Страница 75 из 94
Духовенство решительно воспротивилось введению книгопечатания с помощью датских лютеран. Теперь это затруднение было разрешено. Московские печатники взяли за образец православных «греков» и привезли оборудование из столицы православного патриарха Константинополя[1386].
Московские первопечатники кремлевский дьякон Иван Федоров и его помощник Петр Мстиславец имели некоторый опыт книгопечатания, «искусни бяху и смыслени к таковому хитрому делу; глаголют же нецыи о них, яко от самех фряг то учение прияста...»[1387]. ,19 апреля 1563 г. московская типография приступила к работе над знаменитым Апостолом. Издание первой, книги растянулось на целый год[1388]. Вторую свою книгу печатники выпустили после введения опричнины осенью 1565 года[1389].
Деятельность первопечатников вызвала осуждение косных невежественных церковников и их покровителей бояр. Духовенство считало книгопечатание еретическим новшеством. По словам современника Грозного француза Теве, московское духовенство опасалось, что «печатные книги могут принести какие-нибудь изменения в их убеждения и религию»[1390]. Возможность издания книг тысячными тиражами подрывала монополию духовенства на переписку церковных книг и грозила доходам церкви. О гонениях против первопечатников повествуют весьма разнообразные источники, как русские так и иностранные. Печатник Иван Федоров самым категорическим образом утверждает, что он вынужден был покинуть Русь из-за преследований со стороны бояр и духовенства.
«Сия же убо не туне начах поведати вам, — писал он, — но презелнаго ради озлобления, часто случающегося нам, не от самого того государя, но от многих начальник и священноначальник, и учитель, которые на нас зависти ради многие ереси умышляли... сия убо нас от земля и отечества и от рода нашего изгна и в ины страны незнаемы пресели» (курсив наш. — Р. С.)[1391].
Печатник прямо заявлял, что гонения на него исходили не от царя. По словам Флетчера, первые русские типографии были основаны «с позволения самого царя и к величайшему его удовольствию»[1392]. Иван щедрой рукой отпускал средства на строительство Печатного двора и жаловал деньгами типографщиков[1393].
В годы опричнины типография, стоявшая за Земским Двором в Кремле, осталась в ведении земской администрации[1394]. По свидетельству Федорова, его деятельность вызвала «презельное» озлобление многих «начальников» и «священноначальников», иначе говоря, земских бояр и духовенства. Земские начальники не могли открыто расправиться с печатниками, которым покровительствовал царь. Но они прибегали к различным уловкам. Теве упоминает о поджоге московской типографии «путем тонкого коварства и подставных лиц»[1395]. Книга Теве вышла во Франции в 1584 г. Спустя четыре года Москву посетил англичанин Флетчер, получивший аналогичные сведения о судьбе первой русской типографии. Сообщив о пожаре Печатного двора, он добавляет: об этом, «как полагают, постаралось духовенство»[1396].
Не желая раздражать церковников, царь Иван отказался от расследования обстоятельств, связанных с поджогом типографии, и под давлением духовенства согласился выслать-печатников из России, вследствие чего в работе московской типографии наступил почти двухлетний перерыв[1397].
Иван Федоров и его ученик Петр Мстиславец были отправлены в изгнание в Литву под благовидным предлогом. Литовский гетман Г. А. Ходкевич желал устроить православную типографию и просил царя прислать в Литву печатника[1398]. В 1566 г. в Москву прибыло великое посольство во главе с Ю. А. Ходкевичем, братом гетмана. По предположению Б. В. Сапунова, посол выполнил роль посредника в переговорах между Г. А. Ходкевичем и царем[1399]. Б. В. Сапунов обратил внимание на то, что Федоров по приезде в Литву был принят королем и его радой. Опираясь на некоторые общие сведения о занятиях короля в 1567—1568 гг., он пришел к выводу, что печатник мог получить аудиенцию, а следовательно, и выехал в Литву между январем и августом 1567 года[1400]. Представляется возможным уточнить время отъезда в Литву первопечатников. В июле 1567 г. царь и бояре направили гетману Г. А. Ходкевичу бранные послания, упрекая его в том, что «из христианина (он) стал отступником и лжехристианином»[1401]. За несколько месяцев до того на Руси был пойман литовский лазутчик с тайными грамотами, в которых Ходкевич призывал бояр изменить жестокому царю. Русское правительство, естественно, не могло отпустить печатников к Ходкевичу после разоблачения его интриг летом 1567 г. Русско-литовские отношения имели относительно дружественный характер, пока в Москве шли мирные переговоры с посольством Ю. А. Ходкевича. С августа 1566 г. до марта 1567 г. русско-литовская граница была закрыта из-за эпидемии чумы в пограничных уездах[1402]. Когда чума стихла и в Литву были посланы московские послы, русско-литовские отношения уже мало благоприятствовали отъезду Федорова[1403]. Возможно, что Иван Федоров покинул Москву вместе с литовскими послами в 1566 г. Если бы он замешкался, его отъезд был бы сначала сильно затруднен, а затем стал бы вовсе невозможен[1404].
