Перемещенцы

— Хочешь прокатиться? — Зик, проследил за взглядом Кейко. — Так в чем дело? Иди, покатайся. Стоит это удовольствие всего лишь полуфеечку.

Но Кейко, у которого отродясь и половинки полуфеечки не было, только еще раз вздохнул и отвернулся от соблазна.

— В следующий раз, — решительно сказал он. — Нам еще нужно пепел набрать. Как бы не опоздать.

Кот попытался уговорить Кейко подождать их в телеге, но подкидыш, который никогда не видел казни, заупрямился и остался с парнями. А через полчаса об этом ужасно пожалел.

Они заняли места пораньше, возле самой площадки для казни, и, когда палач начал экзекуцию, на небольшую ярмарочную площадь набилась столько людей, что отодвинуться или отступить возможности уже не было. Пришлось досмотреть казнь до конца.

— Инат, по прозвищу Сивопляс, участник кодлы Рыжего, за многочисленные убийства, кражи и разбой приговорен имперским судом к ослеплению, отрезанию языка, отсечению конечностей и сожжению!

После того, как разбойнику — бородатому, избитому мужику — палач под крики и свист толпы выдрал щипцами глаз, Кейко зажал уши, закрыл глаза и присел на корточки, уткнув лицо в колени. Зик наклонился к пареньку, обнял его за плечи.

— Он разбойник. Убийца. Он убивал и пытал людей. Он заслужил это.

— Нет, нет, нет! Нельзя так убивать людей! Нельзя! Я не знал, — захлебывался Кейко в плаче без слез. — Нельзя! Его нужно убить, но зачем же так мучительно?

— Император считает, что наказание должно быть жестче преступления. Чтобы другие боялись и не поступали как разбойники.

— Это помогает?

— Нет.

Зик передал мешок с покупками и коробочку для пепла Коту, с интересом смотрящему на казнь, сел прямо на землю, обнял и прижал к себе зажмурившегося Кейко, да так и просидел с ним, пока не развеялся сладковато-приторный запах горелого мяса и толпа не начала расходиться. Кот пробрался к столбу, сунул стражнику феечку и набрал еще горячего пепла в коробку, а Кейко все зажимал уши и закрывал глаза. Полукровка слегка раскачивал парнишку на руках, не зная, как его утешить. Бедный малыш прожил всю жизнь в тихом и благополучном Приграничье, а тут за месяц хозяин со всей присущей ему жестокостью окунул подкидыша во всю грязь жизни. Зик вспомнил себя в возрасте Кейко и взмолился Многоликому — его светлому лику: «Защити это дитя от всего, что может принести ему горе! Не позволь ему стать таким, как мы! Пожалуйста! Он так чист, так невинен и добр. Пусть это остается с ним как можно дольше! Храни Кейко, Заступник!»

И вот теперь для Кейко очередной удар. Чтоб этому Жанету отрезали язык!

В замке, спешившись и бросив поводья нэрков Зику, который сразу же увел их в конюшню, Артуари подозвал к себе Кейко. Рядом с хозяином стояли с улыбками милорд Сотеки и барон Денск. Когда они пришли в комнату милорда, принц бросил на стол кошель с деньгами, налил вина в три высоких бокала, жестом пригласил гостей угощаться и повернулся к Кейко.

— Как впечатления от ярмарки, раб? — поинтересовался Артуари, внимательно всматриваясь в лицо Кейко. — Ты плакал?

— Это из-за казни, милорд. Я очень испугался. Это было так ужасно! — глаза Кейко опять наполнились слезами.

— Тебе жалко этого бандита? — серьезно спросил Сотеки.

— Нет, милорд, — Кейко покачал головой, соображая, как объяснить рэквау, что именно его повергло в ужас. — Нет, милорд. Мне его не жалко. Он заслужил смерти, но нельзя убивать для того, чтобы развлекаться. Это неправильно. И то, что люди этому радовались… это страшно, — шепотом добавил он.

— О, Многоликий! Милорды, где вы нашли эту чистую душу? — воскликнул барон Денск, глядя на Кейко, как на чудо. — Я, пожалуй, начну верить в сплетни. Такое благородство может передаться только через кровь.

Сотеки рассмеялся, Артуари скривился, а Кейко в недоумении воззрился на барона.

— Не здесь! — предостерегающе поднял руку Артуари. — Что ты купил, дитя?

Кейко раскрыл мешок и начал молча выкладывать на кровать покупки, ожидая одобрения или недовольства милордов. Последним, краснея, он положил матовое зеркальце, затем, замерев, опустил голову и поднял ее лишь когда раздался оглушительный хохот Сотеки.

— Милорд, ты выиграл! Мой лоб в твоем распоряжении, — вторил Тени барон.

