Страница 14 из 31
43
Пробуждение было внезапным и неприятным. По лицу и груди хлестала струя холодной воды, закипавшей щекочущими пузырьками. В квадратном окне стояла смутная черная фигура с сифоном в руках.
— Черт, — тихо сказал Миша и вскочил. Фигура беззвучно поставила сифон на стол в каюте и пропала.
Миша выскочил на палубу, но она была пуста. Небо и море были тоже пустые и серые. Приближался рассвет, и было холодно, особенно в мокрой рубашке.
Что ж, такие вещи могут происходить в каютах с окнами на спардек, если окна открыты. Но кому понадобилось хулиганить? Миша был озадачен и, вернувшись к себе, зажег свет.
Рядом с сифоном лежала скомканная грязная бумажка. На ней неровные, трудночитаемые карандашные буквы:
«Мишка, все в порядке. Дурак напутал. В Лос-Анжелесе освобожусь самосильно. Ежедневно, с двенадцати до двух жди у главного подъезда вокзала, с которого приедем».
Пониже было дописано: «на моем кочегарном поту едешь, буржуй собачий». Подписи не было и не требовалось.
Значит беспокоиться нечего. А что Ванька поработает, так это неплохо, — выправит психологию. Миша пошел досыпать.
Следующим вечером, когда из кочегарного люка высунулось знакомое, почти до неузнаваемости грязное лицо, Миша отошел от борта и ленивой походкой гуляющего паразита пошел к трапу на спардек. Посторонних поблизости не было.
Проходя мимо люка, Миша уронил записку, сразу схваченную угольно-черной рукой Волкова.
Читал ее Волков внизу, у лампочки, освещавшей манометры.
«Все в порядке», писал Миша, «буду ждать». А в самом низу листа было написано: «Я за достижения буржуазной культуры».
На минуту Волков увидел широкую палубу «Бельмор
Кастля» и высокий закат. Это был вечер перед Гаваной. Волков заскрежетал угольной пылью на зубах и пространно выражался.
Угольная пыль была повсеместна и неизбежна, она лезла в глаза, набивалась в ноздри и рот и раздражала мокрую спину. Ладони были обожжены и мускулы разрывались от боли. Впереди огненным ртом дышала топка, а сзади хрустели шаги механика: сейчас он заорет.
Волков взялся за горячую лопату. Нет, эта самая культура, если на нее взглянуть снизу, не так уж приятна.
Рядом в полутьме всхлипывала и вздыхала донка. Она никогда отсюда не выберется. Пока ее не отвезут на слом, она будет питать водой холодильники. И Ваня ее пожалел.
44
Пароход остановился против Сан Хуана. Через иллюминатор кают-компании Миша увидел, как мистер Уилли и Волков спрыгнули с трапа в поданный с берега катер.
Он пил содовую и от неожиданности прикусил стакан. Что же теперь будет с вокзалами в Лос-Анжелесе? И вдруг успокоился и поставил стакан на стол. Он придумал: он высадится в Лони Бич, там пароход будет часа через два. Оттуда пятьдесят километров до Сан Хуана, возьмет автомобиль. А из Сан Хуана поездом обратно в Лос-Анжелес, так он узнает вокзал прибытия.
Хорошо, когда человек способен логически мыслить.
Судовой персонал был очень смущен внезапным решением доктора-миллионера, но люди, дающие такие чаевые, могут вести себя как им заблагорассудится. Стюарт с низким поклоном снес чемодан по трапу, а капитан с мостика отдал честь.
На длинной зыби трудно прыгать с трапа парохода на катер. На всякий случай Миша, прыгнул дальше чем надо, обеими руками обхватил стоявшую в катере девушку и рухнул с ней на скамью.
— Мертц, — сказал он самым извиняющимся голосом и выпустил ее из своих объятий.
— Драгонетт, — ответила она улыбаясь и заговорила с ним по-английски. У нее были темные, круглые брови и веселые синие глаза.
Миша развел руками и нечленораздельно промычал.
То да она обратилась к нему по-немецки, но красное Мишино лицо выражало такое отчаяние, что она замолчала.
