Страница 23 из 69
— Что тебе надо? — я разозлился не на шутку. — Прекрати ходить следом!
— Хильдеберт. — Она произнесла только одно слово. Имя моего дяди. Всё сжалось у меня внутри.
— И что Хильдеберт? — спросил я, будто не понимая.
— Он передаёт привет и хочет знать, как дела у его племянника, — бойко протараторила девчонка.
— У меня всё замечательно. Шёл дождь, теперь перестал. Все здоровы. Большой привет дяде Хильдеберту. Ну? Что тебе ещё нужно от меня?
— Ваши новости, — ответила эта мерзавка, совершенно не собираясь уходить.
— Послушай, если мне захочется поговорить с моим дядей о жизни, — я сделаю это лично, без помощи сомнительных личностей. Иди отсюда.
Не дожидаясь ответа, я бросился напролом сквозь заросли к лагерю. Никто меня вроде бы не преследовал.
Всё равно странно — откуда в этих диких лесах дети, знающие моего дядю?
Забившись в палатку, я попытался разложить письменные принадлежности. Не так-то это оказалось легко, хоть и воины мне не мешали по причине своего отсутствия. Поставив чернильницу на землю, я тут же чуть не опрокинул её. Пришлось выйти наружу, разложить всё на большом пне и стать перед ним на колени.
Подробно я описывал всё сегодняшнее сражение. Работа мне очень нравилась, а главное — можно было отвлечься от неприятных мыслей о дяде. Но только записи закончились, как невесёлые думы охватили меня с новой силой. Понятно, что дядя не оставит меня в покое. Если бы меня преследовал посторонний человек — я бы давно уже попросил у короля защиты, но жаловаться на брата родной матери...
— Храбрый писарь, ты никак проглотил лягушку? — Роланд подошёл незаметно и теперь с любопытством вглядывался в моё лицо.
— Отчего же, ваша... — я начал вспоминать, его титул, — ...светлость?
— Если бы ты видел сейчас своё лицо! Точно лягушку... хотя нет, тут, может, и целая жаба была! Глотни вина — полегчает.
— Да вино же в походе ограничено...
Он расхохотался:
— Надо просто знать благодатные источники и припадать к ним иногда. Пойдём, покажу один, вместе припадём. А ты петь-то умеешь? Должен вроде бы, я знаю, ты в монастыре воспитывался.
— Умею. Но только григорианские хоралы.
— А про прекрасных дам?
— Про дам не умею...
Роланд вздохнул:
— Где ж мне найти умельца-то... Есть такая дивная баллада о прекрасной Женевьеве, да только она на два голоса, вот беда! Раньше с Его Величеством пели, а теперь у него один Град Божий на уме. Ладно, пиши, писарь, не буду мешать.
Назавтра я зачитывал свой труд Его Величеству. Он ни разу не перебил меня, а по окончании сказал:
— Ты очень прилежен и наблюдателен, Афонсо, только не умеешь вычленять главное и делать правильные акценты. Без этого невозможно создать настоящую летопись.
Заметив моё огорчение, король прибавил:
— Твой труд несомненно ценен, мы сохраним его для обработки другими книжниками. А теперь подожди-ка здесь. Мы, помнится, обещали защитить тебя от стрел. Хотя главная защита человека в Господе.
Карл позвонил в колокольчик. Тут же появился слуга. На вытянутых руках он нёс кольчугу. Она выглядела легко и изящно, будто кружевная. Однако когда я взял её в руки — то чуть не присел от нежданной тяжести. Король засмеялся:
— Это тебе не пергамент с чернильницей! Ничего. Привыкнешь — даже чувствовать скоро перестанешь. Но это ещё не всё, — продолжал король, и в глазах его мелькнула знакомая мне искорка. — Тебя необходимо познакомить с оружием по-настоящему, и сейчас мы это сделаем. Положи-ка пока кольчугу.
Он вытащил из ножен короткий меч. Тёмный, без украшений, только гарда скована как-то необычно и сложно — с дополнительными тонкими изогнутыми прутьями, защищающими кисть.
— Пошли.
Мы покинули королевский шатёр. На свободном пространстве между палатками Карл остановился. Крутанул меч в руке, быстро словно сверкнула тёмная молния. Потом протянул оружие мне:
— Бери, не бойся!
