Источник

– Он когда-нибудь был в Израиле?

– Нет.

– Я читала о его пожертвованиях. Пятьдесят тысяч на посадки деревьев. Полмиллиона на школу делового администрирования. А сколько на раскопки? Треть миллиона?

– Он достаточно щедр, как мог бы сказать англичанин.

– Почему он это делает? Тем более что он тут не бывал.

– Он типичный представитель многих американских евреев. Приходит день, и он говорит: «В Германии я был бы мертв. В Америке у меня семь магазинов. И если не помогу Израилю, то я подонок».

– Чистая благотворительность? – поинтересовалась Веред. – Но ведь у него нет особой тяги к сотрудничеству с нами.

Куллинейн засмеялся:

– Когда он увидит, как успешно развивается эта страна… ее дороги, больницы… он все поймет. А то ему кажется, что он подкармливает несчастных в гетто.

– Как он выглядит?

– А как ты думаешь?

– Сколько ему лет?

– Вот это я тебе могу сказать. Сорок четыре.

– Женат?

– Нет.

– Он унаследовал деньги от отца?

– Ему досталось четыре магазина. Остальное он сделал сам.

– Насколько я понимаю, это большой человек, – сказала Веред. – Агрессивный, книг не читает, но уважает таких, как ты, профессоров колледжа. Должно быть, он придерживается широких взглядов, иначе никогда бы не пригласил католика на эту работу.

– Ты это имела в виду, когда сказала, что никогда не выйдешь замуж за нееврея?

– Конечно. В нашей семье есть история, которая ставит все точки над «i». Когда мы перебрались из России в Германию, моя тетя захотела выйти замуж за арийца.

– Что бы это ни значило…

– В ее случае это значило присутствие светловолосого, голубоглазого пруссака с хорошим университетским образованием. В нашей семье начался сущий ад, но рассудительнее всех оказалась бабушка. «Для любого мужчины семейная жизнь – это уже испытание, а потому с течением времени их не следует подвергать искушению избавиться от жены только потому, что она еврейка. У них и так будет для этого достаточно других причин». Отец сказал, что все поднимут бабушку на смех, а тетя, рыдая, спросила: «С чего вы взяли, что Отто решит расстаться со мной лишь потому, что я еврейка?» И бабушка объяснила: «Может прийти день, когда Германия заставит своих мужчин бросить еврейских жен». Тетя продолжала обливаться слезами, но за Отто так и не вышла. Он женился на другой еврейской девушке, но в тысяча девятьсот тридцать восьмом году был вынужден развестись с ней, и бедняжку отправили в концлагерь. Конечно, и моей тете пришлось оказаться в том же лагере. Но она попала туда вместе с мужем.

– Ты думаешь, что и в Америке может наступить время, когда мне прикажут расстаться с тобой лишь потому, что ты еврейка?

– Я не ломаю себе голову над отдельными случаями, – ответила Веред. – Просто я знаю, что мудрая старая бабушка оказалась права.

Когда самолет совершил посадку, можно было безошибочно определить, кто из пассажиров Пол Зодман. Первыми появились обычные американские и французские бизнесмены. Следующим возник пожилой мужчина, обвешанный фотокамерами, однако ни у кого даже мысли не возникло, что Зодман будет тратить время на визуальные свидетельства о тех местах, где он побывал, поскольку его главным образом заботило то, куда он отправится дальше. Появились два могучих мускулистых человека, но в них чувствовалось отсутствие интеллекта. Вслед за ними последовали трое или четверо, среди которых мог быть и Зодман, но все они были небрежно одеты. И лишь затем на трап ступил худощавый мужчина примерно пяти футов и восьми дюймов роста, в темно-синем английском костюме консервативного покроя, загоревший не под солнцем, а под кварцевой лампой в салоне. Он с удовольствием осмотрел все, что открылось его глазам, и сбежал по трапу навстречу Куллинейну.

– Джон! Вам не стоило ехать встречать меня…

Но упаси боже, если бы Джон не встретил хозяина!

– Это доктор Бар-Эль, наш специалист по керамике, – представил Куллинейн Веред. Он знал, какое впечатление на бизнесменов производит титул «доктор»; они поносили профессоров, но сотрудничать хотели лишь с докторами. – Это доктор Илан Элиав. А это наш лучший из всех эксперт Джемал Табари, Оксфордский университет.

