Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 94



     20 июля честолюбивый игумен подписал ограничительную запись, через четыре дня переехал на митрополичий двор, а затем был посвящен в сан митрополита[1457].

     Наиболее важное значение имеет вопрос, какие боярские группировки стояли за спиной митрополита Филиппа и участвовали в его протесте против опричнины. Уточнить состав земской оппозиции, выступившей после собора, позволяет одно замечание Шлихтинга. По Шлихтингу, после освобождения фрондеров из тюрьмы «немного спустя он (царь.— Р. С.) вспомнил о тех, кто был отпущен, и, негодуя на увещание, велит схватить их и разрубить на куски»[1458]. Итак, участников выступления следует искать среди дворян и членов собора, подвергшихся казни в ближайшее время после роспуска собора.

     Можно установить, что из членов собора 1566 г. жертвами террора в 1567—1568 гг. стали, члены Боярской думы: конюший И. П. Федоров, боярин князь И. И. Турунтай-Пронский, окольничий М. И. Колычев, дворяне I статьи И. Б. и И. И. Колычевы, князья Ф. В. Сисоев и В. К. Курлятев, Г. И. Кафтырев, Ф. Р. Образцов, дворяне II статьи князь А. С. Бабичев, М. Г. Иванов, М. М. Лопатин, И. В.Мунтов-Татищев, А. И. Баскаков, А. Т. Зачесломский, казначей X. Ю. Тютин, дьяки И. И. Бухарин, И. Кузьмин, И. Юмин, П. Шерефединов, А. Н. Батанов, Бунков Второй, приказной П. Шестаков-Романов, гость А. Ивашов[1459].

         Факт участия земских бояр в выступлении фронды засвидетельствован Шлихтингом. По словам Шлихтинга, против опричнины выступили знатные лица, даже придворные самого царя[1460].

    Многие косвенные данные подтверждают предположение о том, что фронду возглавили названные выше земские бояре И. П. Федоров и князь И. И. Пронский, Колычевы и т. д. Укажем прежде всего на близкие отношения между ними и тремя казненными вождями фронды — князем В. Ф. Рыбиным, И. М. Карамышевым и К. С. Бундовым.

    Член собора дворянин II статьи К. С. Бундов происходил из худородной дворянской семьи[1461]. Своей карьерой Бундовы были обязаны исключительно службе в Конюшенном ведомстве. Степан Бунда-Быкасов служил государевым конюхом в 30-х гг. XVI века[1462]. Вероятно, по его стопам пошел и его сын К. С. Бундов, имя которого в разрядах отсутствует. Заметим, что еще в 60—70-х гг. среди начальных людей Конюшенного приказа числились «стремянные конюхи» П. Быкасов и А. Быкасов и «прикащик у лошадей» Я. Бундов-Быкасов. Все они владели поместьями по 200 четвертей и получали из приказа оклад до 15—20 рублей[1463]. По службе Бундовы были тесно связаны с боярами Челядниными, издавна возглавлявшими Конюшенный приказ. В 50—60-х гг. их патроном был конюший И. П. Федоров-Челяднин.

    И. М. Карамышев принадлежал к верхам уездного дворянства и присутствовал на Земском соборе как дворянин I статьи[1464]. А. А. Зимин указывает на связи между Карамышевым и Колычевыми[1465]. Можно установить давние связи Карамышевых с Конюшенным приказом. Так, А. В. и В. В. Карамышевы служили в ведомстве конюших-бояр в конце XV в.[1466]. Возможно, что эти давние связи род Карамышевых сохранил в XVI.в. В апреле 1566 г. И. М. Карамышев вместе с конюшим И. П. Федоровым поручился за опального князя М. И. Воротынского.

      Боярин и конюший И. П. Федоров был одним из немногих людей, неоднократно выступавших против царских репрессий. При самом деятельном его участии были освобождены из тюрьмы И. В. Большой Шереметев (март 1564 г.) и И. П. Яковлев-Захарьин (март 1565 г.), возвращен из ссылки удельный князь М. И. Воротынский (апрель 1566 г.).

