Буря на Волге

Они были озлоблены на своих односельчан. У Расщепина его же работники отобрали все хозяйство на Волге: лодки, невод и даже плес. Хомяк изо всех сил старался - помогал белым, а остался ни при чем. Федор Иваныч лелеял мечту о том, что сын его, вернувшись офицером, займет пост пристава, а сам он станет волостным старшиной. Но сын с войны не пришел, не вернулась и власть помещиков.

При всем этом Расщепин с Хомяком голов не вешали и даже радовались, что сумели сохранить порядочные запасы хлеба в таких надежных тайниках, что даже продотрядники и свое время не могли до них докопаться. Теперь они за бесценок скупали скот у мужиков.

— Ты, Петрович, слыхал? — спросил Хомяк.

— А что, новости есть? — заинтересовался Расщепин.

- Ну, брат, ты совсем от жизни отстал... Разверстку-то - долой!

— Правда?!

- Вот те и правда! Теперь продналог будет.

— А он, может быть, еще крепче нас затянет?

— Как бы не так! Он вдвое меньше, я земли засевай сколько хочешь. И работников, слышь, нанимать разрешили. Чуешь, куда идет... Выходит, без нас у них опять ничего пс получается, — торжествовал Хомяк, выпячивая живот и поправляя поясок.

— Постой-ка, никак еще кто-то заколачивает окна? — устремил вопросительный взгляд вдоль улицы Расщепин.

— А разве не видишь, твой бывший батрак, активист Чилимка... Ему тоже туда гласит дорога... Вчера только вернулся, уже заколачивает свою лачугу.

— Вряд ли в Сибирь черт его унесет. Чай, в Казани у своей зазнобы приютится. Помнишь, в восемнадцатом году все в шинели ходила по деревне да моих работников мутила, — сказал Расщепин.

— Как не помнить, таких тварей век не забудешь.

Чилим действительно приехал в деревню, но не для того, чтобы поселиться здесь. Он решил забрать из дома пожитки, которые не смогла увезти мать. Забивая последние гвозди в дверь, Чилим подумал: «Да, хорош у нас вид, да невесело жить». Долго прощался с Волгой, вздохнул и, взвалив узлы на плечи, отправился к пристани. В городе Чилим начал сразу же искать работу. Эта оказалось не так просто. Куда ни приходил на производство, первым долгом спрашивали: «А что вы умеете делать?» После ответа следовал отказ, и Чилим шел с поникшей головой на квартиру.

Решил он тогда навестить старого приятеля Дернова. Завидя гостя, Дернов пошел навстречу.

— А, друг любезный, Василий Иваныч, здравствуй! — крепко нажал руку Дернов. — Ну, как поживаем, чего поделываем?

— Баклуши бьем, Тихон Кузьмич, — кисло улыбнулся Чилим.

— Как так?

— Эх, Тихон Кузьмич, не везет мне, нигде не могу устроиться на работу. Пришел к вам, может, посодействуете?

— А на какие производства ты ходил?

— Был у Козлова, у Кроля... Все говорят, свертываем производство.

— Эх, Василий Иваныч, ты совсем не туда ходил. Это же частники! Да, они действительно свертывают свое производство, а тебе нужно устраиваться на государственное предприятие. Ты как здоровьем, ничего себя чувствуешь? Черную работу выполнять сможешь?

— Какую угодно, только бы работать.

— Знаешь чего, Василий, у меня есть знакомый инженер по фамилии Секлюцкий. Он городскую канализацию прокладывает. Если хочешь на земляные работы, возьмет.

— Куда угодно, талью бы работать, — обрадовался Чилим.

— Если так, то дело обстоит проще. — Дернов вытащил листок бумаги и быстро начал писать. — На вот, иди, и завтра же будешь работать.

— Благодарю вас, Тихон Кузьмич...

- Постой-ка, чуть было не забыл .. Ты на бирже труда записался?

- Нет еще.

— Эх, голова! Туда нужно обязательно записаться. Они бывших красноармейцев должны посылать на работу наравне с членами профсоюза и в первую очередь. Секлюцкий-то тебя и так возьмет, но ведь эта работа временная, а туда все-таки сходи, запишись.

— Обязательно! — крикнул, уходя, Чилим.

На следующий день он вернулся домой в самом веселом настроении и сказал Наде, что теперь он рабочий человек.

— Не беспокойся, на земляных работах я временно, а потом, может быть, подыщется и другое дело, — успокаивал он.