Название университета тоже произвело на бизнесмена соответствующее впечатление.

Отступив на шаг, Пол Зодман окинул взглядом свою команду – трое симпатичных загорелых мужчин и красивая женщина – и сказал:

– Вы подобрали прекрасную группу. Надеюсь, они знают свое дело.

– А вы поспрашивайте их, пока я займусь вашими чемоданами.

– Всего один, – уточнил Зодман, протягивая Куллинейну билет. – Пижама и разная мелочь.

Это тоже доказывало, что они имеют дело с Полом Зодманом. Куллинейн знал: большинство обыкновенных путешественников обременяют себя огромным количеством багажа. Когда Куллинейн получил чемодан, тот оказался одним из тех супердорогих изделий, которые практически ничего не весят. Из интереса он попросил сотрудника «Эль Аль» поставить его на весы, и со всем содержимым тот не потянул и на девятнадцать фунтов. Двое евреев из Нью-Йорка с трудом волокли семь чемоданов, которые весили около двухсот фунтов.

По пути к раскопкам Зодман выразил желание первую часть дороги проделать в компании Элиава и Табари, а вторую – с Бар-Эль и Куллинейном, и, когда машины покинули аэропорт, Куллинейн спросил у Веред:

– Ну?

– Он произвел на меня впечатление. Моложе и умнее, чем я думала.

– Обожди, ты еще увидишь, как он умен.

Эта возможность представилась им на полпути, когда Зодман выскочил из машины Элиава и перебрался к Куллинейну.

– Два великолепных человека, – сказал Зодман, устраиваясь в салоне. – Любого из них я бы тут же взял к себе в магазин. Этот Табари – сплошное обаяние. Попытался запудрить мне мозги лестью. Элиав – сгусток энергии. Надеюсь, Джон, вы платите им достойное жалованье?

– Он держит нас на голодном пайке, – бросила реплику Веред.

– Ну, если они и в самом деле так хороши, как смотрятся, то лет через шесть или семь прибавьте им по пять долларов. Это к вам тоже относится, мисс Бар-Эль.

– Миссис.

– Этот вопрос с оплатой на археологических раскопках самый запутанный, – сказал Зодман. – После вашего отъезда, Джон, я попросил мисс Крамер доставить мне отчеты о всех самых важных раскопках в этом районе – Маккалистер, Кеньон, Ядин, Олбрайт… – Он отбарабанил еще десяток имен.

– И вы все их прочитали? – изумилась Веред. – Эти большие толстые фолианты?

– Большие и дорогие фолианты. На книги я потратил почти столько же, сколько на вас, и, Джон… – Он остановился и начал выдавать тексты, которые должны были доказать, каким он может быть глупым. – Вам не кажется, что я должен увидеть деревья?

– Какие деревья? – спросил Куллинейн.

– Я выложил восемьдесят одну тысячу долларов на посадки деревьев в этой стране.

– Н-н-ну… – пробормотал Куллинейн.

Спасла положение Веред.

– Леса вон там. – Она показала рукой куда-то вправо и, чтобы отвлечь Зодмана, стала задавать специфические вопросы об отчетах археологов. Она убедилась, что Зодман не просто пролистал книги, но хорошо знаком со многими деталями.

– Они никогда не сообщают, сколько стоит экспедиция, – пожаловался он. – Нет, вношу поправку: Маккалистер все же сообщил, что продолжение работ на Гезере обходится примерно в… – Зодман извлек бумажник, не торопясь вытащил из него листок бумаги и прочитал: – «…самое малое в триста пятьдесят фунтов в месяц, что не исключает и возможных дополнительных расходов». Это было в тысяча девятьсот девятом году. И сколько в то время стоил фунт? Примерно пять долларов? То есть тысяча семьсот пятьдесят долларов в месяц… Одиннадцать тысяч за сезон. И хотя Макор куда меньше Гезера, вы обходитесь мне в пятьдесят тысяч за сезон. Как это получается?

– Маккалистер работал сам вместе с дядей Табари и платил своим землекопам двадцать один цент в день. По нашей же платежной ведомости…

Машина повернула в направлении, указанном Веред, и Зодман спросил: