Развод

- Да… - я испугалась и подозрительно взглянула на него. – А больше ты ничего не слышал?

- Почти всё, вы громко говорили… а что? – неужели, если бы он услышал о моей беременности, то продолжал бы хранить такую безмятежность? Я смотрела на него выжидающе, и он дошел сам до того, что я хочу услышать. – У самой двери вы зашептались о чем-то интересном. Этого я не слышал.

- Слава Богу… - выдохнула я, но глаза Донуна наполнились тучами.

- О чем же шла речь? И вообще, ты что, правда была готова ему отдаться? – опомнившись от стресса и пережив первое облегчение после заключения, супруг стал припоминать всё, что творилось.

- Ради спасения твоей жизни – да! – развела я руками.

- Ты ненормальная! – он сильно сжал моё запястье. – Я тебе не позволяю этого делать, ясно? Никогда не вздумай переступать через себя ради меня. Пусть лучше меня застрелят, чем ты с кем-то другим спать будешь!

- Эй, парниша, полегче, - улыбнулась я вихрю его ревности, закружившемуся, подобно лампе-вентилятору над нами, единственному движимому предмету здесь помимо нас. – Не надо так категорично мне указывать. Тем более… твоя жизнь мне дороже всего на свете. – встретились мы взглядами, и я сжала губы от волнения.

Донун прижал меня к себе, положив ладони на мои лопатки. Я вновь выпустила несколько слез, удостоверяясь, что он цел и невредим, и все трудное позади. Как же сладко ощущать его рядом! Как же я соскучилась по нему!

- Всё, пошли отсюда. – чмокнув меня в висок, подошел к чемодану он.

- Подожди, на улице слишком жарко. – я сняла с себя пиджак, под которым была легкая блузка, но всё равно невыносимо сковывающая тело. – Как ты думаешь, если я сниму брюки и пойду с голой задницей, меня арестуют?

- В первую очередь с голой задницей тебя никуда не выпущу я. – он снял и свой пиджак. По вечному стечению обстоятельств, мы были одеты в одном цвете, оба в белом. Сняв рубашку, он протянул её мне. – Надень, и тогда снимай.

Я скинула свой костюм и бросила его на пол, не собираясь тащить с собой. Донун впился глазами в моё обнаженное тело, но не подходил. Я гадала, не скоро ли по мне ещё станет заметно, что девочка в положении? Пока моя фигура вроде бы была на месте. Рубашка мужа оказалась по длине как раз подобна короткому платью. Мне вздохнулось легче.

Перекинув пиджак через плечо, с обнаженным торсом, катя в другой руке чемодан, набитый до отказа деньгами, Донун вышел в переулок первым, сощурившись от солнца, явившись, как герой голливудского детектива. За ним, как после ночи любви, в одной мужской рубашке вышла я. Наследники миллионного состояния, ничего не скажешь. Достав из сумочки солнечные очки, я водрузила их себе на нос. Живых душ по-прежнему вокруг почти не было. Только запах рыбы, нагретой от жары проточной воды, сырого дерева, да звуки проезжающих где-то неподалеку велосипедов и смеющихся детей.

- И куда идти? – муж пнул косточку от манго белоснежным носком туфли. Та отскочила в канаву для стока дождевой воды. Ряд разных, но с первого взгляда таких однотипных домов, безмолвствовал, покоясь под темно-бордовыми и зеленовато-коричневыми крышами. Мимо шли мужчины-китайцы.

- Мы приехали оттуда. – указала я налево, но всё равно обратилась к прохожим, поинтересовавшись, где можно поймать такси. Номеров телефона местных служб у нас с Донуном не было. Местные стали мне невнятно словами, и доступно жестами объяснять, как дойти до оживленной проезжей дороги. К счастью, слово «такси» было ясно кому угодно и где угодно. – Идём туда.

Улочки плутали, переходя снизу вверх, идя вдоль водоемов и уходя от них. По сторонам то появлялись лавочники, то вновь исчезало оживление. Но мне даже больше нравилось оставаться вдвоем на целой улице, по которой мы лениво плелись, фактически не задумываясь, в каком направлении движемся и как скоро нам куда-то нужно. Мы вышли на мощеный камнем проулок, особенно тихий, наполовину освещенный, а другой половиной уже ушедший в вечернюю тень. Оба мы понимали, что вечно идти за руку и наслаждаться обретением друг друга мы не можем. Пора было и поговорить о том, что тяготило, но, черт, как не хотелось этого начинать.

- И вообще, - решился Донун. – Я буду тебе указывать. Я же твой муж.

- Ты же знаешь… - не договорила я, и желая завершить всё, расставив точки над i и не желая баламутить воду, присмиревшую с таким удовольствием. Сказать, что «я ведь собиралась перестать быть твоей женой»? Или забыть обо всех ссорах, словно их и не было?

- Ты всё ещё думаешь о разводе? – опередил он меня, серьёзно посмотрев и сжав крепко мои пальцы в своих. Глядя на его любимые глаза, черты, обнаженный восхитительный пресс, честно говоря, я мало о чем думала. И в последнюю очередь о разводе. – Послушай, Сора…

Отпустив чемодан, на который повесил пиджак, он обнял меня посередине улицы, погладив по щеке и зацеловав каждый сантиметр моего лица.

- Зайка, любимая моя, лучшая моя девочка на свете, - закрыв глаза, я буквально втиснулась в него, так тесно прижавшись. – Пожалуйста, скажи, что ты хочешь, и я сделаю. Только останься. Прости меня за резкие слова, прости за то, что не дождался тебя, не заимев груза прошлого, в котором начередил ерунды. Не бросай меня, Сора.

Сама того не ожидая, я в очередной раз расплакалась, словно уменьшившись в его руках. Не бросать его? Да разве я смогу хоть день ещё прожить без него? Разве для меня не самое страшное оказалось быть без него, в чем я убедилась за эти сутки? Я постаралась улыбнуться, отстранившись от него, пока он вытирал мои слезы кончиками пальцев.

- Ладно, не брошу, - с наигранным пафосом задрала нос я, как щедрый меценат. Донун ответил мне улыбкой, зарывшись в моих локонах. – Да и, куда мне, в моем состоянии…

Теперь отстранился он, беспокойно на меня воззрившись.

- В смысле? – по его озабоченности я ещё раз убедилась, что он ничего не услышал из моих слов, обращенных к тому Джиёну. – Каком состоянии?

Собираясь с силами, я храбрилась. Ведь произнесенное обратно не заберешь. Не воробей, как говорится. Если Донун узнает о ребенке, то это насовсем. Насовсем, навсегда, навечно привяжемся мы друг к другу. Да, это именно то, что мне было нужно.

- Я беременна, Донун. – вымолвив это, я уставилась на него, желая видеть и запомнить его реакцию. Он стоял недвижимо. Мне показалось, что он не расслышал. – Ты станешь папой, беспечный засранец.

- Я… папой? – переспросил он, моргнув, наконец. – Но как… как? Давно?

- Меньше месяца… - он упал в белых брюках на дорогу, встав на колени, и схватился за мои бедра, прижавшись губами к моему животу. Я ахнула от неожиданности. Его прикосновение было очень чувственным, до дрожи. Даже руки завибрировали. Я опустила их на его голову. Донун ткнулся носом чуть ниже пупка, сквозь рубашку, не отпуская меня и не давая отодвинуться. – Ты что, плакать собрался?

- Нет, - сорванным голосом ответил он, и я услышала, что он еле сдерживается, чтобы не дать слабину. – Я не плачу. Я рад, просто рад, очень рад…