Страница 62 из 79
— Друзья есть?
— Есть один. Володя.
— Хорошо, потом. Внешность брата?
— Огромный очень. Ростом выше вас. Светлые волосы, прямые. И сильный. На лбу шрамик маленький. Плечи прямые, широкие. Одно ухо чуть-чуть меньше другого. Голос мягкий, сдавленный малость. Нос на утиный клюв смахивает. Глаза серые. Ноги при ходьбе внешней стороной ступни наружу ставит… Дайте подумать, еще чего-нибудь вспомню. А вообще — приятная внешность.
— Сейчас он дома?
— Нет.
— Точно?
— Точно.
— Откуда такая уверенность?
— Сколько лет в одном доме. Я знакомых с полуслова понимаю. А Катеньку с Игорьком знаю лучше, чем себя. Привычки, я имею в виду. Ой, чаю желаете?
— Не откажусь.
— Еще бы. Чай «Липтон» — выбирает успех… Нынче многие говорят только рекламами. Меня рекламы пугают. Шестьдесят лет не знала, что во время еды во рту нарушается кислотно-щелочной баланс, а теперь после еды остатние зубы чищу. Но «Орбит» или «Дирол» все равно не куплю.
Ксения Денисовна любила изредка выпить и послушать чужие разговоры, но не любила сплетничать. Еще Ксения Денисовна любила милицию. Явственно просвечивало коммунистическое воспитание. Говорила Ксения Денисовна лишь то, что действительно знала. Понять ее было невозможно. Приходилось терпеть такой, какая есть.
— Ксения Денисовна, расскажите о том, как умерла Катя.
— Э-э… раньше бы пришли. Катенька погибла, а никому и дела нет. Поздно спохватились. Началось все около года назад. Она какая-то странная стала. Задумчивая, молчаливая, даже страшновато. А с братом по-прежнему веселая, радостная. Только напускное это, видно же. Игорь замечать стал: он очень чуткий, особенно к сестре. Расспрашивал, она молчала. Он и перестал. Думал, личное, зачем тревожить. Месяца через два однажды Катенька ко мне приходит. «Ксения Денисовна, мы давно знакомы, вы даже помогали раньше нашей семье. Могу я с вами посоветоваться?» — «Пожалуйста, дорогая, сколько угодно». — «Я хочу понять, что делать?» — «Слушаю тебя». — «Два месяца назад я у одного человека в гостях была. Не важно, у кого и где. Дело в другом. Это ночью было. И я случайно на улицу выглянула. Прямо напротив окна там уличный фонарь висел. И вот рядом с ним остановилась машина. Вышли четверо и стали ящики в дом таскать. Ящики тяжелые. Один упал, и крышка отлетела. А оттуда оружие высыпалось. Пистолеты разные. Я сперва решила — игрушки, а потом пригляделась — не похоже. У друга спросила, может, здесь какой игрушечный магазин. Нет. Вот скажите, что теперь делать? В милицию идти — засмеют. Может, ерунду видела. А может, серьезное что. Сейчас кругом бандиты». — «А брату почему не скажешь?» — «Ни в коем случае. Он сразу допытываться станет, где я была, у кого. А зачем человека подставлять. Да и заранее ясно, что Игорь решит. Велит тихо сидеть и помалкивать». — «Иди в милицию». — «Засмеют!» — «Что ты. Это их работа. Обязаны внимательно выслушать. И принять меры. Глядишь, разберутся, и тебе полегче станет». Уговорила таки. Сходила Катенька в милицию. Вернулась. «Меня очень ласково встретили. Оперативник один расспрашивал. Усадил на стул, вежливо обращался. И посоветовал выкинуть из головы. Забыть. „Зачем, — спрашивает, — портить нервы такими вещами?“ Я ему: „Хорошо. Только вы разберитесь, иначе я к начальству пойду“. Он обещал. Но мне не понравился. Мерзкий какой-то. И вообще все милиционеры на уголовников смахивают. Одно лицо. А этот хотел узнать, кому я еще чего сболтнула. Я сказала — никому. На всякий пожарный».