      И. П. Федоров присутствовал на Земском соборе, но затем его карьера оборвалась. Многие признаки указывают на то, что во второй половине 1566 г. семью Федорова постигла катастрофа. Жена конюшего М. В. Челяднина никак не позднее июля — августа 1566 (7074) г. отказала Новоспасскому монастырю громадную родовую вотчину в Бежецком Верху, в которой было 1158 четвертей пашни и богатейшие угодья. Челяднины выговорили себе право пожизненного владения бежецкой вотчиной[1467]. Таким путем они пытались обеспечить себя на случай полной катастрофы.

      Представляется возможным проследить карьеру И. П. Федорова на протяжении многих десятилетий вплоть до времени выступления членов Земского собора против опричнины.. Последние службы его можно перечислить по дням и неделям. В январе—марте 1566 г. он руководил разменом Старицкого удельного княжества, 17 июня подписал приговор Боярской думы о литовском деле, затем участвовал в Земском соборе и 2 июля скрепил подписью соборный приговор[1468]. 17 июля конюший принял литовских послов и обсуждал с ними вопрос о размене пленных[1469]. Затем в его карьере наступает перелом. Его имя полностью исчезает из официальных документов. Спустя несколько месяцев Федоров оказывается в опале, на воеводстве в провинциальной крепости Полоцке[1470]. В связи с царской опалой в период между июлем 1566 г. и февралем 1567 г., Федорову грозила, по-видимому, та же участь, что и К. С. Бундову, Карамышеву и Рыбину. В начале 1567 г. литовское правительство тайно предложило Федорову убежище в Литве, указывая на то, что царь желал над ним «кровопроливство вчинити»[1471].

         Приведенные данные позволяют уточнить время крупнейшего выступления земской оппозиции против опричнины. Еще 17 июля боярин И. П. Федоров исполнял ответственные правительственные поручения. В ближайшие дни он, вероятно, был взят под стражу, после чего Филипп 20 июля публично отрекся от своих требований. Царь не желал, чтобы литовские послы были свидетелями его раздоров с земщиной и отложил казни на несколько дней. Как раз 17 июля он принял срочные меры к тому, чтобы выпроводить из Москвы литовских послов[1472]. Послы промешкали пять дней и 22 июля покинули русскую столицу. В ближайшие дни после их отъезда опричники подвергли экзекуции несколько десятков земских дворян. Приведенные факты, быть может, объясняют, зачем правительству понадобилось держать челобитчиков в тюрьме в течение пяти дней.

     Среди лиц, казненных опричниками, самым видным был князь В. Ф. Рыбин-Пронский, двоюродный брат влиятельного земского боярина и участника собора князя И. И. Турунтая-Пронского. Карьера Рыбина сложилась не слишком удачно. Он не дослужился до думного чина, вынужден был заложить часть вотчин[1473]. Иной была судьба Турунтая. Ко времени собора он достиг самых высоких ступеней военной и чиновной лестницы, имея за плечами тридцатилетний стаж военной службы и семнадцатилетний срок службы в Боярской думе. В. Ф. Рыбин был казнен в 1566 г., но и Турунтай ненадолго пережил своего брата. Через два-три года он был забит палками по приказу Грозного.

     Участниками земской оппозиции были, по-видимому, присутствовавшие на соборе Колычевы. На это указывает, во-первых, выступление против опричнины избранного в митрополиты Ф. Колычева и, во-вторых, последующие казни Колычевых.

