Страница 22 из 32
Лео впервые в горах ночью было так тепло. Он в принципе не был восприимчив к холоду и перепадам температур и давлений, но уют этого сна отличался просто от комфортного сна в одиночестве. Он сразу же почувствовал, что Заринэ проснулась, но поскольку она не шевелилась, не отпуская его, не смел пошевелиться и он. Как вести себя с ней дальше? Как объяснить ей, что к нему лучше не приближаться и не подходить, но так, чтобы не обидеть? Не умея останавливать чужих слез и не умея отговаривать от попыток самоубийства, Лео пошёл на поводу у Заринэ и взял её с ними. А если она будет угрожать убить себя при его отказе спать с ней? Воин почувствовал загнанность, тупик, глухую стену в которую уперся. Заринэ терять нечего и она отчаянная, поэтому воткнуть в себя нож ей труда не составит, а он не выдержит, если это будет из-за него. Если она будет приходить к нему, шантажируя собой, Лео ляжет с ней столько раз, сколько она попросит, и дело уже будет не в утихомиривании тигра. Дело будет в том, что он посчитает себя обязанным делать это. Приближать к себе девушку станет ещё одним его долгом, потому что это приносит ей радость и счастье, а дарить их и есть конечная цель всех подвигов «золотых». Помня кое-что из детства, достаточно, чтобы составить о нем представление и сохранить порожденные в нём комплексы и взгляды на поведение людей, Лео всегда испытывал некоторое отвращение к сексуальным утехам, к любым совокуплениям. Они были грязными, распутными и приносящими боль и несчастья. До определенного возраста он боялся даже представлять их, иначе накатывала тошнота, но постепенно пришла терпимость. В монастыре они изучали тантры и учителя-мастера так грамотно и культурно разъясняли суть физических наслаждений и удовольствий, что к Лео постепенно пришло осознание некоторой необходимости телесного слияния, однако при определенных условиях, и к условиям этим относилась единственная, чистая и взаимная любовь, связь души с душой, без которой ни один половой акт оправдать нельзя. Да и это было для других, не для него - для мирян, а он всё-таки воин-монах, или пусть даже теперь просто воин, но не обычный, а тот, что отказался от собственной жизни во благо человечества. Так было ли ему приятно этой ночью?
Ещё Лео не выносил женскую красоту. Неосознанно. Когда-то очень остро, а потом совершенно нераспознаваемо для себя. После травмы же он и вовсе перестал реагировать на различия во внешности женщин, да и встречал их крайне редко при образе жизни их троицы, на заданиях, где сплошные военные базы, пустыни и горы. Когда вырос в жестоком обращении восхитительных работниц борделя, невольно проведёшь нерушимую параллель между красотой и пороком, красотой и бездушием, красотой и лицемерием, продажностью. Никогда бы он не польстился накрашенной, ярко одетой, обворожительной девушкой, умеющей флиртовать и соблазнять. А Заринэ была яркой и красивой. Спасало её от отвержения мужчиной юность с сохраненной невинностью и наивностью. Если бы она позволила себе хоть грамм кокетства, то, сведя его с её эффектной и притягательной внешностью, Лео отстранился бы, задушив в себе большую часть жалости и сочувствия. Но, к счастью для неё, Заринэ понятия не имела, что такое кокетство и как можно завораживать мужчин искусственно. Естественная, дикая и неуправляемая тяга к Лео, замешанная на неосознанной влюбленности, простоте и прямоте желаний, выручили мусульманку и предоставили ей то отношение к ней воина, которое требовалось.