Заранее напрягши руку, чтобы не получилось, как с кольчугой, я осторожно взялся за витую гарду.
— Смотри, — продолжал он, — кончик клинка должен словно висеть на небе, а рукоять свободно движется туда-сюда...
Тут до меня дошло, что король сам, своей собственной персоной взялся обучать меня, ничтожного мальчишку из захудалого, к тому же сомнительного рода.
— Ваше Величество... За что мне такая милость, что мой король тратит на меня своё бесценное время?
— Хорошо, что ты считаешь это милостью, такое отношение говорит о твоём благородстве. Но на самом деле мне приносит удовольствие учить молодых людей искусству боя. А сейчас так случилось, мне учить некого.
Действительно, раньше король всюду возил с собой маленького Пипина. Почему он не взял мальчика сейчас? Конечно, на войне опасно, но ведь самого Карла отец брал в военные походы сызмальства. Да и Хильдегарда находится в лагере, невзирая на своё особое положение. Может, она невзлюбила Пипина, ведь она ему как-никак мачеха? Но разве можно заподозрить нашу королеву в злых чувствах?
— Афонсо, ты никак задумался? В бою много думающие лишаются головы в первую очередь. Э, да у тебя рука дрожит. Рано тебе ещё приступать к искусству поединка. Научись пока просто держать оружие. Вот так.
Он вытянул перед собой руку. Передал мне меч и ушёл.
Задание показалось бессмысленным. К тому же рука быстро заболела. Я опустил её и, ковыряя мечом землю, начал снова думать о дяде. Его придётся обманывать.
Смогу ли я? По моему лицу ведь можно прочесть всё, о чём я думаю. Причём без труда.
А что, собственно, выражает лицо, когда человек неумело обманывает? Замешательство, неудобство, что-то в этом роде. Тогда нужно всего лишь пустить дядю по ложному следу. Придумать такую историю, при которой замешательство на моём лице будет выглядеть уместно...
— Так-то ты выполняешь приказы короля? — послышался за моей спиной голос Карла.
Вздрогнув от неожиданности, я так ковырнул клинком уже размягчённую землю, что взлетевший фонтан песка попал мне в рот. Король расхохотался:
— Видать, молния, что тебя укусила, имела весёлый нрав! С тобой не заскучаешь. А теперь — держать оружие. Если увижу, что опять ленишься, — выгоню из переписчиков.
Он снова ушёл. Я держал меч. Сначала превозмогая боль в руке, потом боль в боку от онемевшей руки, потом головокружение. Вышло солнце — лучи ударили прямо в лицо. В глазах поплыли красные круги. Я подумал, что сейчас упаду в обморок, но не упал, и снова превозмогал... Подпёр онемевшую руку второй. Стало чуть удобнее, но что-то потекло из носа, а я уже боялся пошевелиться, а тут ещё прилетели мухи...
— Афонсо... — в полузабытьи я даже не узнал голос Карла. — Хватит, опусти руку.
Он протянул мне платок, но онемевшая рука не смогла его взять. Тогда Его Величество сам вытер моё лицо от противных струек, и я увидел пятна крови.
— Мало кто из моих воинов простоял бы столько, — тихо сказал он и спросил: — А если бы я не пришёл сейчас?
— С-стоял б-бы. — Губы почему-то слиплись и стали непослушными.
— Я запомню твоё усердие. И меч этот ты заслужил.
Глаза короля были совсем тёмными, без намёка на искорки.
Этой ночью на наш лагерь напали. Я проснулся от криков и звона. Воинов в палатке не было. Нащупал кольчугу, подаренную королём, попытался надеть, но в темноте спросонья никак не мог разобраться, где в этой груде колечек ворот и рукава. В этот момент звуки отчаянной схватки раздались совсем близко. Сейчас рухнет палатка. Но нет, откатились дальше. Я наконец разобрался с кольчугой. Поняв, что в ней и с мечом не смогу двигаться быстро, всё же осторожно выполз наружу.
В предрассветной мгле между палатками кипела драка. Трудно понять, где свои, где чужие, хотя почему же... вот те с топорами, это саксы. Вдруг что-то полетело прямо в меня. Отпрыгнув легко, как зайчик (и кольчуга не помешала), попытался закрыться мечом. Под ноги упал топор, но предназначался он не мне, а Роланду, оказавшемуся за моей спиной.