Через день Катенька исчезла. Игорь сам не свой ходил. Аж черный стал. Из местного отделения захаживали, уверяли: найдется Катя. Нашлась спустя месяц. За городом, в канаве. А отдельные части из ручья вытаскивали. Убийцу долго искали. К нам не приходили. Уже спустя несколько недель в «Информ-ТѴ» сообщили, что убийцу поймали. И признали сумасшедшим. Посадили в лечебницу. Заявили, что это человек из… э-э… группировки Александра Парамонова. В мое время таких слов не существовало. Обычная банда, наверное. А Игорек с тех пор изменился. Здороваться перестал. Молчаливый стал. И часто дома не ночевал. Потом сутками пропадал. Ну я знаю, он у своего друга Володи поселился. И здесь все реже появлялся. А сейчас и вовсе пропал. Я ему не мешаю: горе у человека. Он, Игоречек, Катеньку так любил… Иногда больно думать, где он теперь. С работы, похоже, уволился. Честное слово, жалко его.
— Считаете, милиция Катю подставила?
— Что вы! Я всегда милицию уважала. Мало ли, кто узнал.
— Внешность Володи этого можете описать?
— Тяжеловато. Невысокий, маленький совсем. Молодой, вместе с Игорем воевал. Лысоватый чуть-чуть. И с усами.
— Угу. Где живет, не в курсе, конечно.
— Через квартал отсюда. Игорь раньше очень открытый мальчик был.
— Адрес?
Ксения Денисовна назвала дом и квартиру. Теняков попрощался и удалился. Проверил ПМ, довольно кивнул и отправился по указанному адресу. В гости к двум афганцам, решившим выступить в роли вершителей судеб. Дружба и взаимовыручка бывших афганцев общеизвестны, но убивать ради старой дружбы до сих пор были способны лишь герои дешевых газетных публикаций.
На улице уже давно стемнело. Обилием прохожих этот район в столь позднее время явно не страдал. Даже старухи отсутствовали. Обшарпанный дом, в котором проживал Володя, трудно было назвать современным. Красные «Жигули» у подъезда. «Как портмоне», — с тоской подумал Теняков, с трудом поднимаясь по низким ступенькам. Почему портмоне, он и сам не смог бы ответить. Коленки предательски подгибались, а в животе внезапно стало покалывать. Глаза затуманились. Нечто подобное случилось с ним однажды десять лет назад в раскаленной пустыне.
Дверь вверху хлопнула, и перед Теняковым оказался молодой светловолосый человек гигантских габаритов. В его остекленевших зрачках не было места никаким чувствам.
— Игорь! — шепотом позвал Теняков, и парень отпрыгнул, стремительно сунув руку в карман куртки. В грудь оперу уставился черный ствол пистолета. «Хана», — мелькнула мысль и сразу угасла.
Грянул выстрел. Не осознавая, ранен он или нет, Теняков рванул ПМ из-за пояса и, не целясь, спустил курок.
Часть вторая
Глава 1
Только в государственной службе познаешь истину.
По-прежнему стремительно летят дни, ползут вечера и ночи, а зима в Питере сплошь состоит из ночей.
Начальство скрипит зубами, не то от злости, не то от озноба.
На улицах пробки. Транспорт забит до умопомрачения. «Скорые» — тоже.
А я получил выговор. Именно тот самый, строгий. Впрочем, строгача получил весь отдел. За что? Хотел бы я знать.
На минувшей неделе на Каменноостровском были расстреляны семь работников фирмы «Геракл». Все кавказцы. После этого убийства у кого-то из генералов повысилась лохматость. И возбудимость тоже.
Шум поднялся страшный. Причины столь солидного количества покойников назывались разные. От бандитских разборок и до мести вернувшихся из Чечни омоновцев за своих товарищей. Благо, стрелявших было двое, как утверждали баллистики, ведь и пистолетов тоже два: ТТ и ПМ. Изобретатель последней версии, увы, немало огорчился, когда убитые оказались азербайджанцами. Пресса робко вякнула что-то типа «предвыборные выкрутасы коммунистов» и успокоилась.
Родное министерство успокоилось не столь быстро. Из Москвы дали команды «начать и ухлубить», раздраженно потребовали раскрыть в кратчайшие сроки, и для большего сокращения сроков решились подкинуть парочку генералов. Но местные генералы тоже не лыком шиты, а потом на защиту своих сотрудников встали голой грудью, объяснив, что генералов завались и здесь. Тогда сверху падучей звездой упало указание создать таинственную бригаду для дальнейшего расследования. Какую именно бригаду, уточнить запамятовали, а может, постеснялись, и вскоре действительно РУОП задержал бригаду вымогателей, сотрудников ФСБ, которых «слил» дружок, обидевшийся на низкий заработок.