Страница 13 из 31
Миша повернулся к окну и замер. Перед лесом лежала на спине гигантская каменная фигура с согнутыми коленями. Верхушки ее колен краснели от заходящего солнца, а повернутое к поезду лица было черно и искажено ненавистью. Миша даже вздрогнул.
Этот обломок древней индейской цивилизации явно не симпатизировал поезду. И пусть, все равно поезд ценнее остатков религиозного культа. Надо бы вокруг этого идола построить музей и водить туда экскурсии с соответственными руководителями. От таких мыслей Мише было приятно.
Поезд прогремел по короткому туннелю и выкатился в широкую долину. Впереди, в темноте смутно чернело море. Все в порядке.
На перроне, у входа в зал, под самой надписью «Коринто», вплотную, перед собой, Миша увидел спины Волкова и его неразлучного спутника. Это был решительный момент, надо было определить всю линию дальнейшего поведения.
Стиснув зубы, Миша ушиб спутника чемоданом. Тот остановился, внимательно его оглядел и, подняв шляпу, с улыбкой сказал;
— Уилли.
— Мертц, — с достоинством ответил Миша и тоже приподнял шляпу.
Уилли ласково спросил что-то насчет мистера Келли и Лос-Анжелеса, но Миша отрицательно покачал головой, сказал:
— Сан-Франциско, — и с нескрываемым неодобрением взглянул на Волкова-Келли. Тот не обратил на это никакого внимания.
На новый вопрос мистера Уилли Миша вынул из верхнего кармана две сигары и одну предложил ему. Уилли взял, но продолжал настаивать. Тогда Рубец вынул свой немецкий паспорт и руками объяснил, что по-английски не говорит.
Возможно, что любезный Уилли удивился. Во всяком случае он этого не показал, он весело закивал головой и потянул Мишу за рукав. Надо было и все втроем они пошли через пахнущий свежей краской зал. Потом по широким ступеням спустились на мощеную огромным булыжником площадь, сели в ободранный закрытый автомобиль и уехали в ночь, в неизвестном направлении.
Автомобиль кряхтел, бросался в стороны и бил задом, как лошадь со сбитой спиной. Потом лязгал расхлябанной крышкой радиатора и, дрожа, осторожно лез под гору.
Мистер Уилли был очень близко. На толчках его плечо соприкасалось с Мишиным. Если удастся, можно с первого удара его оглушить. А если не удастся? В этой темноте и на прыжках трудно попасть куда надо, — скорее, что не удастся. Тогда будет плохо, эти мистеры могут драться, они ученые. И потом, даже если его осилишь, что делать с наручниками?
Нет, не годится. Миша зажег спичку и попробовал раскурить сигару. Эго тоже не удалось и мистер Уилли рассмеялся. Автомобиль прыгнул, повернул в воздухе и мелкими скачками подъехал к ярко освещенной двери.
Выплюнув откушенный конец сигары, Миша, вслед за неразлучной парой вошел в дверь, это была проходная контора, и Миша Рубец в третий раз за этот день сказал:- Сан Франциско.
42
Пароход был не плохой и не хороший. Не дорогой и не дешевый. Стены, засиженные мухами, диваны, просиженные пассажирами, хорошая сервировка стола и невозможная скука.
Миша ехал в первом классе. В первый же вечер он постарался обезопасить себя от всяких случайностей. Он обедал за отдельным столиком, на вопросы стюарта отвечал движеньем левой руки и ел все, что давали. На пожилого джентльмена, попросившего огня, он глухо зарычал.
Он угрюм и лаконичен, это он доказал. Остались доказать, что он имеет право быть таким, каким ему хочется. Он встал, подошел к буфету и взял коробку сигар. Закурив одну, он изобразил на лице негодование и изумление, вынул ее изо рта, понюхал коробку и молча, на глазах у всех, выкинул ее через иллюминатор.
Двадцать пять штук «Кохонас» по доллару за штуку! Так мог поступить только миллионер.
