Страница 68 из 94
После введения опричнины и издания царского указа о казанской ссылке, расхищение земель коренного населения Среднего Поволжья приобрело еще более широкий размах. На этот раз правительство пустило в поместную раздачу значительный фонд государственных «черных» и дворцовых деревень, а также земли, «исстари» принадлежавшие татарам, чувашам и мордве. Все эти земли были переданы на поместном праве княжатам и детям боярским, сосланным на житье в Казанский край. В одном Казанском уезде переселенцы заполучили 10 сел, 3 сельца, 28 деревень и 10 пустошей, 525 крестьянских дворов. В их руки перешло около 14 тысяч четвертей пашни, а если считать вместе с перелогом и пашенным лесом, — более 23 тысяч четвертей пахотной земли[1255].
Очевидцы и современники опричнины довольно точно определяли ее смысл и значение. Так, Шлихтинг рассказывает, что после взятия Полоцка царь Иван стал подумывать, «как ему уничтожить своих приближенных, а особенно тех, кто отличался знатностью и древностью рода», и затем учредил опричнину, чтобы «уничтожить» знать[1256].
Видные опричные дипломаты Таубе и Крузе утверждают, что единственной причиной учреждения опричнины было то, что царь Иван «давно уже присматривался, как бы ему истребить самые благородные княжеские и дворянские роды»[1257].
Интересные сведения об опричных земельных переселениях сообщает английский путешественник Джильс Флетчер, побывавший в России в 80-х гг. XVI века. Его «Записки» свободны от крайней тенденциозности, которая отличает писания Шлихтинга, Таубе и Крузе.
Учредив опричнину, рассказывает Флетчер, Грозный провел такие меры, которые подорвали влияние «удельных князей»: «Овладев всем их наследственным имением и землями, лишив их почти всех прав и проч., и оставив им одно только название, он дал им другие земли на праве поместном (как оно здесь называется), владение коими зависит от произвола царя и которые находятся на весьма далеком расстоянии и в других краях государства, и этим способом удалил их в такие области, где бы они не могли пользоваться ни милостью, ни властью, не будучи тамошними уроженцами или хорошо известными в тех местах; почему теперь знатнейшие дворяне (называемые удельными князьями) сравнялись с прочими, с тою только разницею, что во мнении народа и относительно привязанности его к ним они стоят выше, и что во всех общественных собраниях они постоянно занимают свое первое место»[1258].
Проницательный наблюдатель, Флетчер весьма точно определяет направленность земельных мероприятий опричнины. Репрессии против Ростово-Суздальских, Ярославских и Стародубских княжат, ссылка многих из них на поместья в Казанский край и конфискация значительной части их родового землевладения нанесли страшный удар влиятельной боярской аристократии, многочисленным потомкам удельных династий Владимиро-Суздальской земли.
В опричнине получили продолжение репрессии против удельных князей, старомосковской знати и фрондирующих дворян.
В первую очередь действие новых порядков испытали на себе удельные князья Старицкие и их родственники. Жертвами опричнины стали члены княжеского рода Патрикеевых, ближайшей родни княгини Ефросиньи Хованской-Старицкой. К семье Патрикеевых принадлежали помимо Хованских также Куракины и Щенятевы. Патрикеевы пользовались большим влиянием в Боярской думе и занимали высшие воеводские посты. К началу опричнины четверо старших братьев Куракиных, носившие боярский титул, служили главными воеводами в четырех крупнейших крепостях России: Новгороде Великом, Пскове, Смоленске и Казани[1259]. Князь И. А. Куракин возглавлял правительство Углицкого удела с момента образования его в 1560 г. и до смерти слабоумного углицкого князя Юрия Васильевича в октябре 1563 г.[1260] Позже первый углицкий боярин попал на службу в Казань. Тотчас после введения опричнины царь вызвал князя И. А. Куракина из Казани и велел насильственно заточить его в монастырь[1261]. Одновременно боярин князь П. А. Куракин был отозван из Смоленска и «в опале» сослан на воеводство в Казань. Там он получил поместье. Вместе с ним в ссылку попал младший из Куракиных воевода князь Григорий[1262]. Есть основание предполагать, что одновременно с Куракиными «гонению» подвергся боярин князь П. М. Щенятев-Патрикеев[1263].
В начале опричнины Грозный окончательно завершил чистку правительства Старицкого княжества, удалив из него всех неблагонадежных лиц: князей Хованских, дворян Колычевых и т. д.
Санкции опричнины против Старицких завершились изгнанием князя Владимира Андреевича из его родового гнезда и ликвидацией Старицкого удельного княжения в его традиционных границах. В виде компенсации двоюродный брат царя получил из казны обширные владения в других уездах страны.
Старицкий должен был согласиться на обмен под давлением правительства. Но в некоторых отношениях мена носила почетный для него характер. В свое время Иван III отказал Дмитров старшему из удельных князей, своему второму сыну, тогда как Старицей владел младший удельный, пятый сын великого князя. В прочих отношениях променянные земли были примерно равноценными. Вопреки мнению ряда исследователей (С. Б. Веселовский, П. А. Садиков), Старицкое удельное княжение не сразу перешло в опричнину, и вначале было передано в ведение земщины[1264].
