Начало опричнины

     Падение Полоцка было крупнейшим событием Ливонской войны. Русская армия заняла ключевую крепость на Западной Двине, в устье которой находился крупнейший ливонский порт Рига. Успешное наступление в Литву царь намерен был использовать, чтобы продиктовать литовцам условия мира и добиться от них уступок в Ливонии. На первых порах расчеты Грозного как будто бы начали оправдываться. 21 февраля в царский лагерь под Полоцком прибыли литовские послы с предложением о мире. Войска были утомлены осадой, и царь поспешил заключить перемирие, продолжавшееся в течение почти целого года. В марте дворянское ополчение вернулось из Полоцка в Луки, откуда было распущено по домам[723]. Во вновь завоеванной крепости оставлены были воеводами князь П. И. Шуйский, герой полоцкой осады князь В. С. Серебряный и родня Басманова 3. И. Плещеев.

    Победоносный поход на Полоцк упрочил престиж и влияние правительства Грозного, которое тотчас после завершения похода стало готовить новые репрессии против недовольных бояр[724].

    С началом русско-литовской войны власти все чаще подвергали преследованиям членов боярской оппозиции и дворянской фронды. В дни осады Тарваста в 1561 г. литовский гетман Радзивил обратился к тарвастским воеводам кн. Т. А. Кропоткину, кн. М. Путятину и Г. Трусову с предложением изменить «окрутному и несправедливому государю» Ивану и перейти на королевскую службу, «з неволи до вольности»[725]. Царь подозревал, что его воеводы сдали Тарваст вследствие увещеваний гетмана, и по возвращении их из литовского плена велел расследовать их прошлое и родственные связи. В царском архиве хранилось «дело Тарваское про тарваское взятье, как приходил под Тарвас троетцкой воевода и сыск детей боярских родства, которые были в Тарвасе во взятье»[726]. После розыска опальные воеводы были засажены в тюрьму, их вотчины и поместья конфискованы[727]. Князь Кропоткин и его друзья сидели в тюрьме около года. Во время похода на Полоцк царь «пожаловал» их и велел освободить, «вымать» из тюрьмы[728].

    Количество «изменных» дел, подобных тарвастскому, заметно возросло в годы русско-литовской войны. В начале полоцкого похода на сторону литовцев перешел знатный дворянин Б. Н. Хлызнев-Колычев, предупредивший врагов о грозившей им опасности[729]. В дни похода, при остановке в Невеле (19—20 января 1563 г.) царь собственноручно казнил князя И. Шаховского-Ярославского[730]. Сразу после окончания Полоцкого похода в Литву отъехал служилый (удельный) князь Кудадек (Александр) Черкасский[731]. После 21 февраля 1563 г. к литовцам перебежал дворянский голова князь Г. К. Черкасский[732].

    Среди многочисленных измен и заговоров наибольшую тревогу правительства вызвало дело о заговоре стародубских воевод. В начале марта 1563 г. к царю в Великие Луки была привезена вестовая отписка от смоленского воеводы М. Я. Морозова, бывшего члена Избранной рады. Отписка М. Я. Морозова, сохранившаяся в книгах Разрядного приказа, лишена тенденциозности, неизбежной при летописной обработке. «Прислал к ним, — писали смоленские воеводы, — казачей атаман Олексей Тухачевский литвина Курняка Созонова, а взяли его за пяти верст от Мстиславля, и Курьянко сказал: король в Польше, а Зиновьевич (литовский воевода.— Р. С.) пошел к Стародубу в чистой понедельник (21 февраля 1563 г. — Р. С.) и с ним литовские люди изо Мстиславля, из Могилева, из Пропойска, из Кричева, из Радомля, из Чечерска, из Гоим, а пошел по ссылке стародубского наместника — хотят город сдати»[733].

    По Разрядам, в Стародубе служили наместник князь В. С. Фуников-Белозерский и воевода «для осадного времени» И. Ф. Шишкин[734]. Родня Адашева Шишкин был единственным из Ольговых, дослужившимся до воеводских чинов[735]. По словам Курбского, «сродник Алексеев» был «муж воистинну праведный и зело разумный, в роде (Ольговых.— Р. С.) благороден и богат»[736].