Лео продолжал лежать и думать о том, каковы были его телесные ощущения от произошедшего? Обычный мужчина, завоевав красивую девушку, получит удовольствие на ранних этапах чисто эстетическое, но, как было выяснено, боящийся и недолюбливающий где-то глубоко внутри женскую броскую красоту Лео от этого прийти в восторг не мог. Оставалось не обращать внимания на облик Заринэ и прислушиваться к ощущениям исключительно тактильным. Когда он смирился с позывом плоти и решил взнуздать зверя, то уже не мог остановиться, не только остерегаясь власти тигра над сознанием, но и потому что именно его восставшая плоть рвалась и просила продолжения. Да, Лео должен был согласиться, что испытанное впервые (то, что было в бане не считалось, он ничего не помнил), несмотря на моральный осадок, запустило какой-то химический процесс в нём, как наркотик, и теперь, лёжа впритык к податливой и заранее готовой на всё Заринэ, мужчина осознавал, что если не сдерживать себя, то руки потянутся под её юбки. Но после на душе вновь будет гадко.
- Эй, вы вставать будете или нет? – прозвучал на корейском голос Хонбина. Воспользовавшись его призывом, Лео скорее начал вылезать из-под одеял и оправлять одежду. Пристыженная девушка, не понявшая, что сказали, натянув на себя одеяло до носа, хотя под ним была закутана, как и прежде, во все необходимые наряды, развернулась к двум молодым людям, о которых фактически забыла. Хакён разводил маленький костер, устроив над ним котелок, в который утрамбовал снега, и заготовил его подкладывать ещё, чтобы вода натаяла до верха.
- Прекрасно, теперь я тоже хочу заниматься любовью! – произнес он, позёвывая. – Какого черта я шатаюсь тут в холоде и одиночестве? Давно пора завести по грелке с обеих сторон гор, и захватывать с собой, одну оттуда сюда, другую отсюда туда. – Лео, застигнутый врасплох, посчитал себя посрамленным, как новобрачная, чью простыню на утро осматривает родня. Бросившись подальше от Заринэ, он устремился куда-то прочь, не то чтобы умыться, не то чтобы принести хвороста для костра.
- Эн, ну что ты дрынчишь на тонких струнах этой ранимой души? – Бродяга проследил за исчезнувшим силуэтом Лео. – Мог бы сделать вид, что ничего не заметил.
- Чтобы он продолжал действовать украдкой, словно совершает что-то ужасное? Брось, Бин, ему давно пора было этим заняться, глядишь, к нему бы уже и речь вернулась… рычать-то, вон, всё громче умудряется.
- Хотя бы это ему в лицо не говори, - улыбнулся Хонбин. – Да, жалко его голос. Как раньше, бывало, пел под гитару!
- У его девчушки точно сердечко бы из груди выпрыгнуло, - глазами указал на Заринэ Эн.
- Думаешь, стоит называть её принадлежащей ему? Когда пройдём Тибет, мы расстанемся с ней, так что…
- Вряд ли, - Бродяга посмотрел на Хакёна с выразительным негодованием. Как это «вряд ли?» - Послушай… дело даже не в том, что она не захочет отвязаться от Лео, - Заринэ косилась на них, пытаясь причесать волосы под платком так, чтобы их никто не увидел, но ничего не могла понять. В ней стало зарождаться желание выучить их язык. Родной язык её мужчины, который хоть и утерял способность изъяснять на нем, но понимал его лучше, чем фарси. – Она нужна ему, Бин, подумай сам! Он никак не может очеловечиться до конца, а что поможет в этом лучше, как ни нормальная женщина, представительница людского рода? Вспомни, он и до взрыва не решился ни на что такое, а тут вдруг… Нет, нельзя взять и разорвать их случайно возникший союз. Девчонка делает его адекватней, поверь мне. И поставит его мозги на место окончательно, буду надеяться на это.
- Ты что, предлагаешь её тащить до самого Лога?! – изумился Хонбин.
- А почему нет?
- Это мужской монастырь! Там сейчас не меньше двадцати адептов…
- Бродяга, - со злопамятным укором покачал головой Хакён. – Ведь это ты, а не я, был свидетелем того, что иногда мужской монастырь способен нарушать правила. – Хонбин поджал губы. Он хорошо знал об этом, но считал, что ни к чему хорошему это не привело, то, что однажды туда впустили особу слабого пола. – Хенсок будет рад той, которая раскрыла перед Лео все краски жизни, - витиевато подтрунил Эн. – Как родной внучке.