Страница 19 из 30
Поэтому сейчас, еще перед вылетом, мое «я» раздвоилось: каждый мускул, каждый нерв одного «я» молил о покое и отдыхе (кому проигрывать, ведь своему же, а не чужому), и этот «я» размагнитился, сдался еще до решающей схватки. Другой, более самолюбивый и волевой, хотел только победы, разжигал спортивную злость. Но спортивная злость уступила место мягкотелости. Бессонной ночью, когда самолюбие испытывало почти физическую боль и горечь поражения, состоялся «диалог» этих двух «я».
Начал тот, который был злее:
— Ну как, доволен, добренькая душа, своим поведением? Что ж ты тогда не спишь и «крутишь бочки» с боку на бок?
Второй защищался:
— Ну проиграл, спорт есть спорт. Все бы тебе занимать первые места. Второе — тоже неплохо, меньше будет причин для зазнайства.
— Но твоя победа — не твое личное дело. Ее ждали товарищи, общественность Кузбасса... Что скажешь на это?
— Ты прав, конечно. Я сделаю нужные выводы.
В конце концов «оба» согласились с тем, что в воздухе все — соперники, даже близкие друзья, и надо очень, очень хотеть победы.
Острыми были встречи в небе, теплыми — встречи на земле. Едва умолкали моторы, как на смену им приходили песни на разных языках. Душою этих «магдебургских вечеров» были наши русские песни, а шестиструнную гитару, «неразлучную подругу» Игоря Егорова, всю исписали автографами и теплыми пожеланиями участники спортивной встречи.
Дружбу мы чувствовали повсюду: на аэродроме и в автобусе, по пути на экскурсию в горы к старинным замкам, и на вечере встречи в отряде сельскохозяйственной авиации ГДР, и в интернациональном строю «Ромб» в полете, который на празднике в день закрытия соревнования прекрасно выполнили Пименов, Кале, Кавала и Фаркаш, и на заключительном приеме, где вручались награды победителям.
Вернулись в Москву и через день снова были в пути. Два маленьких ЯКа вел за собой на самолете АН-2 опытный летчик Василий Тычинский. Тушино—Брянск—Киев, Львов—Будапешт—Вена, гостиницы и рестораны («Кукушки», «Верховины», «Интуристы»), котлеты по-киевски, котлеты по-закарпатски — все в пестром калейдоскопе. От этого чувствую смертельную усталость. Сейчас бы наших сибирских пельменей двойную порцию да прогуляться по самой красивой для меня улице в мире — Весенней! Но дело есть дело, — сначала оно.
Раз в два года национальный аэроклуб Австрии проводит большие авиационные праздники в Вене, Вельсе и Линце. Цель этих праздников — реклама авиационной техники и демонстрация мастерства спортсменов. В составе нашей делегации три парашютиста и два летчика-акробата. Перед нами сложная и почетная задача — еще раз доказать, что советские парашютисты и летчики — лучшие в мире.
Трудный перелет подходит к концу. Вот и Вена. Через прозрачный диск вращающегося винта вижу неясные в голубой дымке очертания жилых массивов, кирх и дворцов, серебристую ленту Дуная, разделяющую город на две неравные части. На левой, меньшей — промышленные постройки с острым шпилем двухсотметровой телевизионной вышки, на правой — лабиринт улиц, проспектов и площадей. Что ждет нас в этом городе, мостовые которого обильно политы кровью наших отцов?
На стоянку заруливаем осторожно, грунт аэродрома неровен и каменист. Два года назад киевский летчик Мосейчук сломал здесь винт самолета, попавшего колесом в ямку, случайно прикрытую охапкой сена. Хозяева долго извинялись, с готовностью изъявляя желание возместить причиненный ими материальный ущерб. Но это был не выход из затруднительного положения, в котором оказалась советская делегация — срывался выдающийся по своей смелости и мастерству номер программы — «петля Нестерова» в зеркальном полете «голова к голове» двух самолетов, выполняемый только советскими летчиками. Для замены винта и мотора требовалось два рабочих дня, а до начала праздника оставалось ровно 24 часа. Дальнейшие события развивались так: телеграмма-молния в Москву, через 9 часов из Тушина прибыл спецрейсом ЛИ-2; еще 9 часов — и самолет с новым винтом и мотором был готов к вылету. Руководитель советской делегации от имени ЦК ДОСААФ вежливо отказался от компенсации за поломку винта. Этот факт был самой большой сенсацией праздника.
