#duo

— Что? — Оборачиваюсь и вижу откровенные, полные горечи, глаза отца.

— Я полюбил Инну... Полюбил, хотя считал, что после смерти твоей мамы этого никогда не случится, но так распорядилась жизнь. Или — моё сердце. Я знаю, ты всегда считала меня сильным человеком, — отец виновато качает головой, — но даже очень сильный мужчина не всегда может быть до конца сильным. В этом сложно признаться себе… Но ещё сложнее сказать об этом взрослой, независимой дочери… Ты прости меня, — беспомощно заканчивает отец, — но постарайся понять, что никто не может прожить жизнь в одиночестве. Даже ты. И уж тем более я.

Отец опускает голову. И в его позе столько неподдельной тоски и отчаяния, что меня пронзает острая игла жалости.

— Папа, — я делаю шаг к нему, обнимаю его за плечи и крепко прижимаюсь к его широкой спине. — Я... — ищу правильные слова и никак не могу их найти. — Прости, папа. Я не хотела.

— Я знаю, — отец похлопывает меня по руке. — Всё хорошо, детка...

— Ну что, вернёмся к договору? — Сконфуженный моей лаской и своей откровенностью отец водружает очки на нос, а я присаживаюсь рядом. Смотрю, как длинные папины пальцы пролистывают страницы, как он внимательно вчитывается в текст. Иногда его полные губы шевелятся, и я понимаю, что папа повторяет про себя какую-то формулировку. Временами он возвращается к странице, которую уже видел. Наконец, откладывает листки в сторону и внимательно глядит на меня.

— Что? — пытаюсь прочитать свой приговор на лице отца. — Всё очень плохо?

— Знаешь, что интересно? — отец задумчиво покусывает зубами металлическую дужку очков. — Я, конечно, не в курсе всех твоих знакомств, но вот этот твой знакомый сделал всё, чтобы защитить тебя.

Ощущение такое, что отец окатил меня из ушата ледяной водой.

— Что? — тупо перепрашиваю я.

— Повторяю: договор, составленный твоим таинственным знакомым, защищает тебя абсолютно. Умный он, этот твой знакомый, ничего не скажешь. — Папа усмехается и качает головой. — И хотя формулировки в договоре явно писал юрист, но составлены они со слов того, кто отлично знает, как устроены все схемы бизнеса... Кстати, ты поняла, в чём суть соглашения?

— Да. То есть нет... Пап, я не знаю, — бормочу я, не в силах осмыслить, что Герман Дьячков, оказывается, играл за меня.

— Тогда позволь мне тебе кое-что объяснить: подписав этот договор, твой Бергер не сможет оспорить долю, переданную тебе. Единственное, как он может получить её обратно — это если ты подаришь её ему. Сама. Причём сделаешь это добровольно.

Далее отец начинает сыпать юридическими терминами, втолковывая мне что-то о неотторжении, а я проваливаюсь в звенящую тишину, за которой звучит твёрдый голос: «Защита моих инвестиций и моих должников, это, Катя, как раз моё дело».

— Так что это за знакомый? — находит меня настойчивый голос отца. От ответа меня спасает появление Инессы.

— Пойдемте обедать? — робко предлагает она.

— Сейчас. Спасибо, тёть Инна, — на автомате отвечаю я. У Инессы радостно вспыхивает лицо, но мне не до её эмоций.

— Руки помою и вернусь. — Я ищу в кармане джинсов мобильный, чтобы позвонить Дьячкову и спросить его, а что, собственно говоря, у нас с ним вообще происходит?

— А может, ты потом поговоришь со своим знакомым? — фыркает отец. Инесса переводит умоляющий взгляд с меня на стол, накрытый, как на празднике.

— Ладно, только руки помою, — в конце концов смиряюсь я.

Отец благодарно кивает. Инесса улыбается.

В четыре часа дня, еле встав на ноги после обильного обеда, я начинаю собираться в обратную дорогу.

— Возьмёшь с собой что-нибудь, Катенька? Пирожок, курицу или, если хочешь, я тебе всего понемногу заверну? — предлагает Инесса.

Помедлив, киваю. Инесса с готовностью скрывается в кухне, а отец идёт провожать меня.

— Так может, всё-таки расскажешь мне про своего знакомого? Скажи хоть, как его зовут? — Папа суёт руки в карманы брюк и не сводит с меня прокурорского взгляда.

— Да нечего особо рассказывать, — пожимаю плечами я. — У него всё, как у всех: друзья, коллеги, работа. Два глаза, один нос, один рот.