Царь Иван и его опричное правительство в обмене непосредственно не участвовали. Всю операцию должна была произвести земская Боярская дума, выделившая для этой цели специальную комиссию. В нее входили боярин и конюший И. П. Федоров, земский дворецкий боярин Н. Р. Юрьев, глава Казенного приказа Н. А. Фуников и глава Поместного приказа дьяк П. Михайлов. Правительство удела представляли новые старицкие «вассалы» боярин князь А. И. Нохтев-Суздальский, дворецкий С. А. Аксаков и дьяк Я. Г. Захарьев-Гнильевский[1265].
В течение января — марта 1566 г. земская комиссия осуществила последовательный обмен столицы удела, города Старицы, на город Дмитров, затем города Алексина на город Боровск и крупное село Мошок в Муроме и, наконец, города Вереи на Звенигород и Стародуб Ряполовский[1266].
Обмен удельных земель повлек за собой окончательный роспуск старого удельного двора князей Старицких. Основная масса Старицких вассалов, сидевшая на поместьях в Старице, Верее и Алексине, перешла на службу в государев двор. Новый двор Владимира Андреевича был укомплектован за счет помещиков Дмитрова, Боровска, Звенигорода и Стародуба. Что касается вотчинников, живших на территории прежнего и нового уделов, то они могли служить при царском или удельном дворе по своему выбору. Относительно этой категории вассалов в меновных грамотах царя со Старицким было сказано: «и тем людем служите государю царю... или которые похотят служите... князю Володимеру Андреевичу... волно где хто хочет»[1267]. Договор Грозного с удельным князем исходил, таким образом, из старинного правила, сложившегося в междукняжеских отношениях в период раздробленности: «а боярам и детям боярским и слугам промеж нас волным воля»[1268]. Дмитровские вотчинники могли перейти на службу в удел. Точно так же старицкие вотчинники, тянувшие теперь судом и данью к московскому правительству, могли служить князю Владимиру, сохраняя свои вотчинные владения в Старице. На практике обмен землями привел к массовому «отъезду» вотчинников Старицы и Дмитрова из удела. В царском архиве хранились длинные «списки-имяна детей боярских, которые приехали от князя Володимера Ондреевича и которых царь и великий князь взял у князя Володимера Ондреевича в свое имя»[1269].
1255
ЦГАДА, № 643, лл. 366—369. Пашня везде дана в пересчете на три поля.
1256
А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 16. (Курсив наш. — Р. С.).
1257
G. Hoff. Указ. соч., стр. 5., (Курсив наш. — Р. С.).
1258
Д. Флетчер. О государстве Русском, стр. 41 (Курсив наш. — Р. С.) К. Н. Бестужев-Рюмин совершенно произвольно предположил, что Флетчер имел в виду действие Уложения Грозного о княжеских вотчинах 1562 г., ограничившего права княжат на их вотчины. (К. Н. Бестужев-Рюмин. Русская история, т. II, СПб., 1885, стр. 261). С. М. Середонин указал на то, что, по известию Флетчера, меры Грозного шли гораздо дальше приговора 1562 г., ограничившего права княжат, но не отнимавшего у них родовых вотчин. (С. М. С е р е д о н и н. Сочинение Джильса Флетчера, как исторический источник, СПб., 1891, стр. 86). Середонин считал известие Флетчера достоверным в своей основе, хотя и не лишенным некоторого преувеличения. С. Ф. Платонов писал о «полной справедливости» слов Флетчера, но при этом указывал только на пересмотр землевладения и конфискацию княжеских вотчин, как следствие зачисления отдельных уездов государства в опричнину. (С. Ф. Платонов. Очерки, стр. 110). И только С. В. Рождественский, автор капитального исследования по истории служилого землевладения в XVI в., подверг сомнению сообщение Флетчера. Он писал: «Документальные источники нигде не говорят о насильственном обмене княжеских вотчин на поместья в других краях государства... Если фактическая сторона поземельной политики XVI в. передана Флетчером преувеличено и неправильно, то еще менее верно схвачена им основная цель этой политики». (С. В. Рождественский. Служилое землевладение, стр. 132—133). Подобная оценка земельной политики Грозного является ошибочной.
1259
Разряды, л. 317.
1260
Разряды, лл. 279—279 об.
1261
ПСРЛ, т. XIII, стр. 395.
1262
Разряды, л. 317 об.
1263
См. ниже, гл. V.
1264
См. С. Б. Веселовский. Последние уделы, стр. 108; П. А. Садиков. Очерки, стр. 168.
1265
ДДГ, стр. 423.
1266
ДДГ, стр. 422—424; ПСРЛ, т. XIII, стр. 400.
1267
ДДГ, стр. 422, 425. (Курсив наш. — Р. С.).
1268
Договор Василия III с удельным князем Ю. Дмитровским. 1531 г.— ДДГ, стр. 417.
1269
Описи царского архива, стр. 39 (Курсив наш. — Р. С.).