Страница 2 из 11
Их вялые лица наполняли моё сердце тревогой. В это утро они даже не ссорились, как обычно, не толкали друг друга под столом, не бросали крошки в чай, а молча сидели, тупо глядя на бутерброды с колбасой.
– Дорогие дети, – начала я свой монолог. – Сегодня мы покидаем этот выжженный город и едем навстречу приключениям…
Закончить я не смогла. Сын резко оборвал меня, встав из-за стола так, что табуретка с грохотом ударилась об пол.
– Мама, прекрати разговаривать с нами, как с умалишёнными! В той дыре, куда ты нас везёшь, нет ни телефона, ни Интернета. Там вакуум, мама, разве ты не понимаешь? Мы высохнем, мы зачахнем! Лучше уж погибнуть от жары в цивилизованном мире, чем от тоски в голом поле вместе с кузнечиками и бабочками. Ты неисправимый романтик, тебя пора в музей сдавать!
С этими словами он выскочил из кухни.
Совсем взрослый, подумала я. Разговаривает точь-в-точь, как его отец. В отчаянье я опустила руки.
В свою защиту я привела последний довод и громка сказала, что, возможно, хоть там мы снова научимся разговаривать друг с другом языком слов и эмоций, а не SMS-ками.
Дочка молчала: проблема отсутствия систем связи не была для неё столь актуальна, ей было всего шесть лет, и все её куклы легко уместились в рюкзак. Она сидела на стуле, покачивала ногами и смотрела на меня. Видимо, вид у меня был очень жалкий, и она ласково прошептала:
– Ладно, мам, не парься! Поедем быстрее, а то жарко уже.
Машина ровно, в отличие от обычного, покинула гараж и встала к линии старта. Дети уселись на заднее сидение и затеяли перебранку. Даже от сердца отлегло – напряжение спало, и мы тронулись в путь.
Как я и предполагала, скорость 40 километров в час никак не вязалась со скоростью на трассе, только не в большую, а в меньшую сторону. Мы плелись, как черепахи, как голодные и обессиленные черепахи с мозолями на лапах. Этот город словно не хотел отпускать нас в большой мир. Вцепился в нас клещами, сволочь! И ни туда, и ни сюда.
Два часа и масса потраченных нервов – и вот мы на свободе. Машины ускорили свой бег, а вместе с этим ревущим потоком и мы, рабы нашей старой «десятки». «Поддержите отечественного производителя!» – гласила надпись на моём заднем стекле, прикольно и глупо одновременно. Она досталась мне от прошлого владельца, и мне лень было её снимать.
Ветер залетал с громким свистом в раскрытые окна машины, и дышать стало легче; я даже как-то успокоилась и вошла во вкус. Дети тоже угомонились и притихли. Сын надел наушники и погрузился в мир попсы, а малышка мирно спала, прислонившись к боковому стеклу.
Дорога шла наверх, в горку, и я прибавила скорость. Ни сзади, ни спереди не наблюдалось других машин, и я расслабилась. Потянулась и на секунду закрыла глаза. А когда открыла, моя машина летела по небу, высоко над лесом, над рекой, плавно скользящей по своему извилистому руслу, и над высокими камышами, растущими по берегам этой реки.
Вся моя жизнь промелькнула перед глазами вереницей разных ненужных дел. Всё, что было для меня важным, это – дети, которые мирно посапывали на заднем сиденье машины, а всё остальное – лишь суета и сущая безделица.
Я согласилась на эту поездку только ради них. Мне, как закоренелой городской жительнице, было сложно решиться на такой поступок – купить дачу за тридевять земель от Москвы. Но ведь надо же как-то спасаться от жары. У детей – каникулы, все их друзья разъехались кто куда, и только они сидят дома и смотрят на мир сквозь открытое окно.
И вот я решила – хватит! И, готовясь к очередному отпуску, купила эту дачу под Рязанью. Купила не глядя, лишь по фотографии. Страшновато, конечно, но у меня не было времени на долгие выборы. Купила и купила, значит, так тому и быть, и вот итог моей безалаберности.
Мост, по которому мы должны были проехать, был разобран. Наверное, я просмотрела предупреждающий знак, раззява, и теперь остаётся лишь считать минуты, оставшиеся нам до конца.
