Страница 11 из 94
Сказание Курбского о «новоизбиенных мучениках» представляет собой памфлет во многом более тенденциозный, нежели памфлеты иноземных авантюристов. Пользоваться им можно лишь после самой строгой критики и сопоставления с другими источниками.
Исключительный интерес для истории опричнины представляют Послания Ивана Грозного к Курбскому и другим лицам. Послания опубликованы Д. С. Лихачевым и Я. С. Лурье и снабжены переводом и обширными комментариями, имеющими самостоятельное научное значение[185]. Изданию предпослан подробный археографический обзор. Отдельным разделом в сборник включены Послания в Литву главных земских бояр Бельского, Мстиславского, Воротынского и Федорова. В литературе давно высказывалось предположение, что именно царь был автором боярских грамот[186]. В новейшее время подобное предположение убедительно аргументировал Я. С. Лурье[187]. Он отметил, что тексты Посланий, формально принадлежащих различным лицам, на протяжении многих страниц сходны между собой. Многие выражения и цитаты «боярских грамот» дословно совпадают с выражениями подлинных посланий Грозного. Общий стиль грамот также обнаруживает руку царя, любителя и мастера «грубианской» полемической литературы[188]. Указанные соображения представляются нам справедливыми, но лишь по отношению к грамотам Бельского, Мстиславского и Воротынского. Эти грамоты во многом повторяют и продолжают друг друга. Все они были подписаны в Москве в то время, когда там находился царь, между 2 и 27 июлем 1567 г. Грамоты боярина И. П. Федорова не связаны текстологически с посланиями московских бояр и заметно отличаются от них своей краткостью, сдержанным тоном и наличием сугубо интимных мотивов, полностью отсутствовавших в московских посланиях[189]. «А ведь же, государу, — писал Федоров польскому королю, — я уже человек при старости... немного жити... Чему же треба тебе по моей старости?»[190]. Подобные строки, очевидно, не могли быть сочинены никем, кроме самого Федорова. Заметим также, что Федоров написал свои грамоты в Полоцке 6 августа 1567 г., в то время, как царь находился в Москве.
Приведенные соображения позволяют оспаривать предположение, будто автором полоцких посланий боярина Федорова был царь Иван.
Духовное завещание Грозного наряду с его письмами принадлежит к числу интереснейших памятников периода опричнины. Источник этот давно введен в научный оборот, но доныне использование его затруднено вследствие двух обстоятельств. Прежде всего, завещание сохранилось в единственной, очень испорченной, поздней копии. Помимо того, в его тексте отсутствует точная дата[191].
Академик С. Б. Веселовский посвятил царской духовной обстоятельное исследование. По его мнению, Грозный составил свое завещание не ранее апреля — мая 1572 года. В тексте духовной упомянуты имена царицы Анны Колтовской и митрополита Антония, но помолвка царя с Анной состоялась в апреле 1572 г., а Антоний занял митрополичий престол через месяц[192]. По предположению С. Б. Веселовского, завещание появилось в дни татарского вторжения летом 1572 г., когда Иван вынужден был спасаться от неприятеля в Новгороде и испытывал смертельную тревогу за свою судьбу. Вследствие этого завещание проникнуто тревожным настроением и мрачными предчувствиями. «Подводя итог, — пишет С. Б. Веселовский, — можно сказать, что завещание было написано в промежуток между началом июня и по 6 августа, когда царь... жил в Новгороде в тревожном ожидании исхода неминуемой кровавой схватки его воевод с татарами. Для правильного понимания духовной царя Ивана этот довод имеет очень существенное значение...»[193]. 6 августа 1572 г. Иван узнал о разгроме татар. Воспрянув духом, он забыл о своем завещании, которое так и осталось черновым наброском, не получившим юридической силы.
По сравнению с аргументами фактическими аргументы психологического порядка могут иметь лишь второстепенное значение. Анализ практических распоряжений завещания показывает, что духовная не могла быть составлена в течение двух месяцев. Так, в тексте духовной мы находим три противоречивых распоряжения относительно удела князя М. И. Воротынского, явно относящиеся к различным периодам времени.
В одном месте духовной Иван признает за Воротынским права на родовой Новосильско-Одоевский удел «со всем по тому, как было изстари» и наказывает сыну не «вступаться» во владения удельного князя[194]. Второе распоряжение Грозного решительно противоречит первому и содержит указание на конфискацию Новосильского удела и передачу Воротынскому города Стародуба: «А что есьми был пожаловал князя Михаила княжь Иванова сына Воротынского старою его вотчиною..., и аз ту вотчину взял на себя, а князю Михаилу дал есьми в то место вотчину, город Стародуб Ряполовской» и т. д.[195]. В тексте завещания мы находим еще одно распоряжение Грозного, которое исключает два первых. Иван завещает наследнику-сыну «город Стародуб Ряполовский, ...село Княгинино, что было за Воротынским в Нижегородском уезде»[196].
Трудно предположить, чтобы указанные взаимоисключающие распоряжения могли быть включены в текст духовной одновременно, на протяжении двух месяцев, пока царь был в Новгороде, а Воротынский оборонял Москву. Обнаруженное противоречие объясняется, по-видимому, наличием в тексте завещания разных слоев, относящихся к различным периодам времени.
