Мельмот скиталец

вкрадчивостью и поспешностью произнесла in transitu {На ходу (лат.).}

слова, звучавшие примерно так:

- Спаси меня! Спаси меня! Не медли ни минуты, не то я погибла.

И клянусь тебе, жена, ни тогда, когда она сидела напротив меня,

ни тогда, когда уходила, я не слышал ни шелеста ее платья, ни шума

шагов, ни вздоха. Только когда она уже ушла, раздался такой звук, как

будто по комнате пронесся порыв ветра, и ее вокруг окутал туман,

который потом рассеялся: тогда я почувствовал, что глубоко вздохнул,

так, как будто грудь моя освободилась вдруг от ужасной тяжести. Я

потом просидел еще около часу, раздумывая над тем, что видел, и не

зная, что же все это было - сон наяву или похожая на сон явь. Я

обыкновенный смертный; мне свойственно чувство страха, и я могу

заблуждаться, но вместе с тем я - христианин и католик и, как ты

помнишь, всегда решительно осуждал все твои россказни о духах и

видениях, за исключением тех. что освящены авторитетом пресвятой

церкви и упоминаются в житиях ее мучеников и святых.

Видя, что все мои тягостные раздумья ни к чему не приводят и что

им нет конца, я улегся в постель, где долго пролежал, ворочаясь с

боку на бок и тщетно пытаясь уснуть; под утро, едва только я забылся

крепким сном, меня разбудил какой-то шум, как будто занавеска

колыхалась от ветра. Я вскочил и, отдернув ее, огляделся вокруг.

Сквозь ставни в комнату пробивался дневной свет. Но все равно я не

мог бы разглядеть окружавшие меня предметы, если бы не горевшая на

камине лампа, свет которой, хоть и довольно тусклый, позволял,

однако, ясно все различить. И при этом свете я увидел возле двери

фигуру, в которой взгляд мой, ставший еще зорче от страха, опознал

ту, которая мне уже являлась.

- Слишком поздно, - жалостным голосом произнесла она, печально

махнув рукой, и тут же исчезла.

Должен тебе признаться, что это второе посещение наполнило меня

таким ужасом, что, не будучи уже в силах пошевельнуть ни рукой ни

ногой, я замертво повалился на подушку. Помню только, что слышал, как

часы пробили три".

Когда донья Клара и священник (десятый раз уже перечитывавшие письмо) снова дошли до этих слов, часы внизу пробили три.

- Странное совпадение, - сказал отец Иосиф.

- А вы находите, что это только совпадение, отец мой? - сказала донья Клара, бледнея.

- Не знаю, - ответил священник, - многие рассказывают вполне правдоподобные истории о том, как покровители наши, святые, предупреждали нас о грозившей опасности даже с помощью неодушевленных предметов. Только чего ради предупреждать нас, если мы не знаем, какой опасности нам надлежит бояться?

- Тсс! Тише! - прервала его донья Клара, - слышали вы сейчас шум?

- Ничего я не слышал, - ответил отец Иосиф, с некоторым волнением вслушиваясь в окружавшую их тишину. - Ничего, - добавил он через некоторое время более спокойным и уверенным голосом, - а тот шум, что я _действительно слышал_ часа два назад, длился очень недолго и больше не возобновлялся.

- Что-то очень уж стали мигать свечи! - не унималась донья Клара, застывшими от страха стеклянными глазами глядя на пламя.

- Окна открыты, - ответил священник.

- Да, они открыты все время, пока мы здесь с вами сидим, - возразила донья Клара, - но вы посмотрите только, какой сквозняк! Он совсем задувает пламя! Святой боже! Свечи вспыхивают так, как будто вот-вот потухнут!

Поглядев на свечи, священник увидел, что она говорит правду, и в то же время заметил, что шпалера возле двери сильно заколыхалась.

- Где-то открыта еще одна дверь, - сказал он, поднимаясь с места.

- Но вы же не оставите меня здесь одну, отец мой, - сказала донья Клара; оцепенев от ужаса, она приросла к креслу и могла только устремить на него свой взгляд.

Отец Иосиф ничего не ответил. Он вышел в коридор, где его поразило необычное обстоятельство: дверь в комнату Исидоры была распахнута и видно было, как там горят свечи. Он тихо вошел туда и огляделся - в комнате никого не было. Он бросил взгляд на постель и увидел, что этой ночью на ней никто не лежал; она оставалась неразобранной и несмятой. Вслед за тем взгляд его обратился на окно: теперь он уже в страхе озирал все, что было в комнате. Он подошел к нему - оно было открыто настежь, то самое окно, которое выходило в сад. Испуганный этим открытием, священник пронзительно вскрикнул. Крик этот донесся до слуха доньи Клары. Трепеща от страха и шатаясь, та попыталась пойти за ним, но была не в силах удержаться на ногах и в коридоре упала. Священник с трудом поднял ее и привел обратно. Несчастная мать, когда ее в конце концов усадили в кресло, даже не заплакала. И только беззвучными бледными губами и застывшей рукою пыталась указать на опустевшую комнату дочери, словно прося, чтобы ее туда отвели.

- Слишком поздно, - сказал священник, помимо воли повторяя зловещие слова, приведенные в письме дона Франсиско.

Глава XXIV

Responde meum argumentum - nomen est nomen - ergo,

quod tibi est nomen - responde argumentum *.

{* Отвечай на мой довод: имя есть имя - поэтому

скажи, какое ты носишь имя; отвечай на мой довод

(лат.).}

Бомонт и Флетчер. Остроумие во всеоружии {1}

На эту ночь и была назначена свадьбы Исидоры и Мельмота. Девушка рано ушла к себе в комнату и сидела там у окна, начав дожидаться его прихода задолго еще до назначенного часа. Можно было подумать, что в такую страшную минуту, когда должна была решиться ее судьба, она будет сама не своя от волнения, что ее чуткая душа будет разрываться на части в этой борьбе с собой, однако все сложилось иначе. Когда душе, сильной от природы, но ослабевшей оттого, что ее все время держат в узде, приходится сделать резкий прыжок, чтобы обрести свободу, ей уже бывает некогда сообразовываться с препятствиями и в зависимости от этого рассчитывать свои силы или прикидывать расстояние, которое отделяет ее от цели; закованная в цепи, она думает лишь о самом прыжке, который должен принести ей свободу или же...

На протяжении тех долгих часов, когда Исидора ждала приближения своего таинственного жениха, одно только чувство владело ею - то был страх перед его приходом и тем, что должно за ним последовать. Так сидела она у своего окна, бледная, но исполненная решимости и по-прежнему веря обещанию Мельмота, что теми же средствами, которыми он пользуется, чтобы проникнуть к ней, он сумеет осуществить и ее побег, как бы надежно ни охранялись двери ее дома и как бы ни была бдительна вся прислуга.