Я всегда с ужасом представляла себе, как чувствуют себя люди в падающем самолёте. Как, сделав последний звонок по телефону своим родным, они обнимают испуганных детей, успокаивая их и закрывая им глаза, чтобы они не видели эту старуху с косой, которая придёт за ними сразу же, как только их самолёт ударится о землю. Ужас! И теперь я сама нахожусь в их шкуре.
Странное чувство на пороге смерти. Словно невесомость проникает в тебя и постепенно захватывает каждую твою клеточку, каждый сантиметр твоего несчастного, почти погубленного тела, окутывая всё внутри невероятным холодом и страхом.
Детки мои, детки! За что ж я вас так? Сама породила, сама и убью – так получается? Снижаемся. Уже немного осталось. Интересно, это больно – умирать?
Глава 2
Открываю глаза. Какой-то странный серый туман и тишина. Ни страха, ни боли, ни яркого света в конце тоннеля.
– Дети! – кричу я и вскакиваю на ноги.
– Мама, мама, мы здесь, не кричи так!
Дочь берёт меня за руку. Я встаю на колени и начинаю целовать её. Целую, целую и лишь затем начинаю рассматривать её и ощупывать. Грязное, пыльное платьице серого цвета, ни розовых бабочек, как утром, ни блёсточек на завязках. Личико бледненькое, но глаза с задорными искорками.
Сын кладёт мне руку на плечо. Он выглядит так же странно и очень похож на сестру. Никогда раньше я не замечала этого сходства.
– Мама, мы где?
– Я не знаю, солнышко. Кажется, мы умерли!
Я рассказала детям про мост, про полёт над речкой и лесом. Про то, как мы упали вниз и разбились всмятку.
– Не расстраивайся, мамочка, мы же вместе. Значит, всё хорошо!
Дети начали меня успокаивать, и я подумала, что даже если это и смерть, то она не такая уж страшная, как все думают про неё. Ведь она не разлучила меня с любимыми.
– Мам, может, пойдём и разведаем здесь всё? А вдруг мы повстречаем кого-нибудь? – сказал сын.
Я подумала, что это очень хорошая идея, и, взявшись за руки мы двинулись в путь. Туман медленно рассеялся, открывая нашему удивленному взору этот тусклый и безжизненный мир. Серое плато, покрытое пыльными бесформенными камнями, заканчивалось где-то впереди, не доходя до горизонта. Небо над головой было заполнено грязными клочьями облаков, висевшими так низко, что можно было дотянуться до них рукой. Стояла такая тишина, что даже ветер не решался нарушить покой в этом странном месте.
– Мама, мы в аду?
– Не знаю, доченька, – искренне сказала я. – Ну, уж точно не в раю.
Малышка вздрогнула и ещё крепче взяла меня за руку. Ладошка была тёплой и влажной. Как такое может быть?
Я задавала себе вопросы один за другим и не могла дать ни одного ответа.
Если мы умерли, то почему мы живы? Почему кровь всё ещё течёт по нашим венам? Почему мы дышим и разговариваем? Почему идём куда-то, спотыкаясь и падая об острые пыльные камни?
Медленно, но мы приближались к краю плато. Оно было неровным и осыпалось вниз едкой пылью, обнажая курчавые корни некогда могучих деревьев, которых уже не было видно на поверхности. Мы встали на четвереньки и последние метры к краю продвигались именно так, боясь провалиться вниз. Момент «икс» настал, и мы заглянули за край.
Все ожидали увидеть землю с птичьего полёта или адское пламя подземного царства, но то, что открылось нашему взору, настолько удивило нас, что мы даже вздрогнули. Земля под нами затряслась, и вниз упало несколько больших камней.
Там, внизу, совсем близко, так близко, что можно было разглядеть все детали, лежала наша искореженная машина, объятая языками пламени. Жар доходил даже до нас. То и дело что-то взрывалось и шипело. Очевидцы столпились поодаль, живо обсуждая страшную трагедию. Мы слышали обрывки фраз вроде: «Целая семья погибла!» или «Какая страшная смерть!». Подъехала карета «скорой помощи», и доктор, взглянув на бушующее пламя, стал отзваниваться в центр о том, что его помощь здесь уже не нужна и чтобы те прислали «труповозку».
– Мама, неужели там мы? Мы сгорели? – хором спросили дети.