Страница 60 из 79
— Из милиции кто…
— Ваши коллеги ее доставили. Дальше — наше дело.
— Имя?
— Минутку. Павлова Анастасия Витальевна.
— Мерси, — вставил я. — Анастасия Витальевна в состоянии…
— Естественно. Иначе я бы вас не пустила.
Сергей плавно нажал на дверную ручку и приоткрыл дверь в палату. Удовлетворенно кивнув, шагнул внутрь. Я последовал за ним. На кровати, окруженная странного вида неработающими аппаратами, лежала женщина. Кроме измученного лица и пепельных волос, свидетельствующих о немолодом возрасте, в столь туманном освещении ничто не бросалось в глаза. Обыкновенная женщина, каких много в Санкт-Петербурге. Нам она улыбнулась и постаралась приподняться, опираясь на локоть.
— Лежите уж, — буркнул сослуживец.
— Добрый день, — поздоровался я.
— Здравствуйте. Вы из милиции, правда?
Сергей чуть приподнял бровь.
— Неужели я так похож?
— Не вы. А…
— Никита.
— Простите, а по отчеству? А то немного неловко называть человека, которого впервые увидела, по имени.
— Да называйте по имени. Обещаю терпеть.
— Никита, вы напоминаете актера из старых фильмов о милиции.
— Спасибо.
— Глупости. Стоит ли благодарить за правду. Вы такой же… располагающий, что ли…
Клянусь, я почувствовал, как краснею. Не умею еще наладить нужный тон в общении со свидетелями. До Жеглова мне далеко.
— Вы как предпочитаете, чтоб вас именовали?
— Анастасия Витальевна. Старая уже.
— Терпимо.
— Да что вы!..
— Анастасия Витальевна, вас уже расспрашивали о том, что произошло? — Теняков собирался сделать беседу скоротечной.
— Нет пока.
— Ладушки. Блестяще. Тогда мы вас внимательным образом слушаем.
— Молодой человек, спешка редко приводит к положительному результату. Советую запомнить.
— Постараюсь.
— Очень надеюсь. Слушайте. — Анастасия Витальевна успокоилась и вновь превратилась в обычную пожилую женщину. — Подробностей не помню, уж простите. Знаю, обычно подробности нужны. Но как-то быстро все… Я по набережной шла, из магазина возвращалась. Навстречу женщина с сумкой. Набережная скользкая, ветер. А, значит, у тротуара машина стояла. Иностранная. Единственная на этой стороне. Цвета красного. Внутри двое молодых людей сидели, такого мрачного вида. Стриженные. И, когда я прямо напротив собора Вознесения Христова была, мимо автомобиль мчался, российский, «Жигули», тоже красные, так вот они остановились, и оттуда высунулось дуло оружия какого-то и человек. Человек крикнул, а потом стрелять стал. И по молодым, что в машине сидели, и по нам заодно. А все упали — он и уехал. Тут я сознание потеряла, — просто закончила женщина.
— Сейчас как? — неуклюже спросил я.
— Полегчало. Почти совсем не болит.
— А внешность парня этого вы не запомнили?
Отрицательное покачивание головой.
— Номер «Жигулей»?
— Нет. Простите.
— Да перестаньте. Лучше скажите: молодой, старый?
— Постарше вас будет. Вот, как друг ваш.
— Та-ак. А «Жигули» сразу подъехали или раньше рядом стояли?
— Сразу. С Московского проспекта на Обводный повернули.
— Хоть бы подождал, придурок. А кричал что, можете вспомнить?
— Да я и не забывала.
— Отлично. И?..
— Странное что-то. Одну и ту же фразу несколько раз повторил. Истерическим голосом. «Катю Лежневу поминайте, ублюдки».
Непринцев сидел в следственном кабинете ГУВД и грыз ногти.
От общения с психиатрами у него портилось настроение. От общения со следователями начиналась мигрень. От общения с теми и другими возникало ощущение собственной неполноценности. В данном случае Паша был вынужден выслушивать женщину, следователя и психиатра одновременно.
Необходимость подобных личностей Непринцев признавал, а антипатию свою умел, если нужно, запрятывать очень глубоко.
