Страница 20 из 69
— Слышь, Щеголь, — окликнул его тогда Дмитрий. — Твое предложение еще в силе?
— Насчет чего? — спросил тот, продолжая мучить боксерскую перчатку.
— Сам знаешь насчет чего. Насчет трав…
Щеголь бросился к Дмитрию и заткнул ему ладонью рот:
— Тс-с-с. Тише ты, фуфел!
Костырин оторвал ладонь Щеголя от своего рта и брезгливо сплюнул на пол.
— Ладно, че ты, — примирительно сказал ему Щеголь. — Сам виноват. Че ты на всю школу-то разорался? Хочешь, чтоб нас отсюда в казенном фургоне увезли?
— Извини.
— «Извини» на хлеб не намажешь. Ну да ладно. Значит, решил подзаработать?
— Да. Если у тебя еще есть работа.
— Есть, не волнуйся. Но только условия изменились. Теперь с каждой дозы ты будешь иметь не двадцать, а пятнадцать процентов. Идет?
Костырин покачал белобрысой головой:
— Не идет. Мне надо двадцать.
Щеголь присвистнул.
— Ну ты борзой. Я сейчас по двадцать своим лучшим дилерам даю. А ты — новичок. Вдруг ты вообще работу запорешь? Или товар просрешь? Мне потом из собственного кармана за тебя расплачиваться придется.
— Не придется. Ты меня знаешь, Щеголь. Я всегда делаю то, что обещаю. Но мне нужны деньги.
— Ха! — растянул в улыбку свою рябую физиономию Щеголь. — Удивил! А кому они нынче не нужны? Кстати, а зачем тебе деньги?
— Не твое дело, — сухо ответил Костырин.
— Влюбился, что ли? Да че ты гриву опускаешь — мы ведь друзья! — Он заговорщицки подмигнул Дмитрию. — Ну скажи, я ее знаю?
— Знаешь.
— И как ее зовут?
— Кристина.
Щеголь сделал круглые глаза:
— Ох ты! Клевое имя. А фамилия у нее есть?
— Есть. Орбакайте.
Некоторое время Щеголь смотрел на Костырина круглыми глазами. Потом досадливо фыркнул и сказал:
— Тьфу ты… твою мать. А я уже и уши распустил. Силен ты пули лепить, Димон. Ладно, личное так личное. Короче так. За товаром придешь к тиру, в семь часов вечера. И чтоб никому, понял? Чего молчишь?
Костырин глянул на Щеголя исподлобья и хрипло спросил:
— Сколько?
— Двадцать, — ответил ему Щеголь. — Только ради твоих красивых глаз, детка. Но если проколешься — расплачиваться будешь по двойному тарифу. Идет?
— Идет, — кивнул Дмитрий.
— Ну тогда дуй на урок. Перемена уже две минуты как кончилась.
Сергей Панин по кличке Пан, восемнадцатилетний оболтус и хулиган, сидел на скамейке с бутылкой пива в одной руке и складным ножом — в другой, который лениво втыкал в скамейку. Время от времени он поглядывал по сторонам, проверяя, не идет ли кто из знакомых. Но по двору сновали туда-сюда лишь всякие ублюдки и лохи, которых Пан в упор не видел. Он явно скучал.
Из первого подъезда вышел белобрысый подросток. Посмотрев на Панина, он уверенным шагом двинулся к скамейке. Подошел, остановился и сказал:
— Слышь, Пан, хочешь заработать?
Панин оторвал взгляд от складного ножа, поднял глаза на пацана, окинул его презрительным взглядом и лениво спросил:
— А ты че за хрен с горы?
— Я Дима, — сказал паренек. — Дима Костырин.
— Даты че! — воскликнул Пан. — Сам Дима? Обалдеть! Можно с тобой сфотографироваться?
Подросток нахмурился:
— У меня к тебе есть дело.
Панин поднял нож, поставил его кончиком лезвия на указательный палец, дрыгнул рукой и ловко вогнал лезвие в мягкое дерево скамейки. Затем снова посмотрел на паренька и сказал:
— А ты борзый пацан. Ну давай, излагай свое дело. Только имей в виду: если твое дело — фуфло, я тебе башку оторву.
— За что?
— За то, что оторвал меня от важного дела.
Костырин еле заметно усмехнулся:
— Понятно.
— Че такое? — вскинулся Панин. — Ты че, насмехаешься, что ли?
— Нет. У меня просто рот такой — вот всем и кажется, что я над ними смеюсь. Я знаю, что это вы избили того мужика из второго подъезда. Я вас видел.
Зрачки Панина хищно сощурились:
— Так-так. Продолжай.
