Страница 24 из 69
Сильными руками он легко отодвинул меня с дороги и полез в самую гущу драки. Тут же послышалось несколько сильных ударов по железу. Так гулко прозвенело! По сравнению с ними предыдущие звуки боя показались грохотом кухонной утвари.
Начало светать, и стало видно, что Роланд, защищая двоих раненых франков, в одиночку сражается с целой толпой разъярённых врагов. Из-за палаток уже бежали его верные вассалы, но гордый бретонец не желал помощи.
— Виллибад, отойди, все отойдите! — прорычал он. — Я сам справлюсь с этой поганью.
Он действительно справился. Крутанувшись словно в бешеном танце, сшиб тяжёлым Дюрандалем сразу троих. Те упали, как подрубленный кустарник, а он уже молниеносным колющим ударом поразил четвёртого. Саксы побежали, петляя между палатками. Но где-то на другом конце лагеря снова раздался звон оружия. Воины Роланда бросились туда. Подмигнув мне, бретонец последовал их примеру. Скоро мощные удары донеслись оттуда, и тут я услышал высокий голос Карла:
— Западный край! Конюшни! Быстро!
Клинки загрохотали чаще. Потом раздался многоногий топот — и всё стихло. Я увидел Роланда, шествующего между палаток. В левой руке он держал Дюрандаль, а правой неторопливо разбирал свою роскошную кудрявую гриву, спутавшуюся во время боя. Одна штанина его порвалась и пропиталась кровью, однако он не думал хромать и вид имел страшно довольный.
— Ну что, храбрый писарь? — сказал он мне. — Хочешь, побьёмся в шутку?
— Нельзя мне с вами биться.
— Это почему же? — удивился он.
— Церковь считает самоубийство грехом.
Он расхохотался своим оглушительным смехом.
— Беззащитных убивать — тоже грех. Тут мы квиты будем. Давай, не боись.
— Вам бы ногу перевязать, — осмелился посоветовать я.
— Ты что, писарь? Занудствовать вздумал? Моя кровь. Хочу — проливаю. Так?
— Нет, не так! — резко оборвал Карл, выходя из-за палатки. — Кровь твоя принадлежит Господу и твоему королю, ты не имеешь права проливать её без смысла.
Храбрый вояка от удивления чуть не выронил свой Дюрандаль.
— Как без смысла? Ваше Величество! Не я ли только что сражался, защищая моих братьев и моего короля?
Или надо было, сберегая кровь, отдать вас на растерзание поганым язычникам?
— Ты ведь далеко не простой воин, дорогой Роланд, а ведёшь себя порой, как юнец.
Тот недоумённо пожал плечами.
— Простите, Ваше Величество, не думал, что доблесть в сражении может вам не понравиться.
— Доблесть твоя прекрасна, но нельзя творить из неё кумира. Почему ты не протрубил в рог, когда на нас напали?
Бретонец опустил голову так низко, что кудри закрыли ему всё лицо, и долго молчал. Потом произнёс неохотно:
Ну, протрубил бы я. Суеты потом не оберёшься. А так их немного было, мне и одному нетрудно справиться...
Весёлые карие глаза короля побелели от гнева:
— Существует порядок в войске, согласно которому каждый, кто заметил опасность, обязан поднять тревогу. Тот, кто не делает этого, совершает преступление. А тот, кто, имея сигнальный рог, не делает этого... — голос его зазвенел металлом, — ...тот совершает грех, наказание за который — смерть!
Роланд молчал, потупившись.
— Что ты скажешь нам в своё оправдание? — тем же непереносимо металлическим голосом спросил король.
— Мне нечего сказать. Казните меня, Ваше Величество, если так нужно...
Повисло тягостное молчание. Потом король, глубоко вздохнув, сказал своим обычным голосом:
— Невозможно совершить великих завоеваний без строгого порядка в войске. Тебе это должно быть известно лучше, чем другим, Роланд... Наша дружеская приязнь к тебе велика...очень велика, ты знаешь. Но если она будет мешать нам строить Град Божий — придётся вырвать её с корнем из сердца, несмотря на боль.
Угрюмо глядя вниз, бретонец попросил:
— Простите меня, Ваше Величество!