    Царь придал отписке Морозову самое серьезное значение и «наспех» на подводах послал в Стародуб воеводу Д. Г. Плещеева, родню Басманова[737]. Заподозренные в измене стародубские воеводы Шишкин и Фуников были арестованы и под конвоем отправлены в Москву. Началось расследование, которое привело к аресту почти всех родственников бывшего главы правительства А. Адашева. Под стражу были взяты окольничий Д. Ф. Адашев, его тесть П. Туров, воевода А. П. Сатин, шурин А. Ф. Адашева и т. д.[738]

    Суд над стародубскими изменниками наэлектризовал политическую атмосферу до крайних пределов и вызвал первую крупную вспышку террора.

    В дни, когда был раскрыт стародубский «заговор», боярин князь Курбский получил назначение- на воеводство в Юрьев, что означало для него почетную ссылку. Прежде чем отправиться в Юрьев, Курбский заехал за семьей в Москву. Там он виделся со своим приятелем П. И. Туровым, вскоре арестованным по делу о стародубской измене[739]. Туров рассказал боярину о своих мрачных предчувствиях и «исповедал» ему «видение божественное дивное..., проповедающее (ему. — Р. С.) смерть мученическую...»[740]. Через месяц «видение» сбылось: тесть Адашева сложил голову на плахе. Туров погиб примерно в одно время с И. Ф. Шишкиным. Тогда же казни подверглись брат А. Ф. Адашева — окольничий Д. Ф. Адашев с сыном Тархом и Алексей, Федор и Андрей Сатины с семьями[741].

Розыск о стародубском заговоре положил начало длительной цепи репрессий против уцелевших членов кружка А. Ф. Адашева и приверженцев Сильвестра.

   Многие сторонники павшего правительства понимали роковое значение «стародубского дела» и старались помешать готовившейся расправе с адашевскими родственниками. К числу лиц, пытавшихся заступиться за «изменников», принадлежал, по-видимому, боярин князь А. М. Курбский[742]. Сразу после Полоцкого похода он попал в опалу и был сослан на воеводство в Юрьев[743]. По пути к месту назначения Курбский заезжал в Псково-Печорский монастырь, где долго беседовал со старцем Васьяном и игуменом Корнилием. Весною 1563 г. опальный юрьевский воевода обратился к Васьяну с посланием. Он испрашивал у старца помощи и заступничества[744]. «И многожды много вам челом бью, — писал он,— помолитеся о мне окаянном, понеже паки напасти и беды от Вавилона на нас кипети многи начинают»[745]. Упоминание о Вавилоне имело аллегорическое значение. В повести о Вавилонском царстве, получившей распространение на Руси в конце XV—XVI вв., обосновывалась идея преемственности царской власти в Византии от повелителя Вавилона[746]. Под напастями и бедами «от Вавилона» Курбский подразумевал гонения со стороны царя.

723

ПСРЛ, т. XIII, стр. 365.

724

Шлихтинг. Новое известие, стр. 16.

725

Свое предположение гетман подкреплял ссылкой на произвол и жестокость царя Ивана: «Да которые вас самих, жены и дети ваши Иван Васильевич, бездушный государь ваш, великий князь московский, — писал он, — прислушает безо всякого милосердия и права, а з неизбежною опалою своею горла ваша берет и брати завжды, коли похочет, может» и т. д. (См. Сб. РИО, т. 71, стр. 235).

726

Описи царского архива, стр. 41. (Курсив наш. — Р. С.)

727

«..А поместья их и вотчины велел государь поймать и в роздачу роздать». (Разряды, л. 279).

728

Разряды, л. 279.

729

ПСРЛ, т. XIII, стр. 350.

730

Курбский. Сочинения, стр. 284—285; Витебская старина, т. IV, стр. 47. Несколько раньше, во время остановки в Можайске летом 1562 г. царь подверг опале и бросил в тюрьму князя И. Ф. Гвоздева-Ростовского, служившего оруженосцем «у большого копья». (См. Разряды, л. 288). Гвоздев участвовал в Астраханском походе 1554 г. и в качестве личного гонца постельничего И. М. Вешнякова привез в Москву весть о падении Астрахани. (Там же, л. 209 об).

731

Сын западночеркасского князя Сибока князь Александр провел на Руси семь лет, воспитывался при дворе Грозного. Во время полоцкого похода княжич исполнял службу второго оруженосца у большого копья. (См. Витебская старина,   т. IV, стр. 39).

732

Витебская старина,  т. IV, стр. 51, 53, 56, 62. В апреле 1563 I, царь наказал своему послу в Крыму выяснить причины отъезда черкесских князей и добиться их возвращения на Русь. Царский наказ гласил: «И что Олешкино (А. С. Черкасского. — Р. С.) царю... и всей Руской земли измена, о том ему о всем проведывати про Олешку и про князя Гаврила Черкасского подлинно». (ЦГАДА. Крымские дела, № 10, л. 57 об).