— Да? Ну ладно. Может, потом расскажешь… или к нам его привезёшь, — невинным голосом говорит отец. Я фыркаю: мой отец в своём репертуаре. — А как у вас с Дмитрием дела? — Вот тут я замираю с поднятой в воздухе ногой и жду продолжения. — Я слышал, у твоего жениха проблемы с сервисным центром?

— Ты всё-таки не удержался, чтобы не навести справки, да? — прищуриваюсь я.

— Ну да. Но чуть-чуть. Немножко. Совсем. — Папа складывает указательный и большой пальцы, пытаясь наглядно продемонстрировать мне это его «немножко».

— Ну, и что же ты выяснил? — поворачиваюсь к отцу.

— Выяснил, что твой Димка свой бизнес почти в трубу продул, — преспокойно заявляет папа. — Откровенно говоря, Бергер твой мне никогда не нравился, но это твой выбор, который я должен уважать, но…

— Папа, пожалуйста, не отклоняйся от темы. Так что там не так с его бизнесом?

— Ну-у, — тянет отец, — в общем, штука в том, Катя, что при создании этого сервисного центра поручителем перед партнёрами группы компаний «Volkswagen» выступал некто Соболев, — папа задумчиво чешет нос, — Соболев Артём Александрович, москвич, восемьдесят девятого года рождения. Твой ровесник, можно сказать. Договор, что ты мне привезла, случаем не он ли составил?

— Что? — удивляюсь я. — Нет. Конечно, нет. Я в глаза его не видела, этого твоего Соболева.

— Ну, хорошо… Кстати, к счастью для Соболева, я тоже его не видел.

— Почему «к счастью»? — фыркаю.

— Потому что в его действиях нет ничего криминального, — усмехается папа. — Но я всё-таки обратился к кое-кому. В общем, после создания центра этот наш Соболев куда-то пропал, а коммерческая структура, задуманная им и полученная твоим Бергером в результате дарственной его бывшей жены, начала разваливаться, и...

— Так, стоп. Подожди. Вообще-то, Димка рассказывал мне, что он сам создал свой центр, — непримиримо складываю руки на груди.

— Ну, Димка твой действительно вкладывал в бизнес много сил и времени, но уже после развода со своей, теперь уже бывшей женой, — невозмутимо произносит папа. — А сначала была дарственная от его жены.

— И зачем, по-твоему, была нужна эта дарственная?

— Точно не могу сказать. Но, видишь ли, в своё время мне твой Бергер поведал несколько иную историю. По его словам, он и его бывшая жена вкладывали деньги поровну, но записан этот центр был на Аллу. А когда они разошлись, то Бергер твой побоялся, что Алла попытается претендовать на часть его дела. И вот тогда Бергер попросил Аллу закрыть этот вопрос дарственной.

— Да? Гм… Ну, продолжай, — сую руки в карманы.

— А нечего особо продолжать. Твой Бергер сейчас в долгах, как в шелках, — преспокойно заявляет папа. — И, как я понимаю, единственная возможность для твоего Димки спасти сейчас этот центр — это отписать тебе ту его часть, на которую не смогут наложить лапу ни банк, ни конкуренты… Катя, а может мне деньгами вам помочь? Ты только скажи, сколько надо.

«А вот это очень хорошая мысль», — внутренне ликую я. Но, сообразив, что тогда мне придётся выложить отцу, что Димке требуется два миллиона, пинками отгоняю от себя эту идею.

— Я подумаю и перезвоню, хорошо? — в очередной раз «перевожу стрелки».

— Ну, как скажешь. — Папа морщится от осознания факта, что я не заглотила наживку, и открывает мне дверцу «ауди». — Но если что-то будет не так, то сразу ко мне, ясно? И ещё мой тебе совет: прежде, чем подписывать договор, поговори-ка по душам с Бергером. Что-то он крутит, по-моему…

От ответа меня спасает появление неугомонной Инессы с необъятным пакетом в руках.

— Вот, я собрала тебе, Катенька, — она протягивает мне подношение, после чего, не претендуя ни на мой поцелуй, ни на объятия, отступает в сторону.

— Ладно, папа. Впрочем, спасибо за совет. — Я целую отца и перевожу взгляд на Инессу. — До свиданья, тётя Инна. — Медлю, но всё-таки быстро чмокаю её в мягкую, абсолютно лишённую косметики, щёку. — Спасибо, — бормочу я.