— Прощаю, — ответил король, — но тебе это должно стать хорошим уроком. Иди, займись своей ногой. Сегодня мы выступаем. Продвинемся чуть дальше к нашим братьям-саксам.
— Покажем им наконец? — с надеждой спросил Роланд, крутя в руке Дюрандаль.
— Покажем. Принесём им свет к просвещению. Выехать нужно скоро, чтобы к полудню найти подходящее место и начать строить крепость.
— Крепость? — бретонец будто не поверил своим ушам. — Я правильно понял, Ваше Величество?
— Да. Сегодня мы заложим первую из крепостей, откуда потом будем просвещать наших братьев.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В многочисленных телегах находилось обилие строительных инструментов — топоров, лопат и каких-то других, мне неизвестных. Проехав некоторое время вглубь страны саксов, король облюбовал хорошую гладкую равнину. Прозрачная быстрая речка прорезала её, а вдали чернели кроны столетних деревьев. Говорили, что это и есть тот самый Тевтобургский лес, скрывающий таинственный Ирминсул.
Карл велел отслужить короткую мессу за погибших братьев.
Потом, поев сухарей, все взялись за строительство. Сначала поставили палаточный лагерь — ночевать-то где-то нужно. Затем взялись за строительство бревенчатых стен. Работали все, независимо от знатности. Сам король неустанно перемещался по равнине, производя какие-то замеры и подсчёты. К тому же он постоянно навещал Хильдегарду, которой стало хуже от ночных волнений. Погода стояла отвратительная — всё небо затянули тяжёлые серые тучи, источавшие промозглую сырость. Юная королева страдала. Она лежала в повозке, ожидая постройки шатра, а Бертрада и Радегунда пытались развлечь её беседой.
Меня поставили копать ямы вместе с несколькими воинами. Двое из них оказались моими соседями по палатке в прошлом лагере. Они рассказали, что их товарищи погибли сегодня ночью. Остались в саксонской земле, и это очень плохо.
— Разве они не на небе? — удивился я.
— Они в чистилище, — сказал один из воинов, странно на меня посмотрев, — но на Страшном суде, когда им понадобятся тела, может случиться, что их не найдут в языческих краях.
— К Страшному суду эта земля станет христианской, — возразил второй воин.
— Как знать? — раздумчиво произнёс первый. — Конец света уже близок, все знамения указывают на то. Недаром наш король так торопится собрать побольше народу для спасения. Только он ведь тоже человек. Может и не успеть.
Нет, — вступил в разговор третий, незнакомый мне, — он не простой человек. Он посланник Бога. Ему помогает небо. Вспомните, что случилось, когда брат вздумал идти на него войной?
Воцарилось долгое молчание. Потом первый воин сказал, понизив голос:
— Не нашего ума дело, что там случилось. Тёмная история.
И все снова принялись рыть ямы.
Работали до темноты. На ночь выставили караульных, с рассвета строительство продолжилось.
Прошло несколько дней. Мозоли у меня на руках возникали и лопались, потом загрубели. Стены бревенчатого частокола наконец сомкнулись. На восточной стороне новой крепости выросла часовня, увенчанная крестом.
Хильдегарда смотрела на строительство и радовалась. Ей стало гораздо лучше, хотя ходила она теперь медленно, заметно пополнев в последнее время.
Дни потекли теперь однообразно. Самое необходимое уже построили, а на усовершенствования уже не требовалось так много сил. Я вернулся к обязанностям переписчика — копировал указы, которые потом увозились и распространялись по всему Франкскому королевству. Работы было невпроворот. От усталости я уже не радовался так сильно, когда приходила пора читать Его Величеству.
Так прошло лето и ранняя осень. Из Тевтонбургского леса выползла тяжёлая холодная мгла и накрыла нашу крепость. Карл весь извёлся, переживая за здоровье своей обожаемой супруги. Следил, чтобы в шатре никогда не гасла согревающая жаровня. Но Хильдегарда держалась молодцом, даже находила силы подбадривать остальных. Глядя на неё, Бертрада стыдилась высказывать неудовольствие или просить сына о возвращении на виллу.