     Репрессии опричнины против членов Земского собора в ближайшие годы после его роспуска обнаруживают одну интересную особенность. Их жертвами явились не только титулованная знать (боярин И. И. Пронский, его двоюродный брат князь В. Ф. Пронский, князь В. К. Курлятев и др.),. но в еще большей мере старомосковская знать (конюший И.П.Фёдоров, Колычевы) и связанные с ней верхи приказного мира и дворянства. Высшая титулованная знать была слишком ошеломлена и напугана ударами террора, последовавшими за введением опричнины. По этой причине инициатива антиопричного выступления на Земском соборе, по-видимому, принадлежала старомосковскому боярству и дворянству. Старомосковская знать возглавила земское правительство в тот период и явилась естественным выразителем давно зревшего в земщине недовольства.

1457

ПСРЛ, т. XIII, стр. 408.

1458

А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 39.

1459

В более поздний период, в 1570 г. казни подверглись следующие участники собора: боярин В. Д. Данилов, дворянин I статьи В. А. Бутурлин, дворянин II статьи П. Д. Софроновский, дьяки И. Юрьев, М. К. Вислого, печатник И. М. Висковатый, казначей Н. А. Фуников, дьяки В. Степанов, И. Булгаков, К- Румянцев, гость П. Цвиленев.

1460

А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 38. 

1461

По мнению А. А. Зимина, Бундовы происходили из несвободной великокняжеской челяди. (См. А. А. 3 и м и н. Земский собор, стр. 232).

1462



А. А. Зимин. Земский собор, стр. 232.

1463

См. Д. Н. Альшиц. Новый документ о людях и приказах опричного двора Ивана Грозного после 1572 года. — «Исторический архив»,т. IV. Изд. АН СССР, М.—Л., 1949, стр. 42—43.

1464

На соборе присутствовали И. М. и И. Ф. Карамышевы. Участником выступления, как установил А. А. Зимин, явился первый из них, И. Ф. Карамышев был жив еще в 1568 году. (См. А. А. Зимин. Земский собор, стр. 230). В годы Ливонской войны И. М. Карамышев был дворянским головой в полках (1560 г.), а затем воеводой в псковском пригороде Острове (1561 г.). (См. там же, стр. 231).

1465

В 1556 г. Ф. Колычев сделал вклад по В. А. Карамышеве в Троицкий монастырь. (См. А. А. Зимин. Земский собор, стр. 231, прим. 282).

1466

См. ДРВ, т. XIV, стр. 19; А. К. Леонтьев. Образование приказной системы управления в Русском государстве. Изд. МГУ, 1961, стр. 67—69.

1467

С. Шумаков. Обзор грамот коллегии экономии. Вып. I, М., 1899,. стр. 22.

1468

ДДГ, стр. 420, 422; Сб. РИО, т. 71, стр. 380.

1469

Сб. РИО, т. 71, стр. 414—417.

1470

По разрядам, конюший попал в Полоцк в 7075 г., т. е. не позднее осени 1566 г. — весны 1567 года. (См. Разряды, лл. 333 об, 336). В цитируемой Разрядной книге списки полоцких воевод 7075 г. фигурируют дважды.

1471

Послания Ивана Грозного, стр. 276, 444.

1472

Царь сказал послам «отказ» 17 июля, дав им срок «побыти на Москве до недели». Вопреки правилам, прощальная аудиенция во дворце состоялась до того, как были разрешены все вопросы. После аудиенции переговоры продолжались фактически еще три дня. Последнюю неделю приставы держали посольский двор на замке и внимательно следили, чтобы никто из членов посольской свиты и купцов не покидал литовского подворья. (Сб. РИО, т. 71, стр. 417, 420). Один из членов посольства купец Ганус пытался опротестовать действия пристава и спросил его, «зачем деи нас з двора не отпущаете, а ворот отворити не велити?». Ответ не удовлетворил его, судя по тому, что он стал «лаять» приставов «матерны». (Там же, стр. 424).

1473

В конце 50-х гг. Рыбин вынужден был заложить свою вотчину в Пошёхонье. (См. А. А. Зимин. Земский собор, стр. 231). Основные владения Рыбина располагались в Костроме, где он служил. (См. ТКТД, стр. 148). Кн. Рыбин был записан в Дворовой тетради также в списке дворян Рузского уезда.