Так, хохоча, они и покинули покои Артуари. Принц же, слегка улыбаясь, задумчиво смотрел на Кейко.

— Молодец, дитя. Я доволен тобой. Ты сделал все правильно.

Кейко облегченно вздохнул и поднял на принца счастливые глаза. Впервые хозяин похвалил его.

— Проследи, чтобы новых рабов разместили и накормили, а затем можешь идти раздавать подарки. И скажи, что отныне я никого не желаю видеть в рванье. Ты что-то хотел спросить? — Видя, что Кейко мнется на месте, поинтересовался рэквау.

— Жанет сказал, что новых рабов принесут в жертву вместе с нелюдью, это правда? — выпалил он, пока хозяин пребывал в умиротворенном настроении.

— Правда. А теперь уходи. Ты мне надоел.

У Кейко зуб на зуб не попадал от страха, обиды и холода. Захлопнувшая с грохотом дверь карцера отрезала не только свет, но и все звуки теплого дня. По ту сторону сырых толстых стен остался свет Божини, сочувствующие глаза Зика и заплаканные Торики, фиолетовые гневные Артуари и, что самое обидное, — разочарование во взгляде милорда Сотеки. Кейко громко всхлипнул и прислушался. Рядом в абсолютной темноте капала вода. Он осторожно, ведя рукой по влажной стене, пошел вправо от двери. Где-то здесь должен быть соломенный коврик, говорил ему Кот, которому приходилось сидеть в карцере. Пять шагов вдоль стенки и потом еще три от стены. Кейко тщательно отмерил шаги и, опустившись на колени, начал шарить во тьме, ощупывая землю вокруг. Вдруг его рука наткнулась на что-то мягкое, теплое и скользящее. От неожиданности Кейко заорал и бросился назад, со всего размаху налетел на стену, больно ударился головой, упал и на карачках пополз в сторону двери. Добрался и заколотил по доскам, не переставая кричать:

— Откройте! Выпустите меня! А-а-а-а!

— А-а-а-а-а-а! — эхом вторил ему глухой бас из темноты. — Ты чего орешь, смертный?

Кейко еще пару раз вскрикнул и притих, прислушиваясь. Раз разговаривает, значит, — человек. Может, кто из рабов.

— Т-ты к-кто? — заикаясь, спросил он.

— Такой же узник, как и ты. Так что нечего орать. Тебе с собой вина не дали?

Кейко, которому не дали даже корочки хлеба, да еще и из одежды оставили только серую длинную рубаху, отрицательно покачал головой. Потом спохватился, что в темноте его не видно, и вслух признался:

— Я еще маленький вино пить.

— А в тюрьме сидеть, значит, ты взрослый, — хмыкнул голос. Послышалось какое-то движение, и во тьме слегка засветились два желтых огонька. Глаза. Они приближались и через несколько шагов замерли напротив живота подкидыша. — Дай-ка я на тебя посмотрю. Ого! Чтоб я сдох! Ты как здесь оказался, детеныш?

Маленькая, детская ладонь ухватила Кейко за руку и потянула за собой. Он словно зачарованный последовал за таинственным существом.

— Здесь матрац, садись аккуратно, — и ладонь потянула подкидыша вниз. Он нащупал руками тонкий, дырявый соломенный матрац, такой, на каких спали рабы, и осторожно опустился на него. Желтые глаза опустились рядом.

— А ты кто? — решился спросить Кейко.

— Мое имя Живэртуа-Лепре-Эллодаин Великолепный. Я — ашга. Мы с другом сдались в рабство, когда путешествовали, а вчера жадный купец вместо того, чтобы доставить нас обоих в Атурум, продал меня какому-то длинноногому зубастику с хвостом на голове, словно у коня на заднице. Меня опоили дрянью, блокирующей магию, и бросили в эту темницу.

— Это мой хозяин — милорд Артуари. Он тебя купил, — пробурчал Кейко. — Мое имя Кейко, я его раб. А как тебя мама зовет? Это же язык сломаешь такое длинное имя кричать.

— Мама меня звала Живчик, — весело сообщил из темноты собеседник, — но теперь, когда она меня видит, она кличет меня не иначе, как «Горе ты мое, когда же ты остепенишься, женишься и принесешь мне парочку прекрасных маленьких ашгят» или «Позор на мои седины! Если бы я знала, кто вырастет из милого мальчика, я бы удушила тебя еще в младенчистве». Но это она шутит. На самом деле она меня любит. А ты можешь звать меня Эллодаин Великолепный! — Милостиво разрешил ашга. Кейко не удержался и прыснул. — Ну, или Эллом, — уже не так пафосно произнес товарищ по несчастью.