733

Витебская старина,  т. IV, стр. 65  (Курсив наш. — Р.С.)

734

Разряды, л. 282 об. На воеводских   службах кн. Фуников провел более двадцати лет. Он служил воеводой в Василеве (1549 г.), городничим в Казани (1553 г.), воеводой в Чебоксарах (1555 г.) и т. д. (Разряды лл. 169, 201, 220 об).

735

В 1551 году И. Ф. Шишкин ездил в Москву из Свияжска в качестве гонца от окольничего Ф. Г. Адашева. Незадолго до того он был зачислен в тысячу лучших слуг в III-й статье из Галича. В 1553 г. Шишкин руководил поисками серебряных руд на Севере. «Прислал царь князь великий, — рассказывает холмогорский летописец, — Ивана Федоровича Шишкина на Двину, а здесь людей взели итти на Цилму руду копали; он же шед и руду копал и недоброе бысть». (См. Я. С. Л у р ь е. О неизданной Холмогорской летописи. — Сб. Исследования по отечественному источниковедению. Изд. АН СССР, М., 1964, стр. 455). В 1560 году Шишкин служил вторым воеводой в небольшом Апсельском городке. (ПСРЛ, т. XIII, стр. 162; ТКТД, стр. 70; Разряды, л. 270 об

736

Курбский. Сочинения, стр. 278.

737

Вдогонку Д. Г. Плещееву были направлены еще несколько воевод, среди них С. А. Аксаков. Плещеев назначен был в Стародуб «воеводой на вылазке», остальные дворяне—воеводами «для осадного дела». (См. Витебская старина, т. IV, стр. 65).

738

А. П. Сатин служил вторым воеводой в Мценске в 1560 г. (Разряды, л. 267). П. Туров присутствовал на приемах литовских послов в Кремле в декабре 1558 г. и январе 1560 г., а затем служил писцом в Н. Новгороде. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 594, 601; С. Б. Веселовский. Исследования, стр. 458).

739

П. И. Туров записан в списки дворовых детей боярских по Костроме. В основном тексте Дворовой тетради ошибочно напечатано - П. И. Гуров. (См. ТКТД, стр. 149, прим. 2).

740

Курбский. Сочинения, стр. 278.

741

Курбский приводит довольно сбивчивую хронологию репрессий против родни Адашевых. По его словам, Д. Ф. Адашев и Туров погибли «по летех двух, або трех» после казни Шишкина, т. е. самое раннее весной 1565 г. или даже в 1566 г. В то же время он сообщает, что виделся с Туровым за месяц до казни последнего. Это могло произойти лишь весною 1563 г., когда Курбский последний раз побывал в Москве. Затем он уехал в Юрьев, откуда бежал в Литву. Указание Курбского надо понимать иначе. Казни произошли через два-три года после начала великих гонений, т. е. после 1560 года. (См. Курбский. Сочинения, стр. 278). В синодике Сатиных записаны «убиенные» Алексей, Варвара, Андрей, Иван, Неронтий, Макарий и Ферапонт. (См. С. Б. Веселовский. Исследования, стр. 442).

742

Царь Иван не раз заявлял, что рассматривает ссылку Курбского как наказание за согласие его с изменниками. «Зла же и гонения безлепа от мене не приял еси, — писал Иван Курбскому, — и бед и напастей на тебя не подвигли есми; а кое и наказание малое бывало на тебя и то за твое преступление, понеже согласился еси с нашими изменники». (Послания Ивана Грозного, стр. 54).

743

Витебская старина, т. IV, стр. 66. Вместе с Курбским в Юрьев были назначены его зять кн. М. Ф. Прозоровский, кн. А. Д. Дашков, М. А. Карпов и Г. П. Сабуров. Под их начальством было 355 детей боярских из Новгорода и 110 из Юрьева. Курбский должен был явиться в Юрьев к Вербному воскресенью, т. е. к 3 апреля 1563 года. (Там же.).

744

Подробнее о датировке письма см. Р. Г. Скрынников. Курбский и его письма в Псково-Печорский монастырь.—ТОДРЛ т. XVIII АН СССР, М.—Л., 1961, стр. 102—103.

745

Курбский. Сочинения, стр. 381.

746

См. М. О. Скрипиль. Сказание о Вавилоне-граде. — ТОДРЛ, т. IX, Изд. АН СССР, М.—Л., 1953, стр. 142—144.