Она была очень милая и от этого Миша чувствовал себя вдвойне несчастным. Он вздохнул с облегчением только когда выскочил на пристань. Мисс Драгонетт тоже вздохнула, глядя ему вслед: этот немец был совсем не миллионером, а мальчиком. Славным, застенчивым и нуждающимся в ее сострадании.
— Сан Хуан, крикнул: Миша шоферу и автомобиль ветром погнал по широкой белой дороге.
Навстречу с ястребиным криком вылетела другая машина. В ней, почти вплотную к Мише мелькнуло лицо Волкова.
Уже темнело, но ошибиться было невозможно: рядом с ним сидел человек в котелке. Что же теперь будет? Миша откинулся на спинку сиденья. У него заболели виски и во рту появился металлический вкус.
45
В Сан Хуане отпустил автомобиль и пешком нашел вокзал. На вокзале в кассе сказал:- Лос-Анжелес — и теперь сидел в пустом, раскачивающемся вагоне.
В окнах гремя летела чернота, темнело в глазах и ослабевало тело. Колеса захлебываясь просчитывали стыки, — сколько осталось до вокзала. И Миша увидел вокзал. Он был огромный и черный с семью главными входами, где турникеты щелкая, считали людей.
И вокзалов было несколько.
Потом он увидел огромное стадо овец, которых считали какими-то сложными машинами на пл. Урицкого. Пронзительно засвистела, стоявшая посредине площади фабричная труба и овцы белыми волнами хлынули во все стороны. Они дико толкались и прижимали его к стене.
Очнувшись Миша обнаружил рослого индейца, навалившегося на него слева. Индеец был настоящий — в перьях и боевой раскраске. Трое таких же, с длинными ружьями, сидели на скамейке напротив.
Весь вагон был набит индейцами, мокасинами, перьями, скальпами, томагавками и прочими иллюстрациями к Фенимору Куперу.
Это было совершенно неправдоподобно. Хуже чем овцы на площади Урицкого. И было непонятно, чем это кончится.
Сидевший рядом индеец вынул из кармана столбик жевательной резины, разорвал цветную обертку, развернул оловянную бумагу, согнул столбик пополам и заправил его в рот.
— Ух, — сказали двое других и тоже достали жевательную резину. Третий вынул из-за пазухи очки и газету. Это было не похоже на Купера и успокоительно. Миша начал осматриваться.
С индейцами ехало трое бледнолицых. Они были больше похожи на хозяев, чем на пленников. Они были одеты в белые рубашки с закаченными до локтей рукавами и рядом с ними на скамье были навалены кожаные коробки с ремнями и сложенные треноги. На багажнике лежал огромный оцинкованный мегафон.
— Голливуд — вдруг вспомнил Миша, — ведь это здесь рядом. Они возвращаются с киносъемки. И Миша рассмеялся, но сразу замолчал. Индейцы смотрели на него неодобрительно.
46
— Мистер Карстерс, — сказал Уилли, — я привез птичку.
Тяжелый директор с голубыми щеками и розовой лысиной медленно поднял голову и долгим взглядом посмотрел на Волкова. В кабинете была совершенная тишина.
— Итак, Уилли, вы утверждаете, что этот мой сбежавший кассир?- спросил он, наконец, тягучим голосом.
— Утверждаю, — весело ответил сыщик.
— В таком случае, вы ошибаетесь, — сказал мистер Карстерс, — я нашего Келли знаю в лицо.
— Но, помилуйте, хозяин, вот его паспорт. Там написано Джерард Келли, 24 года. Все чисто и без осечки…
— Уилли, я не паспортное бюро. Мне нужен не его паспорт, а мой кассир. Тому было тридцать четыре года, — наставительно произнес директор.
— Но кто же он такой? — вскрикнул мистер Уилли.
— Я вам говорил, что я не тот, кого вы ищете, — вмешался Волков,- у людей иногда бывают однофамильцы.
— Уилли, мне это не нравится, — заметил директор.
— Я журналист,- продолжал Волков, обращаясь к сидевшему за столом,- и наш общий друг помешал мне работать в Никарагуа. Зато он дал мне много другого материала: например о жизни и подвигах кассира Келли. Кроме того, он заставил меня работать в кочегарке… Что ж, из всего этого выйдет несколько хороших фельетонов.