Чехи, венгры, поляки, югославы — лучшие спортсмены своих стран — прибыли в Вену с интересной программой выступлений. Знакомые лица, известные имена, со многими не раз приходилось бороться в воздухе. Нас представляют штатмастеру (чемпиону) Австрии по высшему пилотажу Гансу Доранту, 43-летнему летчику из Вельса. Коренастый, невысокий, начинающий грузнеть, с маленькими хитрыми глазками — он скорее напоминал дельца, нежели старого воздушного «волка». Услужливо распахнув дверцу своего «мерседеса», Дорант предложил Василию Федоровичу Наумкину, Наташе Прохановой, переводчику и мне подвезти нас до гостиницы. Завязалась беседа.
— Вы, русские, — удивительный народ! Просто диву даешься, как на таких самолетах-малютках вы смогли преодолеть такое колоссальное расстояние.
— У нас есть хорошее слово НАДО, и расстояние для него не помеха. Мы привыкли к большим расстояниям.
Обращаясь ко мне, Дорант спрашивает:
— Вы, вероятно, прибыли в Вену на своем самолете... Какая марка вашего личного самолета, вашего личного автомобиля?
— Вам будет трудно понять меня, господин Дорант. Дело в том, что у нас очень тесно переплетаются понятия «мое» и «наше». В моем распоряжении много наших самолетов и автомобилей.
Дорант продолжает наступать:
— Да, но за свой самолет не надо платить, а за НАШ надо. Я, к сожалению, еще не имею своего самолета, поэтому вынужден платить аэроклубу за каждый час налета большие деньги, от 400 до 600 шиллингов, но все же мое финансовое положение позволило мне налетать в 1967 году 25 часов. Сколько вы налетали, господин вельтмастер?
Не скрывая улыбки, отвечаю:
— Не густо у вас получается, господин штатмастер! В этом году я налетал 200 часов и не платил за это, обратите внимание, ровно ничего...
В маленьких глазках Доранта недоверие и любопытство:
— Сколько же лет вы летаете и каков ваш общий налёт?
— Мой налёт за 13 лет работы составляет около 3 тысяч часов. По нашим понятиям, это немного — летчики Аэрофлота имеют в несколько раз больше.
Обескураженный моим ответом, штатмастер произносит:
— О, теперь я понимаю, почему вы вельтмастер. Мой налёт много скромнее — всего 800 часов, хотя я летаю уже 20 лет. Но все же вашим цифрам я верю с трудом.
Наш разговор поддерживает Василий Федорович:
— Мартемьянов говорит правду. Если хотите проверить — приезжайте к нему в Кемерово, там в течение месяца вы бесплатно получите 50-часовую тренировку.
— Благодарю вас. Но Сибирь — это холодно, это оленьи и собачьи упряжки! Это — не для меня. Вы ведь недавно в Сибири, господин Мартемьянов? Я слышал, что вас туда сослали за какую-то провинность.
Я не выдержал, расхохотался:
— Ваши понятия о Сибири, господин Дорант, устарели ровно на 50 лет. Сибирь — это передовая индустрия, наука, искусство. Меня никуда не ссылали, я родился и вырос в Кемерове и никогда не променяю этот город на другой.
Позднее такие словесные дуэли случались довольно часто, и каждая из них заканчивалась нашей победой. Какой поддержкой в них было чувствовать в нагрудном кармане красную книжку — паспорт гражданина СССР!
До праздника оставалось трое суток.
Все эти дни мы были на ногах, знакомились с историческими памятниками и достопримечательностями Вены. Очень понравился нам фонтан в городском парке. Над гладью живописного водоема, у самой поверхности, медленно вращается небольшой, метра полтора в диаметре, круг. В него вмонтировано около двух десятков металлических трубок и разноцветных прожекторов. Наклон трубок, скорость вращения круга, напор водяных фонтанчиков и освещение находятся в строгом соответствии с заданной программой. В вечерних сумерках фонтан напоминает сказочный цветок.
До глубины души потрясло меня посещение гитлеровского концентрационного лагеря Маутхаузен, ставшего трагическим памятником 122 тысячам жертв фашизма.