- А я и не думала беспокоиться. Чего только делать не приходилось, когда в госпитале на фронте была.

Работа у Секлюцкого была сдельной: платили с выработки. Чилим начал зарабатывать хорошо, но через два месяца работы закончились, он получил расчет.

Однажды за вечерним чаем Надя обронила:

- Как я свежей рыбы хочу...

Чилима задело за живое.

— Завтра же пойду наловлю.

— И я с тобой! — закричал Сережа, подбегая к отцу.

— Я ведь рано пойду, ты еще будешь спать.

— Нет, не буду.

— Да возьми уж, — шепнула Надя.

— Ладно, ладно, Сереженька, пойдем. Мы бы и мамку взяли, да некогда ей, там у нее хворые лежат.

— В воскресенье все вместе пойдем. Думаешь, мне неохота посмотреть на Волгу? — сказала Надя.

— Знаю, знаю, милая, — вздохнул Василий.

А утром, как только Чилим пошевелился в кровати, Сережа тут же вскочил:

— Видишь, я не сплю!

— Да тише ты, мамку разбудишь, — проворчал отец.

Быстро забрали мешок, припасенный с вечера, и удилища. Долго шли зеленеющими лугами по узенькой тропинке, которая вела к берегу Волги. Для Сережи здесь все было новым, интересным. Косые лучи только что появившегося солнца заливали ярко-красным светом росистые луга. Над мелкими озерками вставал розовыми облачками туман. Лягушки квакали вразнобой. Сережа уже устал и плелся сзади, запинаясь за кочки и кустарники.

— Пап! Гляди-ка! — вдруг закричал он.— Пичужка рыбку поймала! Ка-ак шлепнется сверху и сразу рыбку в рот. Давай и мы здесь рыбачить.

— Идем, идем скорее! На Волге будешь рыбачить! - торопил Чилим.

— А скоро будет Волга? — спрашивал Сережа, торопливо семеня ногами и путаясь в мокрой траве.

— Вот она, наша кормилица!

Вылезая из кустарника, они вышли на крутояр. Отсюда стала видна голубая широкая река, загроможденная пароходами, плотами и всякими барками,

— Это чьи домики? — спросил Сережа.

— Наши, сынок, наши, советские, — отвечал Чилим, с нетерпением распутывая лески.

— Мне тоже! — кричит малыш.

— Да не шуми ты, рыбу пугаешь.

— А она боится? - уже шепотом спрашивает Сережа.

— Ну да, боится, — тихо отвечает Чилим, закидывая леску.— Ha вот, держи, это твоя, Как поплавок утонет, так тащи.

— Утонул, утонул! — закричал Сережа.

— Тащи скорее.

Сережа вцепился обеими руками в удилище, пыхтит и тащит, сгибая в дугу удилище и пятясь выше на берег. Он вытащил леща. Чилим бросается на помощь, снимает с крючка и снова закидывает леску.

— Ого, какая попала! — кричит Сережа. — Теперь я тоже буду рыбак.

— Варить, что ли, твоего леща будем?

— Нет. Я его домой понесу.

Вечером они возвращаются домой, веселые, с богатой добычей. На ужин Надя готовит уху и поджарку, а Сережа не отходит от нее, старается рассказать все, что видел на Волге. И все напоминает, что большого леща вытащил сам.

- Милый ты мои, — говорит Надя целуя малыша. -  Как тебе не быть рыбаком, если отец твой рыбак и мать рыбачка.

— Теперь у нас целая артель рыбаков, — шутит Чилим, усаживаясь за стол.

- Отец твой, Сережа, тоже таким начал рыбачить, — замечает Ильинична.

Глава вторая

Надя взяла с собой на работу несколько рыбок и в обеденный час развернула свой завтрак.

— Где это ты достала? — спросила старшая медсестра, наблюдая, как аппетитно кушает Надя.

- Наудила.

— Нет, в самом деле?

— Муж у меня рыбак.

- Вот как хорошо. Значит, своя рыбка.

— Доморощенная. Не хотите?

— Спасибо, — уклончиво ответила сестра, но глаза ее так и впивались в жареных густерок.

— Берите, берите, — настаивала Надя.

— Да, вкусная, — хвалит сестра, старательно выбирая косточки. — Счастливая ты!

— Не жалуюсь.

Чилим, обрадовавшись хорошему улову, на следующий день опять отправился на Волгу. Придя вечером к уже знакомому месту, Василий увидел причаленную лодку, На корме пристроился рыбак.