Известно, что правительство вернуло Воротынскому родовой удел в апреле — мае 1566 г.[197]. В то время царь объявил повсюду, что он пожаловал Воротынского «по старому и вотчину его старую, город Одоев и город Новосиль ему совсем отдал и больши старого»[198]. Воротынский именовал себя «державцем Новосильским» еще в июле 1567 года. При неизвестных обстоятельствах царь сделал распоряжение о конфискации Новосильского уезда и передаче Воротынскому Стародуба. Был ли образован Стародубский удел в действительности или распоряжение царя осталось неосуществленным проектом? Некоторые обстоятельства свидетельствуют в пользу первого предположения. Во-первых, в завещании прямо указывалось на выдачу Воротынскому «меновных грамот», «а ведает ту вотчину (Стародуб. — Р. С.) князь Михайла по меновным грамотам»[199]. Во-вторых, по «меновной грамоте» Воротынский получил Стародуб и «в Нижегородском уезде село Княгинино». Но еще в начале XVII в. сыну Воротынского принадлежало «в Нижнем село, четвертная пашня неведома»[200]. С большой долей вероятности это необмерянное село можно отождествить с упомянутым выше селом Княгининым. Правительство произвело принудительный обмен Новосильского удела на Стародубский не ранее октября 1569 г. (до этого времени Стародуб находился во владении князя Старицкого) и, вероятно, не позднее августа 1572 г. (после победы на Молодях Воротынский попал в милость, получил высший титул слуги, атрибут удельного владыки и т. д.). Но Воротынский недолго владел Стародубом. В июле 1573 г. он подвергся царской опале и погиб, после чего Стародубское удельное княжество было окончательно ликвидировано.
Противоречивые распоряжения царской духовной отражают различные моменты истории удельных владений Воротынских в период между 1566 и 1573 гг. Они опровергают предположение, будто царская духовная могла быть составлена в двухмесячный срок и позволяет обнаружить в тексте духовной наслоения различных лет.
185
Послания Ивана Грозного. Подготовка текста Д. С. Лихачева и Я- С. Лурье. Перевод и комментарии Я. С. Лурье. Под ред. В. П. Андриановой-Перетц. Изд. АН СССР, М.—Л., 1951.
186
См. Н. М. Карамзин. История, т. IX, прим. 181; С. М. Соловьев. История, кн. II, стр. 169; И. Н. Жданов. Сочинения, т. I, стр. 125.
187
Я. С. Лурье. Археографический обзор посланий Ивана Грозного.— Послания Ивана Грозного, стр. 575.
188
Я. С. Лурье. Археографический обзор посланий Ивана Грозного.— Послания Ивана Грозного, стр. 575.
189
В московских посланиях Бельского, Мстиславского и Воротынского текст совпадает на протяжении многих страниц, но зато отличается от текста полоцкого послания Федорова:
Послания Бельского и Мстиславского к королю
«И мы твои листы вычли и вразумели гораздо. И как ты, брат наш, писал... ино так делают прокураторы, и фалшеры и лотры, а великим государем не подобает того уделывати» и т. д. (См. Послания Ивана Грозного, стр. 242—243, 250—251; в послании Воротынского текст тот же, с несущественными изменениями. Там же, стр. 259).
«Видиши ли, яко везде убо несвободно есть, и тое твое письмо далече от истины отстоит? И то ли самовластно» и т. д. (Текст совпадает в трех посланиях. Там же, стр. 252, 261; в послании Бельского добавлено обращение «брате». Там же, стр. 244).
Послание Федорова к королю
«И мы тот твой лист вычли и вразумели гораздо. Ино годитца ли тебе, такому государю великому, фалшерным обычаем и лотровским з рукою своею государскою такие безлепицы посылати?». (Послания Ивана Грозного, стр. 274).
(В послании Федорова абзац отсутствует).
В конце московских посланий в текст включен абзац относительно устного поручения Козлову. Абзац полностью совпадает в трех московских посланиях, но отсутствует в полоцком послании. (См. Послания Ивана Грозного, стр. 246, 254, 264).
190
Послания Ивана Грозного, стр. 274, 275 и др.
191
См. Духовные и договорные грамоты великих н удельных князей XIV—XVI вв. Подготовил к печати Л. В. Черепнин. М.—Л., 1950, стр. 444.
192
С. Б. Веселовский. Духовное завещание Ивана Грозного.— Исследования, стр. 304.
193
С. Б. Веселовский. Исследования, стр. 306.
194
ДДГ, стр. 435.
195
ДДГ, стр. 444.
196
ДДГ, стр. 437.
197
До опалы в 1562 г. совладельцами Новосильского удела были князья М. И. и А. И. Воротынские. Вскоре младший из братьев умер. Старший назван в царской духовной единственным владельцем княжества.
198
Сборник Русского исторического общества (РИО), т. 71, СПб., 1892, стр. 345.
199
ДДГ, стр. 444.
200
Докладная выпись 121 (1613 г.) о вотчинах и поместьях. ЧОИДР, 1895, кн. I, отд. I, стр. 1.