Страница 4 из 64
— Вы сами там были? — спросил его Ива.
— Когда-то очень давно. А теперь увы. Я сердечник, и мне рекомендуют избегать крутых подъемов…
— Давай сходим на это озеро, — предложил Ива Минасику.
— Ты знаешь, моя мама…
— Но если нам удастся найти этих самых тритонов, мы же почти открытие сделаем!
— Открытие, конечно… Но мама очень волнуется, даже когда я ухожу к Персидской крепости, хотя она совсем рядом.
— Ну, может, как-нибудь… — Иве долго не шло на язык никакое другое слово, кроме «обмануть». — Как-нибудь… придумать что-то.
Минасик понял его.
— Нет, — он снова покачал головой. — В воскресенье к нам всегда приходит бабушка. И другая бабушка, и еще тетя Маргарита. Мне надо быть дома, неудобно.
— Скажи: не пустят, — вмешался в их разговор Ромка.
— Да, не пустят, — покорно согласился Минасик.
«Очень жаль, — думал Ива. — И что они у него такие панические? Подумаешь, сходить на озеро. А без Минасика идти неохота…»
И тут снова вмешался Ромка. Он всегда умел горячо браться за дела, к которым еще минуту назад не испытывал никакого интереса:
— Это вы про то озеро, что учитель рассказывал? Слушай, я тоже пойду. Поймаю этих… как его, он говорил, ну?
— Малоазиатских тритонов, — подсказал Минасик.
— Правильно! Почему он так называется — тритон? Что, три тонны весит? — Ромка рассмеялся своей шутке, хлопнул Минасика по плечу. — А ты давай сиди дома, маменькин сынок. Убежать не может. Жирный, как барашка, любит манный кашка! — Окончательно развеселившись, Ромка почувствовал себя главой затеваемого дела. — Ловить их чем будем? Руками?
— Сачок бы надо сделать, — сказал Ива, — из рыболовной сетки.
— Правильно! Пусть Алик сделает сачок, он что хочешь может сделать. Молодец, хорошие руки имеет. Его тоже надо позвать, пусть с нами пойдет. — И Ромка, продолжая планировать предстоящий поход к озеру, добавил с уверенностью: — Обязательно пойдет Алик. Скажем ему: пусть ружье свое возьмет. Если убьет зайца, можно шашлык пожарить.
На том и порешили: идти втроем в ближайшее воскресенье.
На языке школьников это называлось «шатало». Термин происходил, надо думать, от слова «шататься». Шататься по городу или за городом вместо того, чтобы сидеть в школе на уроках.
«Шатало» было большой слабостью Ромки. Если б школа находилась на самой Подгорной улице, дело другое. Но кто-то додумался расположить ее в очень неудачном, точки зрения Ромки, месте. Пока дойдешь, нужно дважды свернуть за угол. С Подгорной на Арочную, а потом еще в переулок. Один раз обязательно свернешь не в ту сторону, да еще при этом вспомнится, что первый урок математика или, еще хуже, немецкий! Куда же тут деться человеку? Поневоле подашься на «шатало».
Конечно, иногда случались осложнения из-за Джульки. Откуда она только бралась в самый неподходящий момент — как раз когда Ромка приближался к роковому перекрестку улиц? И сразу же поднимала ужасающий крик и грозилась. Лупить ее портфелем, это только время зря тратить; уговаривать по-хорошему тем более. Приходилось Ромке сворачивать к школе.
— Замолчи, захурма[4]! — огрызался он на ходу. — Видишь, иду? Чего еще хочешь?
И поддавал сестрице портфелем.
— Ненормальный, ненормальный, ненормальный! — единым духом выпаливала Джулька, тыча пальцем в самый нос брату. Был у нее такой излюбленный прием при оценке действий противника.
Что касается Ивы, то и углы и повороты его не смущали, он всегда сворачивал правильно. Ну а Минасик, у того даже мысль о «шатало» вызывала почти суеверный ужас.
Ромка пренебрежительно сплевывал сквозь зубы.
— Дрейфит, ну.
— А вот выгонят тебя из школы, — пытался парировать Минасик.
— Подумаешь! Это ты хочешь стать как наш профессор. А я лучше к Люлику пойду…
Люлька — парень лет девятнадцати — был известным на всю Подгорную хулиганом. Ходил он в шикарных диагоналевых галифе, сапогах «царского» покроя, со срезанными под прямым углом носами и, по уверению Ромки, всегда носил при себе финский нож.