— Не беспокойся, — спокойно сказал Дмитрий, — я не собираюсь на вас стучать.
— А че так? Благородный, что ли?
— Просто мне дорога моя жизнь, — объяснил Костырин.
Панин щерил редкие зубы в усмешке:.
— А ты умный пацан. Но запомни, если ты кому-нибудь…
Костырин нервно дернул щекой:
— Ты что, плохо слышишь? Я ведь сказал — я не собираюсь на вас стучать. Я хочу предложить вам работу.
— Какую еще работу?
— Несложную. У меня есть враг. И я хочу, чтобы вы — ты и твои дружки — с ним разобрались. Так, как вы это умеете.
Панин охнул от удивления:
— Ну ты даешь, пацан. Я че, похож на киллера?
Дмитрий покачал головой:
— Нет. Но мне и не нужно, чтобы вы его убивали. Я хочу, чтоб вы его… кастрировали.
Лицо Панина вытянулось еще сильнее. Он с полминуты изумленно смотрел на Костырина, потом выдохнул:
— Да ты больной ублюдок!
— Нет, — возразил Дмитрий. — Я здоровый. Этот козел черножопый торгует на рынке. Вы просто подкараулите его в темном переулке и переломаете ему ребра. А в довершение дадите ему пару раз сапогом по яйцам. Это, по-моему, не сложно. Или ты боишься?
Панин поднял нож к лицу, поддел большим пальцем лезвие и, глянув на Дмитрия поверх кончика ножа, сказал:
— Ну ты зверь, пацан. И сколько ты собираешься заплатить?
— Восемьсот баксов. И без торга. Это все, что у меня есть. Четыреста баксов — до, и четыреста — после.
Панин покачал головой:
— Да ты че, пацан, я за такие деньги и со скамейки не встану.
Дмитрий спокойно пожал плечами:
— Жаль. Тогда мне придется поискать кого-нибудь другого. Думаю, искать придется недолго. Восемьсот баксов на дороге не валяются.
Костырин сунул руки в карманы, медленно повернулся и побрел к подъезду, насвистывая под нос какую-то незамысловатую мелодию. Однако не успел он пройти и десяти шагов, как Панин окликнул его:
— Эй, звереныш, постой!
Костырин остановился и обернулся. Панин по-прежнему сидел на скамейке, но вид у него уже был не такой скучающий.
— Так и быть. Я возьмусь за это дело. Но только потому, что сам «хачей» не люблю, понял?
— Понял.
— Гони аванс и рассказывай, что это за черт и где его искать.
«Так я и думал, — удовлетворенно сказал себе Костырин, с тайным омерзением поглядывая на красную рожу Панина. — Эти ублюдки ничем не отличаются от проституток. Только торгуются хуже».
— Ну, че встал? Топай сюда, пока я не передумал.
Однако Костырин знал, что Пан не передумает, поэтому подошел к скамейке медленно и враскачку, как хозяин к батраку. Но Пан был так туп, что не заметил ни пренебрежительной усмешки, скользнувшей по узким губам Дмитрия, ни его хозяйской походки. Он думал только о восьми сотнях баксов, которые пообещал ему этот странный подросток. Этот жутковатый в своей нечеловеческой злобе звереныш.
Через несколько дней Магомета Бероева нашли в подъезде дома, где он снимал квартиру. В сознание Бероев пришел только через два дня. У него были сломаны ребра и челюсть, сильнейшее сотрясение мозга. Кроме того, Магомет Бероев получил еще одну страшную травму, в результате которой он никогда больше не мог иметь детей.
6
С тех пор прошло несколько лет. Дмитрий Костырин вырос и превратился во взрослого парня. Учась на первом курсе политехнического университета, он целыми вечерами пролеживал на диване, читая «Майн Кампф» Гитлера (купил на книжном развале за двести рублей) и «Как философствуют молотом» Фридриха Ницше (взял в университетской библиотеке). Обе книги произвели на Костырина громадное впечатление. Они буквально очаровали его. И не столько идеями, которые в них излагались, но — самое главное — той бешеной энергетикой, которая сквозила из каждой строки.
Благодаря этим книгам Дмитрий наконец-то нашел причину той странной ярости, которая глухо клокотала у него в груди, почти не вырываясь наружу.
История о торговце Магомете не выветрилась у него из головы. Иногда он оживлял ее в памяти, смакуя каждую деталь. Жалел Костырин только об одном — что сам, лично, не присутствовал при «экзекуции». Какой заряд энергии для дальнейшей жизни и «работы» он мог бы получить! Что касается «работы», то Дмитрий давно уже определил для себя ее суть. Еще до того, как взял в руки «Майн Кампф».