Отъезд первопечатников был равносилен изгнанию. Их не спасло покровительство Грозного. Царь со всей своей опричниной не в силах был оградить Федорова от преследований со стороны земских бояр и духовенства. Эпизод с печатниками как нельзя лучше характеризует взаимоотношения царя с высшим духовенством и земской Боярской думой. Споры по поводу печатного дела и протестантов, переселенных на Русь, усугубили раздор между царем и духовенством. Но главные их разногласия касались другой проблемы. Такой проблемой было продолжение опричных репрессий и самое существование опричнины.
Освобождение многих десятков казанских поселенцев, прощение Воротынского и прочие уступки никого не удовлетворили.
Титулованная знать возмущалась тем, что в ссылке остались самые видные из опальных бояр и воевод. Те, кто заслужил прощение, были дотла разорены ссылкой. Они страшно негодовали на опричнину, не зная за собой никакой вины. Их возвращение в Москву ко времени собора значительно усилило недовольство в среде столичного дворянства. .
Опричные репрессии были направлены своим острием против титулованной аристократии, но они затронули также старомосковское боярство.
Возглавившая земскую Боярскую думу старомосковская знать тяготилась грубой и мелочной опекой со стороны опричного руководства и готова была поддержать требование об отмене опричнины. Боярская оппозиция представляла тем большую опасность в глазах монархии, что она впервые опиралась на поддержку многочисленной дворянской фронды.
Недовольство дворян вызвано было многими причинами. Кружок Адашева, отстаивавший программу дворянских реформ, подвергся подлинному разгрому и исчез с политической сцены. Умолк голос дворянских публицистов. Надолго отложены были попытки реформировать строй в интересах дворянства.
1386
В 1557—1562 гг. царь вел оживленную переписку с константинопольским патриархом. В августе 1561 г. Москву посетили послы патриарха, привезшие из Константинополя патриаршие грамоты. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 334). Типографское оборудование, закупленное на константинопольском рынке, было, скорее всего, итальянского происхождения. М. Н. Тихомиров обращает внимание на то, что в русской печатной практике утвердились специфические термины итальянского происхождения. (См. М. Н. Тихомиров. Начало книгопечатания, стр. 33).
1387
У истоков русского книгопечатания, стр. 200.
1388
У истоков русского книгопечатания, стр. 180.
1389
У истоков русского книгопечатания, стр. 184.
1390
См. Б. В. Сапунов. О прекращении деятельности первых типографий.— Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (Пушкинский дом), т. XII, М.—Л., 1956, стр. 434.
1391
У истоков русского книгопечатания, стр. 237.
1392
Д. Флетчер. О государстве русском, стр. 120—121.
1393
«В 30-е лето государьства его благоверный же царь повеле устроити дом от своея царские казны, идеже печатному делу строитися, и нещадно даяше от своих царских сокровищ делателем... Ивану Федорову да Петру Тимофееву Мстиславцу на составление печатному делу...» (См. У истоков русского книгопечатания, стр. 218).
1394
См. Г. Штаден. Записки, стр. 104.
1395
Б. В. Сапунов. Указ. соч., стр. 434.
1396
Д. Флетчер. О государстве Русском, стр. 121. М. Н. Тихомиров отметил некоторые несообразности в рассказе Флетчера. Во-первых, Флетчер писал, будто типография была основана в Москве «несколько лет назад», при покойном царе Иване. Во-вторых, ан утверждал, будто при пожаре совершенно сгорел станок с буквами, тогда как в действительности Федоров вывез шрифты и доски для гравюр в Литву. (См. М. Н. Тихомиров. Начало книгопечатания, стр. 34—35). К сожалению, М. Н. Тихомиров не учитывает свидетельства Теве, другого современника Грозного.
1397
В 1565 г. типография выпустила «Часовник» и стала готовиться к изданию «Псалтыри». В послесловии к «Псалтыри» было сказано, что эта книга печаталась по благословлению митрополита Афанасия. Следовательно, решение об ее издании было принято ранее мая 1566 г. Фактически же типография приступила к изданию «Псалтыри» только 8 марта 1568 г. Книги, увидевшие свет в 1568 г., печатались с помощью новых шрифтов, фактически в новой типографии. (См. М. Н. Тихомиров. Начало книгопечатания, стр. 38—39).
1398
М. Н. Тихомиров. Начало книгопечатания, стр. 38.
1399
См. Б. В. Сапунов. Указ. соч., стр. 436.
1400
Отправные моменты хронологических выкладок Б. В. Сапунова не вызывают возражении. В октябре 1565 г. Федоров завершил работу над. «Часовником» в своей московской типографии, а в июле 1568 г. работал над новыми изданиями в имении Г. А. Ходкевича в Литве.
1401
Послания Ивана Грозного, стр. 436.
1402
В августе чума опустошила Полоцк, в сентябре перекинулась в Смоленск, где свирепствовала до марта 1567 г. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 403, 404).
1403
К осени 1566 г. русские выстроили несколько замков на спорных землях в окрестностях Полоцка, что резко ухудшило отношения с Литвой, а затем привело к возобновлению военных действий. (См. ПСРЛ, т. XIII, ЮЗ, 405, 406).
1404
При русском бездорожье вывоз типографского оборудования неизбежно вызвал бы трудности, если бы Федоров решился ехать в одиночку. Трудности решались сами собой при условии, что имущество печатника было вывезено с посольскими обозами. В 1566 г. в литовском посольском обозе было 1289 лошадей. (См. Сб. РИО, т. 71, стр. 338, 497).