— Вот такой! Шестой номер, ну! — Ромка, выставив перед носом перемазанные чернилами пальцы, показывал, какого размера у Люлика финка.
И вот неожиданно для всех пойти на «шатало» предложил Минасик.
— В воскресенье меня с вами все равно не пустят, — сказал он. — Искать озеро? Нет, безнадежное дело, не пустят. Пойдемте в пятницу с самого утра, а к концу уроков вернемся.
— Аоэ! — обрадовался Ромка. — Давай на «шатало»! Молодец, Копижир!
В Иве боролись два чувства: зачем удирать с уроков, когда можно пойти в воскресенье? Но, с другой стороны, как идти без Минасика? Ведь он-то в этом деле как бы главный. Без него и тритонов не найти — никто никогда их не видел. И карту они вместе чертили. Дорога к озеру вилась по ней пунктирной змейкой, все до одного ориентиры, перечисленные учителем зоологии, были нанесены разноцветной тушью: родник, старое кладбище, холм с одиноким дубом на вершине, загон для овец, каменный столб.
Да что там карта! Дело совсем в другом. Вот придут они на озеро, и вдруг тот же Ромка, наугад пошарив в воде, торжествующе заорет:
— Иф-иф-иф! Смотрите, я какуй-то гадость с хвостом поймал!
Но окажется, что это никакая не гадость, а великолепный экземпляр малоазиатского тритона. Мольге витата!
Ромка, который вообще во всей этой затее сбоку припека, который лишь благодаря доброте старичка зоолога имеет в четверти «посредственно с минусом», вдруг сделает научное открытие! И в журнале «Юный натуралист» появится фотография: Ромкина физиономия с нахальной улыбочкой и малоазиатский тритон, который, по общему мнению, должен водиться совсем в других краях. Ромка держит тритона за хвост своими перемазанными в чернилах пальцами с таким видом, словно он поймал по крайней мере нильского крокодила.
— Может, тебя все-таки пустят в воскресенье? — на всякий случай спросил Алик.
Минасик грустно покачал головой.
— Тогда пойдем на «шатало»! — Ива сказал это решительно, как отрубил. — Если уж Минасик рискует…
— Я не рискую, я только потому, что… это… в научном отношении…
— Научном-паучном! — перебил Минасика Ромка. — Идем, значит, идем. Все! Барахло надо вечером в старой кухне, наверху, спрятать. Сачок этот ваш, котелок, что там берем, ну еще? Только чтоб Джулька не увидела.
Джулька не увидела. Предлог уйти в школу раньше обычного нашелся. Залезть по стволу глицинии на крышу старой кухни и забрать припрятанное с вечера снаряжение, а заодно оставить там школьные портфели — дело минутное. Еще бы не наткнуться на улице ни на кого из соседей…
Ромка пересчитал собранные накануне деньги, сунул их в карман.
— Идите к Верхнему шоссе, — сказал он. — Я один в гастрономе сагзали[5] куплю. Зачем толпой ходить?
И верно, толпой ни к чему. Поэтому Алик, закинув на плечи берданку, пошел вперед; за ним, чуть отступя, Минасик. Он нес сачок. Замечательный сачок, сработанный Аликом накануне вечером. Последним шел Ива. Ему достался рюкзак с остальным имуществом.
Все складывалось хорошо, пока вдруг совершенно неожиданно они не услышали очень знакомый голос:
— Нет, что это такие за дети! Не то что уж не здороваются со взрослыми, но даже дорогу им не уступят!
Вот тебе и на — мадам Флигель! С базара, видать, тащится, с корзинищей.
— Здравствуйте… — упавшим голосом сказал ей Минасик.
— Сильно нужно мне твое «здравствуйте»! Видали, какой рыбак нашелся, цепляет своей дурацкой сеткой за лицо прохожих. А еще из интеллигентной семьи, врачи у него, видите ли, папа с мамой…
— Вернемся, пожалуй… — нерешительно предложил Минасик, когда мадам Флигель свернула за угол. — Застукала она нас.
— Чего застукала? — Алик даже не обернулся, продолжал шагать, придерживая рукой ружейный ремень. — Подумаешь!
— Тебе хорошо! Она твоего папу боится, не нарывается на него.
4
Ворчун, ворчунья, брюзга (азерб.).
5
Еда в дорогу (груз.).