Мишина репутация была сразу обеспечена, и пассажиры относились к нему с робким уважением. Их мнения расходились: одни предполагали, что он наследник Гуго Стиннеса, а другие, что он директор всегерманского красочного треста. Последние утверждали, что в газетах видели фамилию Мертц — такая знаменитая фамилия.
Одна из практически заинтересованных миллионерами девушек кокетливо обратилась к нему по-немецки. Он выслушал ее с важной и любезной улыбкой, отрицательно покачал головой, сказал:
— Штреземан, — и ушел.
Этот таинственный ответ возбудил всеобщее любопытство. Но больше ничего не удалось услышать от необщительного немецкого миллионера. На подкаливших он смотрел такими холодными глазами, что его оставили в покое: с большими людьми нельзя быть фамильярными если они сами того не желают.
Волков и мистер Уилли ехали во втором классе. Браслет был снят и Волков заперт в своей каюте. Мистер один прогуливался по палубе и ковырял в зубах перо чинным ножиком.
Хотелось подойти к каюте Волкова, но это было опасно. Рубец решил действовать осторожно, и сперва изучить самого мистера Уилли. Даже на расстоянии ему удалось по походке этого джентльмена определить, что он отнюдь не считал необходимым воздерживаться от спиртных напитков вне пределов действия запретительного закона. Наоборот, он, видимо, стремился, отправляясь в сухую страну, набрать в себя возможно больше влаги. По принципу верблюда.
Времени для наблюдений и подготовки было много.
До рейда Лони Бич, вблизи Лос-Анжелеса, было восемь дней пути. Рубец узнал это, оплатив счет буфетчика, который надеялся, что море не позволит пассажирам съесть все свои восемь завтраков и обедов, а потому предпочитал брать авансом «за весь рейс».
Но море было спокойно и аппетиты путешественников исправными. И был мир и тишина до самого порта Салина Круц, штата Техуантепек южной Мексики, — сонного белого городка, забытого на синем заливе.
Там команда узнала, что тихоокеанский союз моряков объявил забастовку кочегаров. Кочегары парохода чинно уложили чемоданы, и ушли на берег, невзирая на отказ капитана уплатить им жалованье. Они не беспокоились. В порту было отделение союза.
Котлы потухли.
На пристани стояла охрана бастующих и никого, похожего на кочегара, не пропускала на пароход. Мексиканская полиция очень дружелюбно относилась к этой охране. Полицейские сидели рядом с забастовщиками и курили.
В салоне первого класса капитан призывал пассажиров в свидетели этого безобразия, негодовал на то, что забастовщики не догадались поставить у другого борта парохода караульную шлюпку и громил правительство Соединенных Штатов, не устроившее своевременной интервенции в Мексике.
Результат налицо: честный американский пароход не может набрать себе даже самых вонючих кочегаров.
Буфетчик был в отчаянии, ему угрожало разорение, потому что отказаться кормить уплативших авансом он не мог.
Даже без знания английского языка все происходившее было понятно. Миша гулял по палубе, глубоко засунув руки в карманы фланелевых брюк и радовался. Это неожиданное событие может оказаться кстати, тем более, что мистер Уилли, чтобы усмирить свое душевное волнение, сильно нагрузился. Он ходил с котелком на затылке и неспокойно икал.
Но надежды на дальнейшие осложнения не оправдались. Капитан был настроен решительно: его власть на корабле не ограничена, он не позволит портить рейса, он им покажет!
И показал. У трапов поставили офицеров с револьверами и с четырьмя вооруженными и верными людьми, спустился на палубу третьего класса. Через пять минут у него было достаточное количество кочегаров. «Добровольцам» он обещал жалованье забастовавших, если они станут на работу, и нечто не менее убедительное, но менее приятное, если они не станут.
Команда была недовольна, но смолчала: палуба парохода — американская территория и в руках офицеров американские револьверы.
В эту ночь Ваня Волков впервые испробовал ремесло кочегара. Мистер Уилли, в порыве делового восторга, решил помочь капитану своей подначальной рабочей силой.