что оно было?

— Вот чем, — Чилим вытащил из записной книжки бумажку и, развернув, положил на стол перед Стрижовым.

Это было письмо администрации меховых фабрик с просьбой отремонтировать поврежденный участок кабельной линии. На письме наискось размашистым почерком было написано:

«Мастеру кабельного участка Чилиму. Произведите ремонт в неурочное время. Материал и транспорт предоставит заказчик.

Главный инженер Плашкотин».

— Кроме того, — добавил Чилим, — я работал не один, еще было девять человек: монтеры, подсобники и работники лаборатории.

— Вот в этом вся беда, что работало вас много, а деньги ты получил один, как гласят акты ревизии.

— Действительно, я расписался за всю сумму один, но ведь я получил ее не для себя, а на всю бригаду, которой и раздал. Себе же взял лишь десятую долю.

— А расписки тех, кто получал, у тебя сохранились?

— Никаких расписок я не брал.

— Вот за это-то и хотят тебя упечь под суд.

— Пусть судят и вызовут на суд всех работавших на этом ремонте.

— Но прежде чем дело пойдет в судебные органы, с ним должна ознакомиться комиссия областного комитета партии.

— Будет ли комиссия обкома интересоваться этим кляузным делом? — заметил Чилим.

— Будет! И вот почему: из управления комбината уже подали секретарю областного комитета партии заявление на неправильные действия управляющего.

Первомайские торжества прошли. А спустя несколько дней в кабинет директора сети пришла комиссия из трех человек. Двое из обкома партии, а третий — секретарь сетевой парторганизации Корнев. Эта комиссия начала не с бухгалтерии, а с самого директора.