Татьяна Леонидовна Судашева являла собой блестящий образчик того, как Создатель, обделив человека чем-то одним, щедро вознаграждает другим, более нужным. Татьяну Леонидовну даже при большом желании нельзя было назвать красивой. Маленький рот, асимметричное лицо, широко раскрытые глаза за стеклами очков, неправильное строение челюсти, выступающий лоб — все это придавало ей, пожалуй, даже несколько отталкивающий вид. Однако по интеллекту едва ли кто из знакомых Непринцева, а тем более следователь, могли быть приравнены к Судашевой.
Выставлять свой ум напоказ она не любила, считая, что разум, данный любому существу Богом, — дело глубоко интимное. Одевалась Татьяна Леонидовна скромно, что вполне понятно, если учесть ее внешность и зарплату. Обычно ходила в простом ситцевом платье в горошек, подобное которому сейчас уже и трудно отыскать в самых нищих магазинах. В холодную погоду надевала две кофточки темных цветов. На ногах — туфли без каблуков. В следственном отделе топили пока прилично, поэтому радикальные меры не требовались. Для выхода на улицу на стенке висело черное потертое пальто.
Непринцев, любящий производить впечатление внешним видом, вкусов Татьяны Леонидовны одобрить не мог. Однако молча терпел. По трем причинам: она была старше, он сидел в ее кабинете, и к тому же она следователь. О том, что Судашева еще и женщина, Паша даже не задумывался. Заповедь Высоцкого «Ты примечай, какого пола твой сосед» уже давно ушла из его жизни.
Официально Судашева считалась следователем. Но если бы этим ее деятельность ограничивалась, она вряд ли достигла бы такой известности среди определенных кругов.
Татьяна Леонидовна была еще и специалистом по маньякам. Трудно сказать, что помогало ей так удачно работать в этой области — интуиция или психология, однако факт остается фактом: Судашева могла описать человека, рассказать о его внутреннем мире, точнее о том мире, в котором существует маньяк, уже после первого совершенного преступления.
Сейчас именно этого от нее и ждали.
— Павел Александрович, я внимательно изучила материалы дела. Вы настаиваете, что совершить это убийство мог лишь близкий знакомый потерпевшей. Признаться, я слабо понимаю, на чем основано ваше убеждение.
— Но…
— Минуточку. Я всего лишь хочу заметить, что ждать девочку в подъезде мог и незнакомец, следивший за жертвой достаточно длинный срок. Поэтому…
— А что говорит ваш портрет?
— Всему свое время.
— Нет уж, давайте сразу. Если убийца подросток, подозрения в самом деле перерастут в уверенность. Если нет…
— Вы настойчивы. — Судашева едва заметно улыбнулась. — Качество, заслуживающее всяческих похвал.
— Просто не терплю пустой болтовни.
— Достаточно странно, учитывая вашу репутацию.
— Во всяком случае, когда веду дело — не терплю.
— Замечательно. Проехали, как говорят сейчас. Вы побывали на месте раньше меня и даже беседовали с одним из одноклассников…
— Возможно, убийцей.
— Сложно судить. Лишена счастья лицезреть его.
— Мало потеряли.
— Хм…
Судашева чуть подвинулась вперед и облокотилась о край стола. Павел почувствовал себя не лучшим образом в затемненном помещении при закрытой двери. Помогала «сохранить лицо» напускная наглость:
— Хм. «Хм» может произнести любой. А толку?
— Вы интересный тип.
— Очень рад. Польщен.
— Понаблюдать за вами…
— Наблюдают за пациентами.
— Верно, простите.
— Мы отвлеклись.
— Да. Что сказать… Похоже, вы правы. Хотя случай странный и стопроцентной уверенности нет. Идем по порядку. Наш клиент молод, красив, среднего роста, моложе двадцати, пол мужской, психологически неустойчив, общителен, знаком с убитой — это наверняка. Теперь догадки: он уверен в себе, популярен у противоположного пола. И еще, его родители живы и, возможно, знают кое-что о его болезни.
— Так он болен?
— Бесспорно.
— Ваш диагноз?
— Знаете, — Татьяна Леонидовна перевернула лист в лежащей перед ней раскрытой тетради, — первоначально считалось, что тут имеет место любовь к убийству. Достаточно широко известный случай. Но… Детали… Короче, похоже, что здесь все же… м-м… я предпочитаю называть такое «синдром…» — Непринцев насторожился. — Неважно, ибо название употреблено, естественно, в метафорическом смысле. Основная идея: «Я сильнее, а ты смеешь противоречить? Так убедись, что я сильнее».